Мне кажется, я прожил жизнь в снегу,
в пространстве белом, скрытом ночью тёмной.
Пытаюсь вспомнить в роще заметённой
зелёный сонм листвы — и не могу.
Я видел мир, на лёд стекла дыша,
покуда стужа ночь окон гранила.
Но мехом внутрь повёрнута, душа
под мертвым пеплом жар ещё хранила.
Как тысячи плетей секла метель -
и сквозь неё, дрожа, летел мой поезд
отчаянный, в котором я хотел
настигнуть в ад смещающийся полюс.
А вслед скользила вся моя страна,
не расставаясь со своею тайной
в беспамятстве, в бреду — обречена
на вечный сон в гробу зимы хрустальной.
Спят прадеды в полях забытых битв,
под настом чёрствым, только воем вьюги
оплаканы - за это, может быть,
нас Дант и поселил в девятом круге.
Глух сон долин, не помнящих травы.
И смутен вдалеке, как мысль о Боге,
огонь жилья, в котором спят волхвы,
из виду потеряв звезду в дороге.
Просторов этих отогреть нельзя -
и впредь здесь ни кристалла не растает.
Лишь оспину саднящую оставит
моя, на снег упавшая, слеза.