Есенин без вранья...

Пётр Антропов
 
                Большое видится на расстоянье.
                С. Есенин
               
                Любимый  «враг народа»

     Мое первое знакомство с Есениным было неожиданным и удивительным. Точнее, вначале я познакомился с его стихами. Это было эдак полсотни лет назад. Старший брат, приехавший из армии на побывку с Дальнего Востока в нашу маленькую латгальскую деревеньку,  бесхитростно читал матери  незнакомые доселе стихи:
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет...
    Было в них что-то удивительное, теплое и щемящее душу. И мне казалось, что это он написал их для нашей матери. А когда  стал  позже расспрашивать брата,  не он ли автор, он потрепал меня по плечу и с грустью ответил:
     - Нет, брат, не я. Куда мне до него. Это- ЕСЕНИН.
     Вот так  паренек из провинциальной Латгалии впервые был очарован  поэтом, которого  только-только начинали  открывать не только в Латвии, но и в новой советской России. И не знаю, как бы сложилось дальше мое отношение к Есенину, если бы у меня тогда была возможность взять в библиотеке сборник его стихов или расспросить учителя литературы о том, что это за поэт такой Есенин.
     Но учитель мне сказал: «В программе такого поэта у нас нет, я и такой фамилии не слышал. Наверно, какой-то непризнанный  российский рифмоплет-самоучка».
     А в библиотеке меня и вовсе огорчили: «Никакого Есенина у нас не было и не ожидаем. Может быть, вам что-то другое предложить?»
      Другое меня почему-то не интересовало. Вот я и стал упрямо допытываться, что это за такой поэт, который пишет такие удивительные стихи и которого никто не знает в Латвии. Каких только домыслов я не наслышался  тогда о Есенине.
     - Это враг народа и сын кулака, - на полном серьезе убеждал меня школьный сторож - Мне об этом один партиец рассказывал.
      - Пьяница и бабник, вот кто твой Есенин, - разъяснял заезжий лектор.- С такими нам не по пути. Читай лучше Маяковского. 
       Однако от одного соседа, ветерана, прошедшего всю войну, я услышал и другое: «Не верь им, сынок. Это - совесть народная. Так нам политрук говорил. А он сам из Рязани, значит,  земляк Сергея Есенина. Он нам такие стихи читал - всю душу переворачивали. По ним мы учились любить и понимать Россию. Я вот по памяти парочку записал, возьми почитай, только никому не показывай, а то в переплет можешь попасть».
     Сегодня во все это трудно поверить, но даже в конце пятидесятых годов такое отношение к Есенину было вполне закономерно.  Тридцать лет замалчивания, прошедшие после его смерти, односторонняя партийная трактовка поэзии и самой личности Есенина не прошли зря. Одни шарахались от него как от прокаженного, другие беззаветно любили этого необычного «врага народа».
     Неудивительно и то,  что тогда в библиотеках не было ни стихов Есенина, ни книг о нем. Их тогда просто не издавали.  А читать его стихи публично было рискованно - могли из комсомола или из партии исключить как политически неграмотного.
      Но запретный плод всегда слаще. И поэтому не случайно, что стихи его ходили в народе в корявых рукописях, передавались из уст в уста и доходили даже до Латвии. Уже и тогда его стихи редко кого оставляли равнодушным.
      Именно они подтолкнули и меня самого взяться за перо и попробовать свои способности в стихотворчестве. К своему счастью, я вскоре понял, что не каждому дано быть Есениным, как бы он ни старался. Правда, писать стихи совсем не бросил и как-то даже участвовал в семинаре молодых поэтов, который проводил Союз писателей Латвии. Там меня беспощадно раскритиковали за  «подражание Есенину». И хотя для меня это была лучшая похвала, я  с тех пор стал реже писать стихи. Ведь если Есенин в одном из своих стихотворений сказал: «И без меня в достатке дряни...», то что было говорить мне о моих скромных попытках.
    Уже позже мне стали говорить, что мои стихи чем-то напоминают есенинские. А один поклонник даже предложил  такое объяснение моего увлечения Есениным, есенинских мотивов и даже внешности,
поскольку в молодости в моем внешнем облике проскальзывало что-то есенинское.
 - Ты же точно не знаешь, откуда бежали триста лет назад в Латвию из России твои предки-староверы, - говорил он.- А может, из Рязанской губернии? И представь себе: твои пра-пра-предки  были в родстве с пра-пра-предками Есенина. Вот в тебе и дает знать блуждающий ген.
    Пусть это остается на совести исследователя-любители. Хотя чего не бывает. Так, например, в тридцати километрах от нашей деревеньки свою юность провела Галина Бениславская, самая преданная поклонница Сергея Есенина. Но одно можно сказать точно: творчество и жизнь Сергея Есенина вольно или невольно отложило свой отпечаток и на мои стихи, и на многие поступки.


                Последняя  надежда  Геббельса
 
       Желание разобраться в том, кем же был в действительности Есенин как человек, как личность, что двигало им в те  не менее сложные годы,  оказалось куда сильнее. Уж больно хотелось восстановить историческую справедливость по отношению к любимому поэту. Признаюсь честно, одно время даже мечтал написать книгу о нем для серии «Жизнь замечательных людей».
   Вот и я стал ездить на родину поэта в село Константиново, встречаться с его земляками и близкими, открывать для себя подлинного Есенина, собирать и анализировать всевозможные публикации  о нем, которых становилось все больше и  больше. И в чем-то мои усилия оправдали себя. Мне довелось познакомиться с сестрами Есенина, с его дочерью Татьяной и сыном Константином, с прославленной Шаганэ, не раз бывать в гостях у Августы Миклашевской, которой Есенин посвятил цикл стихов «Москва кабацкая», беседовать с близким товарищем Есенина Рюриком Ивневым, с Ильей Шнейдером, который руководил студией Айседоры Дункан, и многими другими современниками поэта.
      Вначале меня удивляло то, как охотно и откровенно они делились своими впечатлениями о встречах с Есениным с каким-то провинциальным журналистом. Но постепенно понял, что долгое время их не баловала своим вниманием журналистская братия. Да и журналист из Латвии, по российским меркам, был почти что из-за границы. Некоторых из них мой интерес даже умилял: «Смотри, даже в  Латвии интересуются Есениным».
       А как оказалось,  и в Латвии немало связано с жизнью и творчеством Сергея Есенина. Еще в 1915 году Есенин писал своему другу Анатолию Мариенгофу (автор «Романа без вранья) :
 «Говори им, что еду в Ригу бочки катать. Жрать, мол, нечего. А в Петербург загляну на денек, на два, пока моя партия грузчиков подберется».
     Но жизнь сложилась так, что Есенину не довелось стать грузчиком и работать в Риге. Правда, позже, в августе 1923-го, он все же побывал в ней проездом, когда возвращался в Россию из Парижа.
     А вот  сын Есенина не раз бывал в Латвии и даже участвовал в ее освобождении от фашистов.  В освобожденной Лиепае комсоргу батальона Косте Есенину  вручили орден Красной Звезды.
      В Риге впервые в годы Великой Отечественной войны были изданы  и стихи Сергея Есенина на русском языке. Правда, готовили их к печати не рижские подпольщики, а... пособники немецких оккупантов. Готовили по заданию Геббельса, советники которого считали, что стихи Есенина предвещают гибель России и их распространение среди красноармейцев будет способствовать росту среди них пораженческих настроений. Вот уж поистине - свой среди чужих, чужой среди своих.
       И это далеко не единственная историческая несправедливость, которая выпала на долю великого русского поэта. Я подчеркиваю «великого». Сейчас, когда завершился ХХ век, особенно ясно стало, что рядом с ним в современной русской поэзии и поставить некого. Если в ХIХ веке тон поэзии  по праву  задавал Пушкин, то в ХХ веке - Есенин. Это все чаще признают и поэты и литературоведы.
      И чем яснее я осознавал величие и глубину его поэзии, тем больше меня мучили сомнения, а готов ли сказать что-то новое, свое о загадках жизни  и бессмертия, таланта и любви Есенина?
    Ведь, как верно сказал Евгений Евтушенко: «И про отца родного своего мы знаем все, не зная ничего».
   Тем более что в 1995 году,  к 100-летию со дня рождения  Есенина вышла книга о нем в серии «Жизнь замечательных людей». Ее написал известный поэт и писатель Станислав Куняев. Хорошо написал, с любовью и уважением к многострадальному певцу России. Но в чем-то с ним можно и сегодня поспорить, в чем-то дополнить. Ведь истина лежит не посередине - она всегда где-то рядом. Где-то рядом с легендой, которую вольно или невольно создают о поэтах время и люди.
               
                Тайна сия велика есть...
    
      Кого из нас не мучил вопрос, почему одни люди  рождаются, или точнее говоря, становятся сапожниками, а другие - поэтами? Почему они рождаются  именно в этом месте, а не в каком-то другом? Почему они рождаются именно в это время, а не в какое-то другое?
   Ни на один из этих вопросов даже современная наука пока не дала точного ответа, кроме ссылок на теорию вероятностей.
   До сих об этом можно лишь сказать словами апостола Павла: «Тайна сия велика есть...». Точно так же  можно ответить и на вопросы, для чего родился Сергей Есенин в селе Константиново Рязанской губернии на исходе ХIХ века.
     Эти вопросы мучили и самого Сергея, который в одном из стихотворений спрашивает сам себя: «Кто я? Что я?».
     На эти вопросы пытался найти ответ и его отец Александр Есенин, который как-то озадаченно отозвался о своем сыне: «Он не такой, как мы. Он Бог его знает кто».
      Действительно, когда сталкиваешься с таким талантом, который появился невесть где, в обычной семье, в глухой провинции, то невольно приходишь к выводу, что на то был Божий промысел.
    Наверно,  не случайно это отмечает и А. Соложеницын после своего первого приезда в Константиново:
    «Я иду по деревне, каких много в России, где и сейчас заняты хлебом, наживой, честолюбием перед соседями, и волнуюсь: небесный огонь когда-то опалил эту окрестность и еще обжигает мне щеки сегодня.
    Какой слиток таланта метнул Творец сюда, в эту избу, в сердце деревенского парня, чтобы тот, потрясенный, нашел столько материала для красоты- у печи, в хлеву, на гумне, за околицей, красоты, которую тысячу лет люди топчут ногами и не замечают».
     Вот и я думаю, что Есенин появился не случайно в то смутное и тяжелое время, когда по России прокатилось три войны и три революции.  Пришел, чтобы хоть немного согреть ожесточившиеся сердца людей, сделать их  добрее и  отзывчивее на чужое горе и беду.
    Он это чувствовал это и сам. Не случайно в одном разговоре выразился так:
«А я что? Я - божья дудка. И мне положено дудеть...».
    
               
                Загадки и мифы любви

    Есть два расхожих мифа о любви Есенина. Один говорит о том, что в творчестве поэта преобладает любовная лирика, второй приписывает ему славу русского Дон Жуана.
       Первый из них оспорить совсем несложно. Стоит на досуге хотя бы механически пересчитать любовные стихи и стихи, проникнутые любовью к родине, березкам, полям и «братьям нашим меньшим», и окажется, что вторых намного больше. Правда, этот феномен некоторые литературоведы пытаются опровергнуть с помощью Фрейда. Мол, эти стихи сублимированы из неудовлетворенной любви Есенина к женщинам.
    Не верю. Сужу не только по мнению современников Есенина, но и по собственному опыту. Мне тоже не раз доводилось страдать из-за безответной любви. Но в такие минуты меня почему-то не тянуло писать ни о березах, ни о рябинах ни о прочих представителях флоры или фауны.
     Да и сам Есенин, которого трудно заподозрить в неискренности,  очень четко определил соотношение любовной и гражданской лирики.
«Моя лирика,- писал он, - жива одной большой любовью к Родине. Чувство Родины- основное в моем творчестве».
     Если подумать, то несложно понять, почему мнение некоторых любителей музы Есенина расходится с мнением самого поэта. Им просто  больше нравится любовная лирика, они ее лучше знают и недооценивают стихи, наполненные другой любовью, любовью к родному краю, к России.
      Сложнее обстоят дела с другим мифом. Действительно, на первый взгляд, кажется, что Есенину свойственно какое-то поверхностное, легкомысленное отношение к женщинам, которые вошли в его жизнь, в его стихи. Он и сам порой дает повод так думать, когда пишет:
Может, поздно, может, слишком рано,
И о чем не думал много лет,
Походить я стал на Дон-Жуана,
Как заправский ветреный поэт.
      А кое-кому нравится считать количество его жен и любовниц. Хотя их, если  быть до конца честным, было не столь много. Мы их всех, пожалуй, знаем по именам. А если сравнить Есенина с современными  «мачо» из мира творчества, то на их фоне он выглядит ангелом. И не им упрекать Есенина за то, что он постоянно старался узаконить свои отношения с теми женщинами, с которыми был близок. Это скорее следует отнести к его достоинствам, нежели недостаткам.
    Вполне можно понять и то, почему Есенин так быстро разочаровывался в своем выборе. Человеку Есенину очень часто дурную услугу оказывал Есенин поэт. Его поэтическое воображение уже с первой встречи настолько идеализировало и поэтизировало новую избранницу, что ни одна из них не дорастала до идеала, рожденного фантазией поэта. Быт и проза жизни убивали влечение и рождали новое разочарование. Он то и дело пытался себя остановить в  бесплодных поисках идеала любимой женщины, но чувства брали верх:
Не в ладу с холодной волей
Кипяток сердечных струй.
     Над ним всю жизнь довлела нехватка любви, которой  Есенину явно не хватало в детстве. Так сложилось, что с четырех до девяти лет он рос, по сути дела, без матери и отца, с дедом и бабкой. Отец подрабатывал в городе, а мать была изгнана из дома и жила вдали от сына. И хотя в этом таилась не столько ее вина, как беда, те годы не лучшим образом сказались на характере Есенина и в зрелые годы.
      Трудное детство, лишенное материнской  ласки и отцовской заботы, не научило его любить по-земному, но зато заложило неиссякаемую потребность в любви. Он учился любви всю жизнь. Мучил себя безнадежными поисками сказочной жар-птицы. Мучил других. Обижался. Дерзил. Отчаивался. Снова влюблялся со всей страстью и мужчины, и поэта. Но всегда его натура требовала еще большей любви к себе.
        И не нашлось ни одной женщины, которая бы поняла всю глубину его личной трагедии и смогла дать ему столько любви. Об этом очень верно и самокритично сказала Августа Миклашевская, одна из несбывшихся надежд поэта:
       - Я видела, как ему трудно, как он одинок. Понимала, что виновата и я, и многие любившие его. Никто из нас не помог ему по-настоящему. Он метался. Он шел к нам. С ним было очень трудно. И мы отходили в сторону, оставляя его одного.

                Далека до истины дорога 

      Долгое время существовала одна официальная версия гибели Сергея Есенина: уставший и спившийся поэт повесился 28 декабря 1925 года в Ленинграде в гостинице «Англетер». Ее сторонники расходились лишь во мнениях по поводу причин самоубийства.
      Но параллельно среди есенистов, особенно в послевоенные годы, потихоньку  стала набирать силу и другая горькая версия: Есенина убили, то ли «зиновьевцы», то ли «троцкисты», поскольку он знал что-то нехорошее о партийных вождях того времени. А сегодня этой версии уже придерживаются не только серьезные литературоведы, но и опытные следователи.
      Где же истина? Кто рискнет дать ответ на этот вопрос? И не просто ответит, но и убедительно докажет, что это было так и никак не иначе? Ведь за 80 лет вокруг преждевременной гибели Есенина столько исследований и домыслов наворочено, что о них можно не один «Роман без вранья» написать. А если верна вторая версия, то ее соавторы немало сделали и для уничтожения следов своего неблаговидного дела.
       Попробуем и мы проанализировать состоятельность этих версий. Исходя из тех материалов и свидетельств современников Есенина, которые довелось изучать, я вынужден признать, что причины для самоубийства у Есенина были. И немало.
      Время на его долю выпало сложное - три войны, три революции. Его любимая патриархальная деревня, которую он воспевал, нищала и рушилась. А в городе сытые нэпманы куражились и покровительственно похлопывали известного поэта по плечу. Партийные бонзы то и дело вцеплялись друг другу в глотку. Не отставала от них и столичная пишущая братия, завидовавшая таланту поэта из провинции. А для таланта нет ничего опаснее воинствующей  посредственности. И во всем этом пытался разобраться Есенин, который хотел быть «певцом и гражданином». И не мог, и сам признавался в этом:
С того и мучаюсь, что не пойму -
Куда несет нас рок событий.
     Очень четко общественно-политическую основу  личной драмы Есенина охарактеризовал в свое время Алексей Толстой:
«Он горел во время революции  и задохнулся в буднях. Он ушел из деревни и не пришел в город».
      Особенно сильно Есенина угнетало то, что в новой деревне его стихи были менее популярны, чем агитки  Демьяна Бедного, и он с горечью пишет в стихотворении «Русь советская»:
Вот так страна!
Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
    Подозрительно к нему, как к ненадежному попутчику, относились и власть предержащие. Им явно не внушал доверия поэт, воспитанный кулаком.  Есенин дважды пытался вступить в ряды ВКП(б), и обе попытки закончились неудачно. Поэтому нетрудно понять обиду поэта, когда он писал:
   «Самые лучшие поклонники нашей поэзии - проститутки и бандиты. С ними мы в большой дружбе. Большевики нас не понимают по недоразумению».
      Власти не понимали. Поэты завидовали его популярности в столице  среди богемы. Непрошеные друзья поили вином, а женщины, образно говоря, пили его кровь. Семейная жизнь не складывалась. У деревенского парня, привыкшего к домашнему уюту, не было даже постоянной крыши над головой. Отели, квартиры знакомых, любимых и любовниц слились в бесконечную череду  бесприютности. Негде было даже побыть одному, преклонить голову, набраться новых сил.
      Он и сам признается в этом: «Живу я как-то по-бивуачному, без приюта и пристанища, потому что домой стали ходить и беспокоить разные бездельники. Им, видите ли, приятно выпить со мной. Я не знаю, как отделаться от этого головотяпства, а прожигать свою жизнь стало совестно и жалко».
      Обратите внимание на эти два последних слова - «совестно и жалко». Это отблески того внутреннего огня, который сжигал Есенина изнутри, это боль его совести и души. Не случайно он так пронзительно задает в своих стихах вопрос: «Неужель под душой падаешь, как под ношей?». Задает в стихах и отвечает драмой жизни, о которой очень ярко сказал после смерти Есенина Иосиф  Уткин:
Есть ужас бездорожья -
И в нем конец коню.
И я тебя, Сережа,
Ни капли не виню.
Бунтующий и шалый,
Ты выкипел до дна...
 Кому нужны бокалы,
 Бокалы без вина?
Шумит, цветет отчизна,
Но ты не хочешь петь...
И, кроме права жизни,
Есть право умереть.
    - А как же вторая версия об убийстве? - спросите вы.- Если признать, что Есенин сам наложил на себя руки, то для нее нет оснований?
   Простите, но я нигде не утверждал, что поэт покончил с собой. Он в силу разных причин мог сделать это, он шел к этому. Может быть, ему и удалось преодолеть кризис тридцатилетнего возраста. Ведь, судя по мнению многих современников, он в декабре 1925 года ехал в Ленинград не умирать, а начинать новую жизнь. Ему помешали. Ему явно помогли уйти в мир иной. Этому становится все больше явных и неявных свидетельств.
       Чего-чего, а врагов у него хватало и в партийных верхах, и в ОГПУ. Уж больно беспокойным и несговорчивым был поэт с замашками хулигана. Правда, за это просто могли подвести под тюрьму или расстрел. Время было смутное и жестокое. Но почему-то его не стали арестовывать, а имитировали, как считают авторы ряда исследований, самоубийство через повешение. Благо жизнь поэта давала богатую почву предполагать подобный исход. Значит, кто-то очень влиятельный не хотел шума и открытого следствия.
      Есть весьма убедительная версия, утверждающая, что этим «кто-то» был соратник  первого лица в Ленинграде Григория Зиновьева - председатель Совета Труда и Обороны Лев Каменев. Они в декабре 1925 года готовили очередную схватку со Сталиным за командные высоты. И по какому-то стечению обстоятельств в руки Есенина попала восторженная телеграмма Каменева, отправленная им в 1917 году в адрес брата царя. Ее оглашение в тот момент могло серьезно ослабить позиции  Каменева и Зиновьева в борьбе со Сталиным.
  Есенин перед отъездом в Ленинград сам проболтался о наличии у него телеграммы одному знакомому, который, как выяснилось позже, был связан с ОГПУ. А дальше начинается цепочка предположений о том, как было разыграно самоубийство Есенина. Тем более, есть версия, что к трагедии приложил руку и Лев Троцкий.
     Эти версии можно и оспаривать. Но абсолютно достоверно доказано, что перед смертью Есенин был кем-то избит. В его номере видны явные следы обыска. Ряд его вещей и бумаг бесследно пропали. Осмотр места предполагаемого самоубийства и следствие были проведены из рук вон плохо. Гостиница «Англетер» в то время являлась своеобразной  опорной точкой ОГПУ, и приезд в нее Есенина даже не был зарегистрирован. Еще не закончилось следствие, как по газетам прокатилась волна некрологов о самоубийстве Есенина.
      Но на этом таинственные и труднообъяснимые события , связанные с так называемым самоубийством поэта, не закончились. Через некоторое время и даже годы при странных обстоятельствах погибли или были расстреляны почти все, кто  участвовал в следствии или выступал свидетелем.
  Зверски была убита и жена Есенина Зинаида Райх, которая, видимо, что-то тоже знала о подоплеке этого зловещего ленинградского дела.  О чем-то догадывалась и мать Есенина. Не случайно она в день похорон заказала по сыну панихиду. А верующие, как известно, самоубийц  не отпевают.
      Вот и судите, какая из версий вернее. Я думаю, что  еще долго будет существовать и та и другая. Может быть, появится и какая-то новая. Уж больно далека порой дорога до истины. Многое унесли в Лету и три десятка лет замалчивания самого талантливого поэта советской России.
     Несомненно и то, что со временем мы узнаем много нового о жизни и смерти, о творчестве  Сергея Есенина. На смену есенистам старшего поколения  придут новые любители и почитатели его творчества.
  Они тоже будут искать ответы на загадки жизни и смерти поэта. Они будут, наверно, более умело открывать Есенина для себя и своих современников. И их оценки, думаю, будут строже и точнее. Ибо, как сказал Есенин: «Большое видится на расстоянье».
                Петр АНТРОПОВ