Крики, писки, фаски,
Визги, возгласы толпы
Посреди рябых бурьянов,
Посреди любых капканов,
Едет Нестор Стереганов
В середине тьмы.
Он покуривает мерзко,
Он чадит дымком на лошадь,
Он пересекает площадь
На карете из ольхи,
И идут дымы из фрески,
И в руках его - стамеска.
И его движенья резки
И лихи.
Одеяние небрежно
На пальтухе привкус пива
Сапоги его тоскливо
Нажимают на бревно.
Он колотит лошадь нежно.
Лошадь цокает зубами
В ожиданьи позитива
В ожиданьи всё равно.
Едет Нестор Стереганов
На завод, где производят
Всяки ядерные вещи
И ядрёные дела.
Тыщи, плечи, дол трепещет
Дол трепещет, крикнуть нечем,
Лошадь пляшет через печи,
Закусивши удила.
Через атомные домны
И амбары, через домры,
Через доменные дамбы
И дымящие дома,
Колесо повозки крутит
Непонятная по сути
Но понятная по жути
Тьма.
И въезжает на заводы
Чрез приветственные шапки.
И рабочих рдеют робы
Где ревёт гудок цехов.
Вот, смотрите, вы, уроды,
К вам приехал Стереганов
Замминистра Стереганов -
Бог.
Люди падают в грязину,
Люди лозунги вздымают
И детишек поднимают
Ближе к лошади, туда,
Где товарищ Стереганов
Сквозь окно и сквозь осину
Осененье им ладонью,
Дал.
Подают ему большие
И огромные подарки,
Бабы прячутся под арки
И в благоговении
Чешут, молятся и плачут.
Что же, боги, это значит?
Бабы гладят своё тело,
Веря о прощении.
Тут из чёрной той повозки
Кончик красного изъяна,
Зачинанье матерьяла
Высунулось вкривь.
Это красная дорожка!
И трясутся суки-дрожки.
Воля массы обуяла,
Жизнь.
Замминистра Стереганов
В окружении наганов
В окружении стамесок
Ядовито вылез в мир.
Он вышагивал нелепо
Чрез дорожку, через репу,
Хлебы, соли и минтаев.
Он кумир.
И народы расступались
В ожидании суровом.
Будто с маминой из спальной
Стереганов выходил.
Он взобрался на трибуны.
Вечный, тучный и хрустальный.
Микрофон его вокальный
Зафонил.
И уши взринулись повыше,
Глухие к приторным речам.
И кто-то слушал, кто-то слышал,
А кто-то даже прокричал
О том, что врань и ложь исходят
От замминистра пятый год.
"Хочу прожить хотя бы годик
Без невзгод!"
Здесь люди в чёрных рукавах
Схватили лютого беднягу,
Найдя в толпе его слова,
Найдя в толпе его лицо,
И утащили в передрягу,
Туда, откуда не ворОтят,
Туда где в шахтах трупом бросят,
Убьют и мнения не спросят
Детей, отцов.
Притих народ и вслушался добрее,
И не хотелось никому повтора.
Оратор раздавал хвалы евреям
Среди завода дымного простора,
Оратор поправлял свой шарф на шее,
Неслись большие, белые слова,
О том, как наш солдат сидит в траншее,
О том, какая наша голова,
В которой новые идеи для прогресса,
В которой свежие проступки интереса.
Аплодисменты в первый раз взорвали площадь,
А после уж тот шквал и не стихал.
И кто-то тихо всё записывал. В стихах.
2.
Медальон на шее у Насти,
Висел, как поражение миров.
Как насмешка всех тех, кто здоров.
Как усмешка всех тех, кто жив.
Ведь теперь лишь ножи, ножи
И ненастье.
И лежит она с милою шейкою
На поляне под выцветшим клёном.
Кровь из шейки сливается змейкою
Во саду, во саду во зелёном.
Бесконечная, юная молодость
Была варварски прекращена
Что смотрели, куда же мы думали?
Неживая она.
И лежит она, юная Настенька
У камней, у колючек, ручья,
Кто-то ткнул её ножичком мастерски,
Но позвольте, а чья она? Чья?
У неё есть жених пролетарского
Жизнечувствия. Славненький он.
Есть любовь и инстинкт есть в нём дарственный-
Это он подарил медальон.
И не он укокошил любимую
И не он резанул её плоть.
А теперь каждый день над могилою
Будет он её травы полоть.
Разыщите, убейте убийцу вы,
Разыщите в широтах любых.
Разгоните блестящими спицами
Этот режуще-мстительный стих.
И рыдает жених над несчастною,
Гладит груди и очи её.
А над страшной поляной печально
Только ветер, лишь ветер снуёт.
И тогда кулаки наполняются
Непомерною силой дрожат.
Он почти что уже не печалится
Его разум в деснице зажат.
Он срывается с места на поиски
Он бежит за убийцею и
У исхода из леса напорется
Он на свеженький след колеи.
И на этих следах кровь весомая
И полощется за колеёй
И топорщется за колеёю
Змеёй.
3.
"Как славно любить какашки! -
Стереганов помощнику шепчет -
Как славно кусать дерьмище
..Как правильно: чёт или нечет?..
Как славно купаться в ангаре,
Наполненном слёзами хворых!
Как славно мечтать о наваре,
Быть вОром!"
Стереганов помощнику шепчет,
И помошник кивает главою,
И его сердце бьётся всё шибче
Он от этого разве не воет.
Он хозяина слушает сладко
Он не чает души в нём и духа,
Его преданность точно палатка,
Что на скалах ветрами продута.
Он не чает души в нём и сердца.
Их карманы - палатка для дУхов.
«Принеси-ка нам водки и перца!
Эй, старуха, дрянная старуха!»
Так бабуся подносит им выпить,
Отдыхающим после дебатов,
Отдыхающим после работы,
А они голосят, точно выпи.
Они шлёпают бабку по ляжкам,
Они хавают жареных уток.
Они хлопают бабку по ляжкам
И зовут проституток.
А пока доставляют им женщин,
А пока доставляют им голых,
Стерегалов помошнику шепчет,
Поминутно кряхтя от уколов:
"Я убил эту девушку Настю,
Наказал эту юную деву.
Вот такие, дружочек, напасти.
Превосходное тело".
4.
Панибратские козни и страсти,
Пролетарские козы и плети,
Переплёты от подобострастий
Старики, иногда ещё - дети.
По проспектам и около фабрик,
Свирестели, грачи и вороны.
И портянки, и сварочный фартук
На проспекте Обуховской обороны.
И идёт он, не внемля глазищам,
Под повозки, а то - под автобус.
Мы всё время чего-нибудь ищем,
К поражениям не приготовясь.
И идёт он сквозь лужи и блики
Огромадных торговых построек.
Он хранит этот город великий,
Он храним. Он серьёзно настроен.
Он идёт по следам от телеги
Неустроенно вдавленным в жижу.
А навстречу - то баба, то егерь,
Что орёт: "Ничего я не вижу".
Он следит за глазами, за нюхом,
Он следит за путями убийцы.
Он кивает смеющимся шлюхам,
Вынимая топор из петлицы -
Как Раскольников Родька, приделал
Топорище внутри своей куртки.
На Неве каравелла свистела.
Он всё шёл, рассевая окурки.
Месть за юность и тёплые взгляды,
Месть за сумрак и нежности суток.
«Будь ты проклят, убийца проклятый!» -
Ему месть заменила рассудок.
Месть ему заменила и память,
Заменила, почти не оставив.
Выжигается полымем пламя -
Эта истина слишком простая.
Он не помнит ни слёз, ни улыбок,
И ни запаха тока у кожи.
Прошлый мир удивительно зыбок,
Только месть всюду греет, похоже.
Но не суть, и не надо бояться.
Умоляем: убейте, успейте.
И дедок удивился, продающий яйца
На близлежащем проспекте.
5.
Исповедь жениха.
Неисповедимы грехи мои,
Путь от тополя опоим
Красками ненависти
Красками мести,
И я уже не помню, как мы стоим
У ночного огня
И моей невесте
Не помню гимн.
Господи, я знаю, что я заменён отмщеньем
И что больше я ничего не знаю
И когнитивный диссонанс, прошу прощенья,
Меня мает.
Выбрать одно из двух – убить
Выбрать одно из двух – простить
Но - ни то и ни то невозможно.
Нужно действовать осторожно,
Чтобы не накозлить.
Я отворяю очеса и вижу беспредел,
Я наблюдаю то, что если я прощу,
Я буду помнить её, но буду помнить его,
Если не отомщу.
Щуп
Как будто бы
Понимаешь ли – в душу сел.
Эта карусель
Неизбывных противоречий людских
Хлопает, как гробы,
Хлюпает, как кисель
Тоски.
Я по досточкам переступаю – топ, топ...
У меня нагрузка: топор, топор
Понимаешь ли, Господи: я - потоп
С некоторых пор.
И мне не прижать милой спины больше
Или милого живота,
И не отведать впредь мне лосиный борщ,
Проскальзывание рта.
Дальше, возможно ведь, пустота,
А раз так:
Пусть меня или удержишь или отпустишь ты
Я не боюсь ни подземелий, ни высоты,
Не измеряемый, я уж почти остыл.
Пусты посты.
Постой!
Ты говоришь, подставить другую щёку?
У меня уже нет ни единой щеки.
Я ещё не переварил шока
Пыльного шока мешки.
Знаешь,
Я не переставал мечтать.
Я не переставал залезать на амбары рассвета.
В детстве я с папой хотел летать,
И с мамой летать. Но не только это.
Ещё я хотел ощутить тепло,
Большее, чем батареи осенью.
Чтоб человеческое тепло текло.
Так я встретил тело не с проседью
Так я встретил душу до самых звёзд
И голубых глаз восторженные плакаты
Кричащие ночи истомы, слёзы
Будущее «когда-то».
Оно всё время отдалялось, росло,
Тем не менее, вечно бывало с нами.
Мы то превращались в лодку, в весло,
А то - мы были слонами.
А то – одним слоном в мотыльках,
А ещё она говорила лестно.
Как? Как? Но как?
Где же моя невеста?!
6.
Описание Насти.
Если бы можно было поднять огневой костёр,
И все земли света в него положить,
Её бы спасал водяной осётр,
И она бы продолжила жить.
Как на экране синематографа,
Цвет - не определяющее для красоты.
Она была так прекрасно подобрана,
Словно флорист подбирал цветы.
И она говорила слово, чтоб засмеяться,
И улыбалась, чтобы сказать.
Возможно, она напоминала зайца.
Возможно, глаза.
Вероятно, было в ней что-то от шторма,
Трепещущего в небесах дюрали.
Когда она мягко ступала, сдвигая на окнах шторы,
Прохожие умирали.
7.
Оргия Стереганова.
Хей, рап, цоп-цобе!
Здесь гуляет райсобес!
Здесь гуляет райсовет.
Ад, рай, свет!
Понимаете, меня
Избирал народ из масс,
Чёрту я не изменял!
Раз, раз, раз!
Деньги сыплются из жоп.
Подбеги сюда, холоп!
Да не стой, как остолоп
Наливай нам кокаин –
Будем детушек пороть
Любит плоть ввергаться в плоть
Любит локоть злую злость
Что же мы стоим!
Разверзаются уста,
Арифметика проста –
Выбираем твёрдость рук,
Контролируем испуг.
В дебрях массовых сознаний
Засеваем сором луг.
Тук! Тук! Тук!
ТУК!
Вот мой крюк от вожделенья
Вот твой потный механизм
Отрезвленье – опьяненье
Вверх, вниз, вверх, вниз
Вниз!
Изнасилуем святое,
Изнасилуем запрет
Всё на свете – холостое.
Ничего святого нет.
Я в народец свой не верю,
Я херею от него.
Дай всю власть в стране еврею!
Власть - от дьявола. Во-во.
Убирайте со стола
Распалённые тела!
Эта сладкая игла
Эта сладкая игра -
Вы снимайте со ствола,
Пора!
8.
И так ли я, чалый,
В тоске одичалой,
Одним лишь раздумьем томим,
Ворвусь в эти двери,
Где любятся звери,
Спою панихиду по ним?
И так ли заводы,
И время и годы
В пустом объездном городке
Нужны нам, как боги,
Нужны нам, как ноги
И чистая водка в руке?
И как мы теряясь,
Тряся и ругаясь
Идём по дороге во тьме?
Мы много боимся,
Мы мнёмся, мы злимся,
К нам лето приходит к зиме.
И много ли нужно
Вразброд или дружно
Искать это в серой пыли?
Не лучше ли кончить,
Не лучше ли пончик?
Приблизить всё то, что в дали?
Но это нелепо:
Ни горя, ни хлеба
Не ждём за могильной плитой.
Постигнул не много –
Дорога, дорога
Дорога. И я, холостой.
И кровь закипает
И дверь пропускает
Охранник несётся в упор.
Не нужно бояться.
Не нужно смеяться.
Охранника встретит топор.
9.
Ария звезды.
Убегают синие дороги,
Засыпают путники в санях,
Подожди немного, знают боги
О тебе, о выстраданных днях.
Засыпают волны и приливы,
Мне с тобою вечно хорошо.
Ты один, сейчас тебе тоскливо.
Я ушла. Ещё ты не пришёл.
Свет зеркальный с неба пал на штору –
Это я пишу тебе, поверь.
Засыпают люди, разговоры.
Есть всего одна на свете дверь.
Там не больно, там немного ярко,
Там не жутко, только чуть жужжит.
Засыпает сельская доярка,
А на небе – звёздочка лежит.
Засыпает старый сельский столяр,
У него ещё дела, дела.
Засыпает конь в сарае стоя,
Ну а кто-то догорел дотла.
Ты ступи на лестничную клетку
От звезды спустившуюся в глушь
Посмотри и вспомни свою детку,
Станет лучше.
10.
У ворот столпотворенье,
У ворот толпа немая,
Ничего не понимая,
Видят кровь или варенье,
Где-то поодаль завода
У отеля-ресторана,
Блещут кости, блещут раны,
Вея запахом свободы.
И выностят замминистра
И его блатных шестёрок.
Трупы грузят, кроют быстро,
Их, других, каких-то тёлок.
И взрывается народец.
Столкновения, жандармы.
Вот так плюнули в колодец!
Воют дети, воют дамы,
Мамы, папы, журналисты.
Все решили не уняться
Голосистые солисты.
Плакать или же – смеяться?
Загубили, зарубили!
Воют грубые сирены.
«Стереганова убили?»
«Поделом!»
И расходятся глядящие пешком…
Ну, а кто-то уезжает на такси.
Что там в небе, что там, Господи спаси?
Лишь немногие узрели, как по небу
Вдалеке пролёг невидный желтый лучик.
Кто не видел, расскажу, хоть я там не был:
Кто-то в небо прошагал и скрылся в тучах.