Желчно желтеет память в жажде жужжать и жалить. Жаркое жмёт железо жертвам партай-генеза. Жертвы - жрецы они же - лыжи вострят к Парижу. Кто-то - конечно, лучший - пальцем копает кучу, кто-то - конечно, смелый - хочет по чести дела. Младший - не давший взятку - молча лопатит грядку. Вряд ли винит вельможу, только по чьей-то роже хочется дать лопатой. Глянь-ко, живём богато - есть и на стол, и в кассу. Были бы средним классом,только не сменишь кожу. Хочется бросить дрожжи, чтоб разнесло сортиры. Правда, напрасно: миром правят задачи вайшья. Вроде бы вайшья - наши, только прижать бы жала. Жаль, что соломы мало, меньше еще в грядущем - жито спалило сушью. Жар убежит ли в недра, или пойдёт по кедрам, древнего Ветра Руна скрасит клинки у юных? или возьмём руками - так, без перчаток - пламя?
Сколько о том мечтали, сколько сварили стали - только дурная тара нынче не держит жара, будет ли что в опоке?
Жёстко поджаты сроки, ядом налиты травы - жаждут посмертной славы. Жабки жадны-несыты, жопки да рты-корыта живо мелькают в луже. Туже, тяните, туже, жертвы партай-генеза. Только однажды взрезан жестью живых иллюзий будет коржавый узел.