Эпоха ХХ века уходит вместе с их именами... Уход Рустема Кутуя (1936-2010) стал невосполнимой потерей для татарстанской и российской литературы: поэт, прозаик, переводчик, наставник молодых... И каждая грань его незаурядной натуры стоит отдельного разговора. Автор нескольких десятков книг стихов и прозы, он успел при жизни сполна вкусить и славы, и забвения. Яркая фигура поколения шестидесятников, сын знаменитого поэта Аделя Кутуя, он достаточно рано добился успеха у читателей, а личное обаяние и ораторское мастерство увеличивали их число в геометрической прогрессии. Легендарное время хрущёвской оттепели, когда повеяло свежим ветром перемен... Старший товарищ по детским играм, писатель Василий Аксёнов посвятил ему рассказ "Рыжий с нашего двора", ведь они выросли по соседству, их многое объединяло. Рустем Кутуй рано лишился отца. Василия Аксёнова воспитали родственники, его родители были репрессированы на долгие сроки. Суровое время лишило их многого, но и закалило, а жизнелюбия им было не занимать. Вспоминается казанский поэт Леонид Топчий, много лет отсидевший в сталинских лагерях, друживший с Кутуем. У каждого из них была своя трудная судьба, но объединяла всех "одна, но пламенная страсть" - любовь к литературному творчеству: в поэтическом спектакле "Возвращение", который был поставлен по моей пьесе к 90-летию Л.Топчего артистами Качаловского театра, Рустем Кутуй был прообразом роли Друга поэта...
Он пробовал себя в разных ипостасях, многие татарские писатели ему обязаны переводами на русский язык. К 70-летию моего отца он перевёл автобиографический рассказ "Первый подарок" и опубликовал в журнале "Казань". Это событие стало настоящим подарком для нашей семьи и читателей, а для меня это произведение - одно их самых любимых. Возможно, Рустем Адельшевич вспомнил и своё трудное послевоенное детство... Он с неизменным интересом и уважением передавал приветы и моей маме, когда мы виделись. А я - его сыну Аделю, моему ровеснику, которого знала ещё с пионерского нашего детства. И которого тоже уже нет в живых...
Особая тема - неизменный интерес Рустема Адельшевича к творчеству молодых. Он долгие годы вёл в журнале "Казань" отдел поэзии и помог "встать на крыло" многим начинающим. Помню его тёплые напутственные слова к подборкам Ольги Левадной, Алёны Каримовой, Альбины Абсалямовой, Ирины Мавриной, Елены Молиной, Александры Кашиной...
Я иногда приглашала мэтра на встречи с молодыми авторами литературного объединения КГМУ "Белая ворона", которое веду с 1997 года. Надо сказать, он не отказывался, если самочувствие позволяло. Особенно мне запомнились встречи в музее Е.Боратынского и в подвальчике "Бродячая собака" музея М.Горького, сохранились фотографии этих давних вечеров, которые уже тоже стали историей. На одной из них запечатлены мои родители, поэты Марк Зарецкий, Геннадий Паушкин, Рустем Кутуй с внучкой Яной, которая, закончив КГУ, живёт сейчас в Америке. Иных уж нет, а те - далече...
Когда наша секция Союза писателей РТ выдвинула Рустема Кутуя на премию имени Г.Р. Державина, я, на радостях, вернувшись домой с заседания, тут же ему позвонила. До сих пор помнится его потеплевший, взволнованный голос... Высокую награду поэту летом 2009 года вручил в Лаишево, на родине Державина, Председатель Верховного Совета РТ Фарит Хайруллович Мухаметшин. Какое просветлённое было у Рустема Адельшевича лицо в ореоле серебряных волос....
А через полгода рождественская январская ночь забрала его с собой.
***
Я полон стихами.
Я радуюсь свету,
упругому камню
и крепкому ветру;
что бьётся платок
и девчонка смеётся;
что много дорог
под ногами прольётся,
совьётся в клубок
у берёзовой рощи.
Я нынче как Бог.
Босоног,
и на ощупь
по солнцу иду,
запеваю, как птица,
ловлю на лету
целый мир
и в ресницы
по капле вбираю -
и весь он во мне.
Я - чаша до края,
я весь в глубине.
Я травы сплетаю
в поля и луга.
Я в небо взлетаю,
плыву в облаках
к берёзовой роще
по солнцу на ощупь,
где бьётся платок
и девчонка смеётся,
где нету дорог -
только небо и солнце.
***
Если осень - паутина,
если осень - писк утиный,
перелёты,
грустно-грустно,
под ногою ветка с хрустом,
воздух искренен и чист,
на ладони жёлтый лист...
Ну, а мне, скажи
на счастье ль
или на беду,-
мне жар-птицей
билась в чаще
осень на ветру.
Я ловил её за крылья -
ускользала,
только лист,
как перо
в руке открытой,
искренен и чист.