...А помнишь, пахло песком и морем, легонько волны лизали ступни. Мы любовались ночным прибоем, и замки строили под полуднем. Ты звал меня непоседой мелкой, ерошил волосы, гладил щеки. Лоснился воздух под летним пеклом, и небо было таким широким, что мы смотрели во все глаза и бесстрашно в нем с головой тонули. И пара легких твоих касаний вели к несдержанным поцелуям. А помнишь, помнишь, нам было двадцать! Ну, мне чуть меньше, тебе – чуть больше. Мне не хотелось с тобой прощаться, когда ты с моря уехал в Польшу.
...А помнишь годы имейлов, писем, звонков, посылок и эсэмэсок? Ты был от них, как и я, зависим, все чаще ласков, и реже - резок. Но время все же неумолимо – в труху и пыль истирало камни. Ты обзавелся ларечком винным, потом женился на польке Анне. Все реже письма, звонки – короче, ты потерялся в семейной жизни. А я тебя забывала. Очень. Мой самый лучший. Не мой. Но ближний. Подобны жирным и едким пятнам все экземпляры таких вот женщин, как Анна. Было по двадцать пять нам. Тебе чуть больше, а мне – чуть меньше.
...А помнишь, как я тебя встречала недельным поездом из Варшавы? Ты улыбался, а я молчала, прильнув к ладоням твоим шершавым. А помнишь, мы возвращались как-то навеселе из ночного бара? Смеялись, пели без нот и такта, плелись босыми по тротуару, будили смехом людей уснувших, и танцевали хмельные танцы. И горько плакали о минувшем, сцепивши жадно и крепко пальцы. Мы были шУмны, смешны и пьЯны, мы были вместе. Мы были вечны. Я теребила твой безымянный. Такой твой теплый. Твой бесколечный. Ты так жалел… «что же стало с нами..?!» Я целовала твои ресницы, слезинки смазывая губами. И нам маячило вскоре тридцать.
...А помнишь, милый, как начинали мы верить заново - шаг за шагом. Построив замок, там, у причала, его украсили белым флагом. Но все же вскоре песок размыло соленой теплой морской волною. Пускай уносит все то, что было. На то былым и слывет былое. Загадкой будущее маячит. Нас небо звездами обвенчало. Нам за тридцатник, а это значит, что это только еще начало.