Зов Убанги. 14. Осторожно!

Инна Метельская
Глава 14. Идет охота на волков…

(Внимание, в главе есть абзацы, которые людям с обостренным воображением и людям мнительным читать не рекомендуется!)

Вечером четвертого дня к нам прибежал возбуждённый Ричард. Обычно вечерами он «тусил» возле костра одной пигмейской семьи, где жили мать с молодой дочерью-вдовой. Точнее, соломенными вдовами были обе женщины. Примерно пять месяцев назад их мужья отправились в сторону Нолы выменивать слоновьи бивни на пластиковые тазы и прочую хозяйственную утварь. Если бы купцы расщедрились, то пигмеи вернулись бы в деревню с солидным запасом спичек и соли. Но прошел месяц, затем второй, третий и племя решило, что ждать охотников не имеет смысла. С их опытом и мужеством пропавшие Сале и Тзир могли победить даже слона-одиночку. Но долгое отсутствие мужчин красноречиво свидетельствовало, что либо слон был не один, либо случилась какая-то иная  неприятность.
Признаемся, мы сначала не очень верили в то, что пигмеи умеют охотиться на слонов – самых крупных сухопутных животных на планете. Тем более, охотиться так, как нам рассказал об этом Аббутель.
 Своей жертвой пигмеи выбирают исключительно слонов-одиночек. Если кто не знает, то «одиночка» в джунглях – всегда самый страшный зверь, будь то слон, бегемот, носорог или горилла. В ходе брачных иерархических разборок внутри слоновьего стада, или сообщества обезьян иногда возникает конфликт вожака  со своим ближайшим соперником. Как правило, это проигравший в турнире самец. Вожак не успокаивается лаврами победителя, он чувствует потенциальную угрозу своему статусу, поэтому начинает беспощадно и методично  «чмарить» (по меткому определению Александра) соперника по брачным баталиям. К мнению вожака вынужденно «прислушивается» все стадо и рано или поздно самец-неудачник изгоняется.
 Стадные животные не приспособлены жить в одиночестве. Мягко выражаясь, от этого у них сильно портится характер. А если учесть, что одиночка потенциально самый  крупный, сильный  и крепкий зверь, то дурной характер в сочетании с обидой и недюжинной силой дают очень опасную смесь.
 Правда, случается и так, что стадо отторгает от себя просто больного и старого самца, «лишний рот», как сказали бы циники. Так вот, встреча с первым одиночкой – смертельно опасна для любого более слабого животного и человека. Встреча со вторым – для человека-охотника желанна. Угроза жизни и здоровью всё равно остается (старый слон все-таки слон, огромный и сильный), но зато появляется шанс на удачную охоту.
Обнаружив такого самца в джунглях, вычислив по особым признакам его возраст, пигмеи начинают преследование и, дождавшись пока животное крепко уснет, подкрадываются к зверю вдвоем. Один быстрым и точным движением острейшего копья перерезает кровеносную артерию под коленом задней ноги слона, второй бьет копьем в глаз. Раненый зверь, ошалевший от боли и почти ослепший начинает метаться по лесу, нанося себе дополнительные ранения о сучья деревьев и теряя кровь. Через день или два, обессилев, слон снова засыпает, и тогда охотники перерезают артерию на другой ноге. Еще через пару дней им останется лишь добить обездвиженную и ослабевшую тушу. Все дни, пока раненый слон бродит по джунглям, пигмеи занимаются тем, что пытаются заманить его криками и воплями в сторону своей деревни. Оно и понятно. Когда животное будет убито, всей деревне придется сниматься с места и кочевать в сторону огромной горы мяса вместе с детьми и домашним скарбом. Лучше будет, если расстояние от предыдущей стоянки до новой составит всего несколько километров, а не десятков километров (как тоже иногда случалось).
Нам не довелось увидеть подобную охоту своими глазами. Однако Аббутель милостиво разрешил нам полюбоваться на слоновье «кладбище» - кости и шкуру убитого семь месяцев назад слона, – которое находилось всего метрах в ста от деревни, на выжженной и вытоптанной площадке недавнего «общепигмейского» праздника-пиршества.
И вот теперь Ричард сообщает нам об охоте!
- Я не уверена, что хочу смотреть на то, как убивают животных! – заявила Виктория.
- Брось! Мы протопали столько километров, а еще больше проехали и пролетели не для того, чтобы изображать из себя Гринпис. – Андрей старался воспринимать все происходящее чуть философски и отстраненно.
- Но в деревне уже пару недель или чуть больше не видели мяса. И если бы мы не подкармливали их тушенкой, то охота состоялась бы еще три дня назад.- Ричард нахмурился и добавил, - К тому же, условие совместной охоты – это их ультиматум. Или мы вместе, или они не ведут нас на территорию Давы. Альтернативы нет. Мзитти сказала, что ты и ты, - Рич показал пальцами на Андрея и Мишу, - доказали, что вы воины. Вероятно, после ваших стрельбищ. А вот я, Леша, Саша и, тем более, Вика – для них пока только нахлебники, которые могут подвести в походе.
- Черт, а нельзя пройти в Нолу без них? Только с деревенскими проводниками? Ну, теми, что от Сиприануса… - Миша опять себя неважно чувствовал и даже мысль о том, чтобы завтра провести весь день на ногах вызвала протест его ослабевшего организма.
- Миш, ты в порядке? – от внимательного взгляда Андрея не укрылись лихорадочный румянец на скулах и влажная бледность лица товарища. Правда, остальные приятели пока ничего не замечали, тем более, что все мы и сами находились в каком-то странном состоянии: гремучей смеси возбуждения, апатии, дрожи и потливости. Списывалось все это на тяжелейший климат влажных джунглей, резкую смену дневной жары и ночных холодов и вечно мокрую от дождя, липкую и почти зловонную от не просыхания одежду.
- Да как сказать…. Опять что-то накатило. Видно, не надо было мне бросать пить антибиотики и арбидол. Это не простуда, это грипп, скорей всего. Меня еще в Москве подколбашивало….
- Знаешь, что? Давай поступим так…. Если утром легче не станет, сворачиваемся и без разговоров возвращаемся к Сиприанусу. Там есть хоть какой-то шанс найти транспорт до города.
- Петрович, ты что? Издеваешься? Я же сказал, что меня просто подколбашивает! В Москве я с таким состоянием сидел бы в офисе как миленький и даже не думал отлёживаться. Ты на всех посмотри…. Сам-то тоже днем таблетки глотал.
- Согласен. Климат тут – не подарок…
Наступившее утро было теплым, ясным и солнечным. Самочувствие и настроение у всех улучшилось настолько, что энергия просто била ключом. Ричард определил общие вчерашние недомогания как «акклиматизацию», которая по неизвестным науке причинам растянулась у нас в ЦАРе аж на неделю….
 Мы единодушно согласились с аргументами Рича, и с любопытством выглянули из шалаша. Жизнь в деревне уже кипела вовсю. На поляну, к кострам, высыпали и стар, и мал, и женщины, и мужчины. На кострах пеклись, жарились или варились немудреные блюда пигмейского завтрака. Между «полевых кухонь» бродила Гастия (мы, наконец, запомнили, как зовут жену Аббутеля). Женщина поглядывала в котелки и колебасы, принюхивалась, иногда давала какие-то отрывистые команды. Услыхав их, женщины и даже мужчины безропотно поднимались, шли за Гастией, брали возле ее шалаша какие-то корешки и травы, горсти истолченного в белый порошок корнеплода «сандук», возвращались к кострам и продолжали помешивать варево и переворачивать «жаркое» в пальмовых листьях, основательно приправив их принесенными продуктами.
Рядом с нашим шалашом неслышно возник Аббутель. Он уже выучил последовательность перевода при общении с «белыми пигмеями», поэтому притащил с собой за руку одного деревенского проводника и заспанного портера из деревни Сиприануса.
- Могут ли мои друзья дать нам вкусную воду из черного порошка, белого порошка, синей банки и красной банки?
Алексей захохотал. Он даже не предполагал, что его случайная оплошность так понравится жителям деревни. Дело в том, что однажды, дождавшись, когда все мы напьемся черного кофе, Леша решил побаловать себя кофе со сгущенкой. Не обнаружив привычной синей банки со сгущенным молоком, Алексей решил обойтись молоком сухим. Он развел порошок согласно инструкции и вылил раствор в ведро. Вместо пары чашек кофе в ведре теперь кипело добрая пара литров напитка с комками не растворившегося молока. Не вкусно, не сладко и не аппетитно… Поборов собственную лень, Алексей отправился в палатку охранников на поиски сгущенки. В это время Ричард, который уже был в курсе того, что ищет Леша, нашел в нашем шалаше литровую банку сгущенного какао и, не раздумывая, добавил в варево.
Пока Ричард, отойдя в джунгли, доедал из банки сладкую шоколадную массу, вернулся Алексей и, ничего не подозревая, влил в ведро еще две банки сгущенки….
Пить получившийся кофе было невозможно. Даже самый отчаянный сладкоежка не смог бы проглотить эту раскаленную патоку, вкус которой не соответствовал ни одному из знакомых напитков. Однако, к нашему огромному удивлению, «какаокофе по-Семеновски» очень понравилось пигмеям. И это при том, что они совсем не любят сладости. Хитрюга Аббутель, который всегда внимательно следил за тем, как мы готовим еду, четко запомнил – белый порошок, черный порошок, красная банка, синяя банка. И сегодня, перед охотой, он решил укрепить боевой дух пигмеев с помощью волшебного напитка, которое вождь называл «акиабуана» - вода белых людей.
Пришлось пожертвовать последними банками сладких консервов и ублажить деревенское начальство.
Пока все завтракали, Абутель, Гастия и еще несколько пигмеев старшего поколения принялись разбирать и раскладывать на поляне длинные и прочные полотнища сетей. В воздухе царило оживление. То и дело молодежь срывалась с места и подбегала к старикам, желая помочь. Чувствовалось, что по охоте, а, точнее, по свежему мясу в племени соскучились все.
- Видишь, Рич, а ты нам рассказывал, что у пигмеев перед охотой исполняются какие-то песни и пляски. Что-то вчера ничего подобного мы не заметили, - проворчал Андрей, заботливо укладывая в небольшой рюкзачок фотоаппаратуру, коробочки со слайдами и фотопленкой - высокочувствительной Fuji 800 и 1600 ISO. Мы использовали ее в тех случаях, когда планировали пейзажную и натурную фотосъемку в экстремальных условиях,  в жанре репортажа,  а также для съемки тех объектов, которые требовали при всем этом точно настроенного воспроизведения цвета и высокого качества изображения. Цифровая фототехника у нас тоже была, но самые лучшие снимки мы традиционно привозили на слайдах.
- Ты не прав. Мтубо, сын вождя, проболтался, что пигмеи ночью уходили в лес и танцевали «танец леса» довольно далеко от деревни. У акка разрешено исполнять при чужаках только один танец – общий. Для интимных общений с Давой они выбирают время и место подальше от посторонних глаз.
- Значит, они нам пока не доверяют полностью, - вздохнул Алексей. – А жаль!
- О чем ты говоришь?! – Рич даже вскочил, - Если мы сегодня не опростоволосимся, то они пропустят нас на территорию Давы – и это высшая степень доверия. А о большем и мечтать не стоит!
Через час вся деревня в полном составе выдвинулась в джунгли в том направлении, куда нам часто указывали пигмеи, говоря, что это дорога к миру Давы.
Отойдя от деревеньки примерно на полтора-два километра, племя разбилось на две равные части. Деление было почти спонтанным, без половозрастных различий или приоритетов. Просто те пигмеи, которые шли первыми, притормозили и начали разматывать рулоны сеток, крепя их между стволами деревьев. Те же, кто шел чуть позади, не снижая скорости движения, огибали соплеменников, оставляя возле них свои связки сетей, и уходили дальше. Посовещавшись, мы тоже решили разбиться. С первой группой остались Саша, Вика и Ричард, а Андрей, Леша и Михаил пошли в джунгли. Вторая группа отошла от сетей еще примерно на три километра (на что понадобилось около часа) и постепенно стала вытягиваться в длинную цепочку. Минут через пять к ним присоединились и человек пять-шесть запыхавшихся молодых мужчин, прибежавших из стана «сетевиков». С ними был и Ричард, которого, по его словам, силой потащили за собой. По взмаху руки Аббутеля (а именно он командовал загонщиками) пигмеи начали двигаться в обратном направлении, исступленно крича, барабаня палками по деревьям и стараясь производить максимальное количество шума. Растянувшаяся метров на пятьсот цепочка постепенно сужалась, укорачивалась и превращалась в полукруг. Со стороны пигмеев, оставшихся в засаде, донеслись нестройные ответные крики, и загонщики ускорили передвижение почти до бега, прорываясь сквозь тесное переплетение лиан и колючих кустарников. Вот тут-то мы и позавидовали бронированной коже маленьких воинов, так как сами успевали только вскрикивать от вонзающихся в тело шипов и колючек и оставляя на цепких крючках клочья одежды.
Наконец обе половинки большой человеческой ловушки захлопнулись. Людской гомон почти смолк, зато отчетливо стал слышен громкий крик и плач попавших в сети косуль и антилоп….

Следующую часть главы мы не рекомендуем читать женщинам, детям и людям со слабыми нервами. Это написано не для красного словца. К сожалению, реалии жизни в первобытнообщинном строе таковы, что многие нормы этики и нравственности, закрепленные нами с детства, у пигмеев бы вызвали полнейшее недоумение. И, наоборот. Следующие часы показали, что наши наивные попытки рассмотреть в аборигенах знакомые и понятные черты своих школьных приятелей, соседей или сослуживцев (словом,  общечеловеческие черты) были обречены на провал. Да, мы все дети одной планеты. Да, мы обязаны уважать друг друга и жить в мире. Но это будет всего лишь обычное добрососедство. Ни о каком взаимном проникновении культур, духовном единении и прочих высоких материях речи идти не может. Ближайшие лет сто-двести – совершенно точно…. Мы очень похожи, но мы – разные.
… Тем временем выяснилось, что «улов» сегодняшнего дня не слишком велик. Возбужденные охотники вытащили из сетей всего пять-шесть небольших копытных. Головы маленьких антилоп, удирающих от загонщиков, попали в ячейки сетей, а специальные колючки, вплетенные в волокно, и рожки животных мешали освобождению. Тем не менее, паре антилоп удалось удрать и пигмеи расстроенно цокали языками, рассматривая дыры в полотнищах сеток.
Мы тоже были возбуждены охотой, адреналин был буквально разлит в воздухе, крики животных били по нервам, но все понимали, что это – жизнь. Для того, чтобы не умереть с голоду, выкормить детей и внуков нужно лишить жизни иное живое существо. Однако то, что стало происходить дальше, было за гранью нашего восприятия «необходимой жестокости».
Пигмеи разбились на небольшие группы, каждая из которых получила по одному трофею. Извивающихся и плачущих косуль цепко держали женщины. Самым удивительным казалось то, что у всех «держательниц добычи» за спиной были привязаны младенцы, а малыши постарше цепко держались за мамины повязки и юбки. Это показалось нам сначала даже символичным. Дескать, мужчины-воины таким образом проявляют заботу о слабых и выражают им полное доверие. Но уже через секунду Вика зажмурилась, мы отвернулись, а у Александра задрожала в руках камера.
Высоко подняв над землей вырывающееся животное, пигмейки-мамаши при помощи огромных ножей и своих подружек стали разделывать живую дичь. Крик подранков поднялся до непереносимой высоты, из глубочайших ран освежеванных живьем тел лилась кровь, дети подставляли под нее ладошки и с удовольствием слизывали теплую жидкость. Не обращая никакого внимания на предсмертные крики и хрипы, пигмеи продолжали отрезать кусок за куском, отсекая конечности, вырезая пласты мякоти и внимательно следя, чтобы животное не скончалось до завершения разделки. Ломти свежатины складывались в принесенные корзины. Наконец, в руках у женщин осталось поникшее тельце и чудом дышащая голова антилоп с заплаканными глазами. Последний сильный взмах ножа, и освежеванная живьем дичь падает к ногам женщины, а пигмейка-мясник с победным воплем поднимает над головой отрезанную голову.
Не выдержав, Вика почти без сознания свалилась в кусты и ее начало выворачивать наизнанку. Пигмейки снисходительно посматривали на рыдающую женщину и насмешливо выражали ей свое неодобрение.
Признаемся честно, в этот момент, глядя на лица пигмеев, перепачканных в крови, обезображенных звериными оскалами улыбок, мы впервые по-настоящему испугались.
В деревню возвращались молча. Пигмеи взяли довольно высокий темп, стремясь как можно скорее добраться до костров и приступить к приготовлению мяса, по которому очень соскучились. Мы шли насупившись, не в силах объяснить себе увиденную картину. Особой сентиментальностью никто из нас не отличался. На охоте тоже приходилось бывать. Да и говядину со свининой мы ели в Москве почти каждый день без особых угрызений совести. Так почему же сегодня мы впервые испытали чувство какой-то гадливости и почти ненависти к своим собратьям, пожалев обреченных животных? Неужели все дело в том, КАК именно пигмеи убивали свои жертвы?
Получается сплошное лукавство…
 Мы не отрицаем убийства (охоты) как таковых, но нас не устраивают тонкости? Та пропасть, которую каждый ощутил минуту назад между нашим миром и миром диких джунглей – это всего лишь нюанс разделки мяса?
Бред.
Больше всего хотелось вымыть руки, умыть лицо и уйти подальше от поляны, где над некоторыми кострами уже разносился зловонный запах паленой шерсти и подгорающего на огне кровавого сока…
Эх, пережить бы этот вечер, а там уже можно будет настоятельно потребовать у Аббутеля ответа на вопрос, выделит ли он нам помощников для пересечения территории Давы? Мы не могли больше ждать. Время поджимало довольно сильно.