Я разучилась это разлучать. Огонь похож на счастье, мост на старость.
Ручей, как мысль, уходит из-под ног.
Я отключилась это отличать и становлюсь похожа на дорогу,
мы с ней растём в долину и в длину и на спине лежим под вечным солнцем,
пока вода руками моет мрамор.
Я потерялась в этом приземленье, где полдороги отдано потоку,
где часть ручья накрыла часть пути.
Пока вода не делает ошибок, пока дорога с ней наедине,
они непобедимо равносильны. Двойное дно, двойное освещенье –
неотделимы, неопределимы. Тогда и я оправдана вдвойне.
Куда бы спрятать это оправданье, чтобы начаться с чистого песка,
с мельчайших сибиринок, азиянок.
Природа прячет разум на весу, и даже воздух полон квази-ямок,
в которые нетрудно не свернуть, но я же вижу, как они сверкают
и те, кто нас признает и такими, фонариком мигают и зовут:
«Там зренья нет, а нам всё видно ясно, но мыслей нет, а ваши сложно думать –
у нас нет места для таких событий. Мы вас храним другими, в здешних днях
нет вашего взросленья и старенья, мы в это не умеем, не играем».
На ручейках катаются верхом, качаются у воздуха на ручках.
Природа держит разум на ветру, чтобы его развеяло по дому,
чтоб он забыл, что каждая секунда уже полна следов неразличимых,
а жизнь – нерастворимых преступлений. Земля приоткрывает труд воды.
Ручей приоткрывает суд дороги. Похоже на моё двойное дно.
Я заблудилась в этом воплощенье. Мой смысл идти ногами по земле,
пока оно уходит и приходит, восходит и нисходит по ручью,
и то, за чем оно ко мне приходит, оно и добывает из меня.
Дойти до этой строчки и вернуться
и не вернуться, и не пожалеть.
И то, за что оно меня уводит, оно и вырывает из меня.
Дойти до этой строчки и упасть
дошла до этой строчки и упала.
Пока я то, что знает обо мне. Пока вода руками моет мрамор.
Пока я не устала ощущать родное дно единого потока.
Как сделать, чтобы это не ушло?
Я расскажу, как было и как будет,
я расскажу, как было и не будет,
я расскажу, как не было и будет
и замолчу, как не было и нет.