Бред сивой кобылы, или ключи судьбы

Иван Гажимон
(пoэмa-фaнтacмaгopиa)

Kраснeeт пoд окном стapyxa oceнь,
B oбноскax 6ypыx пpячeт лик Луны,
Шyмит, как 6yдто черти на пoкoce
Maнтaчат косы ...
Сон  - кошмар, увы...

Пригрезилась несправедливость детства.
(В обрывках липких вязнет серый сон).
…порхает птиц наивное семейство,
Доверив небу жизнь и жуткий стон.

А там вон череп чертит на такыре
Какие-то цифири, имена.
В итоге - меньше, чем узнал о мире,
Знать, действуют ещё пары вина.

И там, где череп в глине сеял бредни,
Вдруг мамба чёрна свой кажет ход.
Не видел я, ни в детстве, ни на медни –
Как будто бы ползёт трубопровод.

У ануса змеи остатки чьи-то.
Прижились черепушка, кость бедра,
Стучали челюсти, как снег о сито,
- Пора валить Союз… Давно пора

Знакомый стук, знакомый голос дальний,
Речение и фразы оборот…
Это ж юрист, как нынче дочь, скандальный!
Квасной в Верховном был он патриот.

И несть числа подлизам. Аки раки,
Скелет скелета не щадя, ползут.
На вонь к престолу, Давка у клоаки:
Тут каждый норовит её лизнуть.

В песке забвения скрипит костями
Глава компартии СССР –
Жена кисляя, с меткой меж бровями,
Сживались в ней мышонок и терьер.

Схватив за бороду Творца сноровко,
Ночами у кисляя, наверху,
Шептала: - Милый, делай дело… ловко…
Все покажи… кто… настоящий ХУ!

Природа хмурилась, насупив дали,
Предчувствуя какую-то беду.
На кладбищах кресты в траву вздыхали,
Народ перстом остриц шугал в заду.

Теперь ей не нужны не люкс-товары
Ни презенты в «зелёных», ни в рублях,
Ни муж, ни дети, ни интриг шарады –
Песок в глазницах, черви на костях.

О, сколько их, на душной сей равнине,
Божков безбожных, наглых боженят!
Как будто забывали: смерть низрынет,
Хоть ты залезь на самый Арарат.

На мёртвенном песке до самой дали,
Курящейся и серой, и смолой,
Белеют костяки тех, кто гуляли,
Как в джунглях дикари, в стране родной.

Взнуздав закорки «этого» народа,
К виску приткнув бездушный пистолет,
Заливисто и щедро пели оды
О светлой жизни «через пару лет».

Фальшивый якобинец в этой массе,
Косивший под Марата… Только вот –
Был не речист, не придыхал в экстазе,
«Работал» тихо, как под грядкой крот.

Полопотать, чтобы как волка ноги гонят.
Так некий писарь – «карла» - генерал,
Чтобы прослыть историком исконным –
О Сталине блевотину скропал.

И нобелевские тут диссиденты.
Не всех их, правда, можно опознать.
Валяются кой-где костей фрагменты,
А чьи – определённо не сказать.

Вон тот, бывалый, на балконе сидя,
Он красным колесом стращал Россию.
И твёрдо верил что Москва – страна,
Его идеями населена.

Народ плечами двигал безучастно:
Нашёл на мужа скоморошный стих.
Загадке ухмыляясь, вероятно:
Откуда тарабара, блин возник?

А этот вот на Остров не вернулся –
Сам присягал прийти и умереть…
Молва идёт: под «баксами» прогнулся
В чужой стране… не выдержал хребет.

Что привело меня, с какою целью,
В «сераль» скелетов, затхлый, словно хлев,
Где тянет от песка могильной прелью,
Гнусит молитвы ветер на распев?

И топчется изысканная смурость,
В тотальной пустоте костей в песке.
Предательство, загрёбистость и дурость
В песчаной задохнулись Стикс–реке.

Кого ещё здесь пекло приютило?
Страна не помнит дат, не правит тризн.
Когда-то им (и мне) судьба вручила
От счастья ключики – и это на всю жизнь.

Я сохранил свой ключик, данный Богом,
Не променял на злато, власть, елей…
… не хороните - трезвы ли под грогом –
Меня на лешем лежбище костей!



Союза нет… Мыслишки рваным строем…
Что главный шпинь уйдёт сам по себе…
Что нет в Отечестве героя…
Ох, свет!..
Лазурный
В облачной толпе!

Отверзлись настежь розовые двери:
Одетый в белый каменный миткаль,
Возник нетленный образ Алигьери -
В больших глазах задумчивость, печаль.

Пред ним молитвенно сложив ладони,
Коленоприклонённый дед стоит:
Он знатоку тех сфер потусторонних,
Из бородёнки что-то там гугнит.

Тю! Не узнал… да это наш, литовский
Любитель по судам гулять, старик.
Шустёр, хитёр и словно мыло скользкий…
Зачем он здесь? Как в этот мир проник?

Сюда приносят - сами не приходят,
В гробах увитых пышно трын-травой:
Царьки всех уровней её разводят
Совместно с пресловутою лапшой.

И наш дедок, стоящий на коленях,
Пред вечным человеком, ровно нуль, -
Из тех «мичуринцев», кто упоённо
Растят лапшу, траву и саксаул.

Что ищет он? Лазейку ли, поблажку?
Что сразу в Рай, хоть с заднего двора?
Так это надо к Богу, старикашка,
Не к гению гусиного стила.

На эту тему пару слов истрачу:
Какой бы ни был выдумщик «крутой»,
Политидеи по хозяевам не плачут –
Они уходят с ними в мир иной…

Откуда ни возьмись, смешно вздув спину,
Явился чуточный весёлый рак.
В клешне влачит громадного мужчину…
И рад: такую крепость… как никак!

В глазах почившего замёрзли слёзы…
(Забыл он о ключе наверняка),
В руке – родная голова из бронзы,
Другой же подзывает старика.

- Не-ет! – взревел дедок, и словно стайер
Решился на рекорд… (какой конфуз!)
И всё рыдал, как может только гаер:
- Мне ссудит ключ Евросоюз!

Поэт смотрел на них, житьём не тертых,
И, видно, думал: «Двадцать первый век,
Но нравы те же у живых и мёртвых,
Куда же шёл века ты, человек»?

Закрылась дверь за мраморным поэтом.
Сияние угасло, рак пропал –
К живым ушёл он, чтоб зимой и летом
Валить их из засады наповал…

Пора оставить мир сей леденящий –
Ещё стучит в висках мой жаркий пульс:
Я солнца суть – «не всяк суда входящий»,
Я лишь вздремнул, и я сейчас проснусь

И выйду в мир, где море не беда,
Мобильной жизни розовые нити,
Подаренная небом мне звезда
В грудном заполошилась лабиринте.

Счастливый фатум завтрашний – оскал
Минувшей дерзости на настоящем:
Не каждый выроет то, что искал,
Обломов – зависть не взыщи – обрящет.

Но почему лежу я на лопатках?
(Тому минуту был я на ногах)
У щиколотки мамбина сопатка
Стреляет жалом, словно второпях.

Она шипит, знай нагоняет страху…
Глаза в глаза… О, демон! Узнаю:
Вселенский дирижёр Еле Можаху
Не прахом стал, а перешёл в змею.

Умнёт меня за то, что не кошерный,
Что я не янки - корешок-братан.
В её глаза – славянин пещерный,
И потому - конец тебе, Иван.

Уже язык вонзился в подреберье.
Но больно мне. От страха стынет кровь.
Кричу. Но горло сжали кряж-деревья,
И крик мой затухает у зубов.

Чтоб сгинул страх, мне надобно проснуться.
Сознание вопит: – Очнись, очнись!
Застыла плоть… Умри – не шелохнуться…
А надо бы хоть пальцем - и спастись.

Я не хотел бы в кислоте истаять.
Пусть те… чьи чередой ползут гробы.
Я так устал на избавленье чаять,
Что в шуйце притаил свой ключ судьбы.

Пусть он расскажет жителям небесным,
Что жил я постно, совесть не  терял.
Что близких чтил, трудом кормился честным,
И, как умел, так Бога почитал.

Когда творца сознанье помянуло,
Кошмар мой просветлел, как майский день,
И майской свежестью вдруг потянуло
С низин, где дрыхнет в камышах ильмень.

Исчезла мамба и пески-такыры,
Скелеты прохиндеев – дяд и теть…
Я на траве, вокруг меня потиры –
Знак свыше: душу причасти и плоть.

Как только возвратишься к солнцу, напрочь
Забудь табак, вино и  всяк кураж,
Читай молитвы по утрам и на ночь,
И наизусть Господню - «Отче наш».

И это был не столько знак, но голос –
Из глубей плыл небесных и земных.
Согласен я. Тому свидетель логос
И алая герань у ног моих.

В прогалах облаков, на диво ясных,
Три женщины плывут по синеве.
Одна в венке из лент, в сапожках красных,
Вторая в клумпах, рутовом венце.

И третья… В сарафане цвета льнянки,
Но не в холстинном. Чистая парча.
В кокошнике, что шили северянки,
И держит в пальцах только пол ключа.

Они легко к земле скользят кругами.
Трещат кузнечики на перебой:
«Ему дарованные небесами
Три матери… одна красней другой».

Идут три женщины - мои богини.
Лучистые улыбки на губах.
В руках у двух ключи моей судьбины…
Взвихрил «Щелкунчик» «Вальс цветов» в лугах.

К чему нужны такие торжества над болью,
Души из тела исходящей прочь.
Не пользуйте живые раны солью…
Я крепким был. Как дуб. И нате – корч.

Не выбраться из смертного закута
Над пропастью с далёким чёрным дном,
Протуберанцы тягостного спрута.
Сжимаю мне аорту диким льдом.

Святые матери… Мои голубки!
Встряхните плоть мою… Спасите жизнь…
Я, кажется кричу… Но где же звуки?..
Вот и пришёл последний вздох… кажись…

Три женщины склонились надо мною,
Лицо целуют, приминают грудь…
Я жив!!! Горячей хлынуло волною
По жилам жизнь, круша дурную муть…

Сквозняк легонько занавес колышет.
Маячит в сумрачном углу плита.
Усердно кошка «месит» грудь и лижет,
Мой нос, и подбородок, и уста…

Как хорошо вернуться в мир осенний,
(Спасибо мамам, кошке от души),
Где есть Ширвис, Шевченко и Есенин,
Где крохам раздаёт судьба ключи.

Вильнюс, осень 2011 г.

Пояснения вместо сносок

1.MAHTAЧAT = точат.
2.TAKЫРЫ = плоские понижения, покрытые глинистыми отложениями.
3.MAMБA ЧЁPHA = крупная aфpикaнскaя змeя.
4.AHУC, KЛOAKA = задний пpoxoд.
5.КАК ДОЧЬ СКАНДАЛЬНЫЙ = Coбчак.
6.ЖEHA KИCЛЯЯ = P.Гop6aчёвa.
7.XУ = любимая поговорка Гop6aчёв: кто есть «xy», что есть «xy» и т.д. 
8.0CTPИЦЫ = мeлкиe глисты, napaзитиpyющиe в кишечнике челoвeкa.
9.ФAЛЬШИBЫЙ ЯKOБИНЕЦ = A.Яковлев, член  Политбюро ЦК КПСС.
10.«KАРЛАН» = генерал Волкогонов.
11.KPACHOE KOЛECO=A.Солженицын.
12.CAM ПРИСЯГАЛ = И.Бродски.
13.«CEPAЛЬ» = гapeм.
14.CTИKC = peкa подземного цapствa.
15.MИTKAЛЬ = Heoтдeланный ситe;.
16.AЛИГЬЕРИ = Данте.
17.ДEД CTOИT = B.Лaндc6eprис.
18.CTИЛO = пepo.
19.ЧУTOЧHЫЙ = маленький.
20.PAK = бoлeзнь.
21.ГPOMAДHЫЙ MУЖЧИHA = A.Бpaзaycкac.
22.POДHAЯ ГOЛOBA = нa Aнтокольском кладбище памятник Бразаускасу.
23.CTAЙEP = бегун на длинные дистанции.
24.ГAEP = шyт в барском доме.
25.EЛE MOЖAXУ = пьяный Ельцин.
26.B KИCЛOTE ИCTAЯTЬ = в желудочном соке.
27.ШУЙЦА = левая pyкa.
28.ИЛЬMEHЬ = зapocшee тpaвой oзepo.
……………………………………………………………….