Перебирай клубнику в час ночной,
не думая о пошлостях,
о вечном размышляя
над ящиком, что мысленно себя не на столе -
на отчей,
хвоей устланной земле -
сосной -
не ящиком, не гробом представляет...
И ты о гробе думать не спеши,
хотя для точности -
о нём так много думал, что в дух невольно обратилась вотчина
души,
и дух гласит: пока живёшь - живи,
не лучше всех, уже умерших, ты
и будет хорошо,
когда не станешь хуже!
Плохое, не жалея, отметай,
хорошее лелей сиропом сладким
грёз, снов, фантазий
и не забывай,
как таз
с вареньем -
портит гниль тетрадку -
возвышенной словесности приют,
а там Бог даст -
не свиньи подпоют...
Перебирай клубнику, дорогой,
во многом, что вокруг -
ни в зуб ногой,
но за пределы тела
над строкой
дотошным духом вырос ты украдкой,
возможно волей Божьей -
будет друг
в условном будущем,
во времени не кратком,
что бредом звать не станет
твой досуг -
вдруг вырывающий вселенским ветром
с грядки
начала третьего тысячелетья в Казахстане,
живущем в свете
рыночных забот -
он и не должен думать о поэте,
но вот поэт, коль он поэт - поёт
о повсеместности, вневременности блага,
что людям не формация,
не нация -
даёт,
а та живая влага,
что от Кедрона - Леты вне - свой род
ведёт...
Перебирай клубнику
и вари
варенье,
угощай друзей,
знакомых,
пусть их немного,
но они - часть дома,
что медитацией
всечеловеческого братства,
вне лап распада -
вечность обретёт,
поющую о лучшем
в разных людях,
перебирай себя -
не мучай
живой души
судом над чьим-то злом,
в тебе - Тайгет
и тут же - бурелом,
и тут же - та болотная трясина,
в которой только лешим - хорошо,
на лад варения
стихотворения -
традицией предписанный
старинной
(сместилось в росте всё),
пожалуй, не смотри,
однако, лучшее от прежнего
бери,
люби и веруй, не теряй надежды
на побеждающий твой мрак процент лучей,
дарующих глаголу аромат
и алость,
не думай - сколько там ещё осталось,
не отличай заката от зари
и усиками строк вгрызайся в буквари,
не вызывающие школьную усталость...
Перебирай мгновенья
сквозь - не зги -
алмазных рос
благого вдохновенья,
не отделяй роз хоросанских от берёз
есенинских
и - выживут в мороз
аудиторий вне аудиторий,
шекспировское море горя -
не вопрос
для разума, что смерть под "вышаком" махорил...
Перебирай свои: "Я вас любил..."
и говори: "Люблю!",
а дальше - больше,
не клей чела
к микробному рублю,
знай лишь своё
и поживёшь подольше...
А впрочем -
хватит от работы убегать,
вот ящик на столе -
ещё не тот,
но этот,
как хорошо, что жил ты на земле -
не торгашом,
не перекупщиком -
поэтом,
что пахарю, оратаю сродни -
он, что посеет,
то и пожинает,
имеет мало,
но король
среди родни,
юдоль -
его небесных воль
не обратала,
он знает дело -
им светло живёт
и жаворонок для него поёт,
и звёзды светят,
и варенье
любят дети,
к которому причастен скромно он...
Пока не рассвело над абрисом великошумных,
кровных
склонам
Геликона
крон,
кончай с клубникой,
что не терпит долго
и может быть, вдруг Волгой
станет горло
и ты ещё успеешь, что-то спеть,
бегущее, как пенка через смерть,
на том огне, которому гореть
от Прометея до святого рая
в горниле коего, лишь дух и не сгорает,
как ежедневный в небесах рассвет...
На сердце ягода похожая -
наречена в своём истоке диком -
земляникой -
землёй напитанна и вспоена росою Божьей -
клонюсь над сердцем - родственным своим обычаем
обычной
земляничине,
в нём - соль земли
и крови живой кличами,
перекликается оно с закатами и зорями,
чей почерк -
зачинается глубинной
ночью
на Фаворе
в змеиной мудрости и кротости над Ноем
с оливковою веточкою в клюве голубином
и красный виноград
на Арарате,
клубнике сердца моего -
в ковчеге веры на просторе
моря
горя
не сгнившей -
рад
и я ему машу рукой
чернильной и клубничной
очень лично
и говорю:
"Я кругосветный -
Божьим светом
и времени людскому,
всё равно какому -
брат!"