На форзаце книги сонетов
Я шлю своих родных лесов плоды:
Вот клюква, что росой напоена;
Вот иглица, для ног босых страшна;
А вот черника с кряжистой гряды;
Омела со слезинками слюды;
Шиповник; облепихи желтизна;
И синий терн, и тиса семена
С тех троп, где Китса сыщутся следы.
Не знаю я американских ягод,
Но знаю, что цветок родил Канзас,
Который может меж тюремных тягот
Зацвесть внезапно, утешая глаз,
Там, где кишат страдания, где за год
Покажется любой бескрылый час.
TO FLORENCE SNOW.
FOR THE FLY-LEAF OF A BOOK OF SONNETS.
I send these berries which in sweet woods grew;
Small crimson crans, on which has slept the deer;
Spiked red-dropt butcher's broom, the bare foot's fear;
Blue berries of the whortle wet with dew;
And gummy berries of the tragic yew;
With mistletoe, -- each bead a waxen tear;
And ripe blue sloes that mark a frosty year;
And hips and haws, from lanes that Keats once knew.
I know not if the berries of the West
Are such as those of Europe; but I know
That Kansas breeds a flower, which, unguessed,
Can climb up prison-walls, and gently grow
Through prison-bars where suffering has its nest,
And where the wingless hours crawl sad and slow.