Порхают бабочки над молочаем, -
Увы, мы никогда не замечаем,
Откуда появляются на свет
Те, у кого и ульев даже нет,
И молочай, цветя у самой двери,
Рождает мысль, что траты и потери
Всему вокруг присущи в равной мере.
Но вот цветок восходит, и о нем
Не говорить сегодня - петь начнем!
Какая тишь, сумятица какая! -
Бесчисленные крылышки, мелькая,
Спешат восполнить щедрой пестротой
Наряд цветка - до скупости простой.
По этой простоте издалека я
Медовый венчик узнаю тотчас,
Но этот мед обманчив: кто хоть раз,
Беспечно стебель надломив колючий,
Отпил из ранки млечный сок тягучий,
Тот знает: он губителен для нас,
Как опиум, он ум людской дурманит
И только бедных бабочек он манит,
Для них он опьяняюще медов,
И, не жалея гибельных трудов,
Они друг друга от травинки каждой
Отталкивать готовы без конца,
Охваченные сладострастной жаждой,
И с крыльев яркая летит пыльца,
И явственно потом висит над лугом
Цветочная дурманящая смесь.
Желанная для этих однодневок
Трава - кто вспомнил бы еще о ней? -
Нашла на триста шестьдесят пять дней
Один такой, что всех других пьяней:
Безумцы смертью здесь пренебрегали!
Бесславно многие окончат бой,
Цветистый след оставив за собой,
Лишенные доспехов и регалий,
Подобно тем из них, что, как назло,
Весь день напрасно бились о стекло.
Но трата, кажется, была основой
Здесь вволю разыгравшихся страстей,
Бесцельнее я не встречал затей.
На месте спелых гроздьев и кистей -
Невзрачный плод, таящий сон бредовый:
Коробочка с отростками когтей.
Антильского забавней попугая,
Загадку лишних трат оберегая,
Висит и смотрит вниз - сорвать и съесть?
Нет, верно, цель была совсем другая. -
Ученый муж, где бабочки, цветы,
В которых будущее видел ты? -
У молочая лучше бы спросили.
Впустую много тратится усилий,
И в этом смысл определенный есть.
Перевод Р. Дубровкина
Pod of the Milkweed
Calling all butterflies from every race
From source unknown but no special place
They ever will return to all their lives,
Because unlike the bees they have no hives
The milkweed brings up to my very door
The theme of wanton waste in peace and war
As it has never been to me before.
And so it seems a flower’s coming out
That should if not be talked then sung about.
The countless wings that from the infinite
Make such a noiseless tumult over it
Do no doubt with their color compensate
For what the drab weed lacks of the ornate.
For drab it is its fondest must admit.
And yes, although it is a flower that flows
With milk and honey, it is bitter milk,
As anyone who ever broke its stem
And dared to taste the wound a little knows.
It tastes as if it might be opiate.
But whatsoever else it may secrete,
Its flowers distilled honey is so sweet
It makes the butterflies intemperate.
There is no slumber in its juice for them
One knocks another off from where he clings.
They knock the dyestuff off each other’s wings—
With thirst on hunger to the point of lust.
They raise in their intemperance a cloud
Of mingled butterfly and flower dust
That hangs perceptibly above the scene.
In being sweet to these ephemerals
The sober weed has managed to contrive
In our three hundred days and sixty-five
One day too sweet for beings to survive.
Many shall come away as struggle-worn
And spent and dusted off of their regalia,
To which at daybreak they were freshly born,
As after one-of-them’s proverbial failure
From having beaten all day long in vain
Against the wrong side of a windowpane.
But waste was of the essence of the scheme.
And all the good they did for man or god
To all those flowers they passionately trod
Was leave as their posterity one pod
With an inheritance of restless dream.
He hangs on upside down with talon feet
In an inquisitive position odd
As any Guatemalan parakeet.
Something eludes him.
Is it food to eat?
Or some dim secret of the good of waste?
He almost has it in his talon clutch.
Where have those flowers and butterflies all gone
That science may have staked the future on?
He seems to say the reason why so much
Should come to nothing must be fairly faced.