"Не может быть! – Это снова голос нашего штатного психиатра Наамана. – Что так и написал, что не верит в понимание арабами Катастрофы?" «Угу» – отвечаю я. «А может быть, стихи у него плохие, может он не из Ленинграда?". «Не» – говорю я и читаю ему с мобильного стихотворение этого сомневающегося поэта. "Мда... Странно. Красиво очень, глубоко. Талант большой, надо бы на арабский перевести..." "Ну все, вводи тяжелую артиллерию, даю добро, пиши о концлагерях."
Нааман и я в рамках движения о сосуществовании были в Освенциме. А дело все произошло после нашего визита за колючей проволокой. Меня знобило, он и предложил в бар идти. Обычный бар, обычные люди, много иностранцев, не разберешь, кто; барменша – естественно, красавица. Меня трясет и знобит от визита, а тут слышу: "Жиды и жиды..."
Думаю: дай героем буду, всё не как уже по-другому, дам в морду... Но не успел, противник мой меня опередил, и еще секунду от удара ножом было бы совсем плохо, если бы не ловкость Наамана; он угрожающе стал что-то говорить на арабском, они и отступили.
Я, ошарашенный, не знал, что сказать поначалу. "Это что ты там кричал по-арабски, клич смертников?" «Не, это перевод Мандельштама на арабский: "Я вернулся в мой город, знакомый до слез..."» Я как услышал это, что-то понял и заплакал. Нааман: "Ты чего?". «Ты знаешь, понял многое, я в армию больше не пойду.» "Дурак, а кто у наших баб во время службы принимать роды так, как ты, будет? Ты мне лучше в благодарность отдай ту рукопись, помнишь?" «Ах ты, морда твоя хамасовская, ни черта я тебе не дам!» «Ах ты, жидовская твоя морда...»
А официантка все смотрит, слушает и усмехается: "Таланты, да... нечего сказать, эпатажно... Вы значит Гамлеты, а они кто? Думаете, что-то становится проще?
В общем, так эта история и заканчивается; она, оказывается, студентка литературы и искусства, во время войны её дед много евреев спас. пиво у них хорошее...
Ну всё, пошел мыть руки перед операцией.
http://www.stihi.ru/2011/09/27/2242
http://www.stihi.ru/2011/09/16/317