Когда над Северной Атлантикой завис сезон дождей
И мёртвой зыбью уползали в ночь блуждающие льды
Впряглись в металл полсотни тысяч самых свежих лошадей
Напившись масляно мерцающей воды
Бедна знамениями ночь, слепы и немы небеса
И провидения оскал ещё недвижим в глубине
Далёкий скрежет глушит дождь, и только чьи-то голоса
Зовут ли, плачут ли, вещают ли во сне.
Сирены Реквием поют по наши души
Развязки ждёт расположение планет
Три мили вниз парить нам до ближайшей суши
А мы плывём на тот, на Новый Свет.
А в стаях несмертельных волн толкнулась в борт ещё одна
Не попадая в общий ритм, легка, пресна и холодна
И много будущих смертей, и душ, исторгнутых из сна
Предупредить могла бы именно она.
Но Высший Промысел суров, бесспорен и необъясним,
Сомненьям места не должно быть никогда, ни одному:-
Затем ли создан человек, не разминулся Он ли с ним
И надо ль быть подобным именно Ему?
Не расставляйте в ниши шахматные души,
У этих ниш и этих душ смнений нет!
А нам всю жизнь парить к своей последней суше
Где ждёт нас самый Тот, не Новый Свет.
И где ж Ты был, молился с кем, где Твой таился Идеал,
Когда вскрывало правый борт и гас бесследно Новый Свет?
С экспериментом Ты успел, а с Идеалом опоздал,
И есть знамение, а Идеала нет!
Твоим сомнением пришлось распорядиться нам самим.
И айсберг сгинул в никуда, когда с сжигающей тоской,
Со льдом отчаяния стал впервые несопоставим
Впервые нами постигаемй покой!
Мы состоялись и ничем не поступились
В смертельный наш, трансатлантический вояж -
И небеса для нас, и бездны отворились
И нам сирены протрубили "Отче Наш!"
1997