ЧАСТЬ ПЯТНАДЦАТАЯ.
ДОГОВОР С ЦАРЕВИЧЕМ.
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
ПРИБЫТИЕ НОВЫХ БАРОНОВ.
Так дней пятнадцать пролетела
От той вражды, что так сильна,
Корабль тех, что вечно смелы
Прибила к берегу волна.
Приплыли славные бароны,
Что поспешили в тот поход,
О них, для славы дней рождённых
Пусть память сотни лет живёт.
Мне описать сегодня надо
Тех, кто приплыть смогли туда,
И нам на это хватит взгляда,
Чтоб помнить их на все года.
Маркиз, возглавивший отряды[1],
Сумел приплыть туда в тот час,
Мне говорить о нём не надо,
Продолжу о других рассказ.
А вместе с ним приплыл к Задару
Матье[2] – достойнейший барон,
Известен он по песням старым,
Священной Верой окрылён.
Пьер де Брасье явился тоже,
Он поспешил в поход пойти
И, мне известно, он поможет
Средь очень долгого пути.
Они приплыли в войско наше
И будут рядом день и ночь,
А злобный враг уже не страшен,
Способны им мечи помочь.
Я расскажу о них немного,
Я о других скажу сперва,
Пусть о послах державы строгой
Расскажет новая глава.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
ПОСЛЫ ГЕРМАНИИ.
Ещё пятнадцать дней промчалось,
Корабль новый к ним приплыл,
И оставалось только малость
Для отдыха Христовых сил.
На корабле приплыть сумели
Послы, что отправлял отряд[3],
Они стремились долго к цели
И не торопятся назад.
Они пришли, чтобы поведать
То, что Король им отвечал,
Они все верили в победу
И в разрешенье наших дел.
Они в отряд вернулись снова,
Слова должны произнести,
Что станут вечною основой,
Наградой в тягостном пути.
Они пришли со стран далёких,
К тем, в ком Любовь ещё жива,
Несли они Филиппа строки
И принца светлые слова.
Они летели словно птицы,
На крыльях мира и добра,
А что с баронами случится
Расскажет новая глава.
Но для начала расскажу я
Слова, что здесь произнесут
Послы, что жизнями рискуя
Проделали большой маршрут.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
СЛОВА ПОСЛОВ.
Тогда бароны услыхали
То, что сказать послы смогли:
«Сеньоры, мы пришли из дАли
С Германской сказочной земли.
Послал Филипп нас с вестью новой
И мы должны о ней сказать,
Лишь потому мы просим слова,
Что сохранит Любви печать.
Король Филипп не будет с нами
Пошлёт Царевича он в путь,
Храня в душе святое пламя
И Верой наполняя грудь.
Царевич с нами будет скоро,
Пройдёт нелёгкий путь войны».
Велись такие разговоры,
Их церкви слышали сыны.
Все с замиранием внимали
Тому, что нынче скажут им,
И отступали вмиг печали,
Развеялся сомнений дым.
Послы же речи продолжали,
Баронам передав точь в точь,
Всё что Филипп сказал вначале
И как стремился он помочь.
Теперь же расскажу, читатель,
О том, что было в речи той,
Потом, а на сегодня хватит,
Главу ты новую открой.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ.
ПРОДОЛЖЕНИЕ РЕЧИ ПОСЛОВ.
Послы же только продолжали
Ту речь, что им Филипп сказал:
«Сеньоры, хватит быть в печали,
Для радости и мир наш мал.
Филипп послать решил в подмогу
Того, кто свой утратил трон,
Должны ему помочь немного
Те, кто для боя был рождён.
Возьмёмся ж за святое дело,
Захватим самый светлый град,
Пойти мы в бой решимся смело,
Пусть стрелы птицами летят.
Пусть справедливость торжествует,
Пусть враг повержен будет вновь
И в жизнь нелёгкую такую
Как в первый раз придёт Любовь.
Вернём мы трон, что был утрачен,
Враг будет нами побеждён,
Не сможем мы прожить иначе,
В бою – судьбы святой закон.
А цесаревич рад что с нами
Он договор свой заключит,
Несём мы вечно божье знамя
И Вера нам как вечный щит.
Филипп же оказать нам сможет
Любую помощь в час невзгод,
Но мы должны сражаться тоже,
Избавив город от невзгод».
Так им посланцы отвечали,
Святые слезы скрыв едва,
А как слова те обсуждали
Расскажет новая глава.
ГЛАВА ПЯТАЯ.
ОТВЕТ ДОЖА.
Дож слышал всё и вот теперь ответил
Послам, что так того ответа ждут:
«Я рад, что принц, прославленный на свете,
Отправится в далёкий наш маршрут.
Но только я хотел бы для начала,
Чтоб подчинился Риму он опять,
Романия[4] под властью той бывала,
Но отошла[5], храня обид печать.
К тому же, знает он, воинство Христово
Истратилось на тягостный поход,
Пусть будет серебро[6] с провизией – основа
Для тех, кто в том походе не умрёт.
Пускай он с нами поспешит в дорогу,
Отправится в край Вавилонский[7] тот,
Где множество врагов и злых, и строгих,
От рук которых много войск умрёт.
А если же поехать он не сможет,
Пускай пошлёт туда своих послов,
Иначе поступать ему не гоже,
Коль трон отца он отстоять готов.
Пускай содержит ратников он смелых,
Десяток тысяч, всё за счёт козны,
Тогда согласны на святое дело
Пойти в поход все Франции сыны.
Когда же мы врага разбить сумеем
Пускай до смерти держит он отряд[8]
В заморских землях, где враги всё злее,
Пусть всё исполнит, буду очень рад».
Сказал так дож, посланники молчали,
Потом сказали светлые слова,
О тех словах забуду я едва ли,
О них расскажет новая глава.
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
ОТВЕТ ПОСЛАНЦЕВ.
Послы ответили в начале,
Услышав эту дожа речь:
«Подобных слов мы ожидали,
И Веру мы должны сберечь.
Все полномочия нам дали,
Чтоб соглашенье заключать,
И мы, прогнав свои печали,
В далёкий путь пойдём опять.
И если вы хотите тоже
Мы заключим тот договор,
И пусть Господь всегда поможет
Тем, кто мечом и мыслью скор.
Пускай же Вам известно будет,
Что договор тот всех важней,
Пока живут на свете люди
Такого не было средь дней.
Мы заключим, а если кто-то
Его не хочет заключать,
К походу нет ему охоты,
Хранит он в сердце лжи печать»[9].
Не день другой совет собрали,
Сказали всем послов слова[10]
Пусть согласятся все едва ли,
Но Вера будет вновь права.
А я же рассказать сумею
Как спор баронов начат был,
Так с каждым днём ещё сильнее
Звучала рознь средь наших сил.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
ПЕРВАЯ ГРУППА.
Итак, когда послы сказали слово,
Бароны говорили там и тут,
И розногласья появились снова
Там, где их никогда уже не ждут.
Аббат из Во, как мы уже сказали
Не мог сражаться против христиан,
Хотел он снова устремиться в дали,
Спасать тот город, что Всевышним дан.
А вместе с ним нашлись такие люди,
Что были против пагубной войны:
Они сказали: «Этого не будет,
Мы драться с иноверцами должны.
Не можем мы на это согласиться,
Не станем обнажать своих мечей,
На тех, кто с вечной Верою родится,
А ты, Всесильный дож, понять сумей.
Должны мы ехать в Сирию[11], а значит
Не будем силой брать мы Цареград,
Не убеждай нас поступить иначе,
Пока все души Верою горят».
Так говорили те, кто не хотели
Руки поднять на братьев – христиан,
Они ведь были правы, в самом деле,
Но только дух других был злобой пьян.
Теперь я опишу других немного,
Решите сами, чья душа права,
О тех, кто в этот раз забыли Бога
Пускай расскажет новая глава.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
ВТОРАЯ ГРУППА.
В отряде были и другие люди,
Что думали совсем наоборот,
Пускай же спор история рассудит
И всё решит, когда придёт черёд.
Так вот, другие люди отвечали:
«Мы в Сирии покоя не найдём,
Там будет только горе и печали
И слёзы напоят Ваш милый дом.
Вы сможете так скоро убедиться,
Что победить врага нам не дано,
Быть может, сможем удержать границы,
А может, и погибнем, всё равно.
Вы посмотрите, те, кто были рядом,
Но поспешили чуть иным путём,
Враги и к ним не ведали пощады
И их тела так скоро мы найдём.
Мы отвоюем, так или иначе
Священный город, что захвачен был,
Но мы быстрее ту решим задачу,
По Греции отправив часть из сил.
Должны принять мы согляшенье это
Иначе ждёт войска большой позор,
Поверьте, что давно уж ждёт ответа
Царевич тот, что на расправу скор».
Так говорило большинство, а значит,
Тот славный договор подписан был,
Но всё потом, сейчас моя задача –
Поведать Вам о том, кто сердцем мил.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
АББАТ ЛООСКИЙ[12].
Был в войске том один аббат,
Что настоятель был в Лоосе[13],
Он был лишь Верою богат
И о другом уже не просит.
Он был так свят и так правдив,
Что вслед за ним пойти сумели
Все те, кто не пошли назад,
Решившись вновь добиться цели.
Он проповедовал в тот час
И здесь словам его внимали
Все те, в ком веры свет не гас,
В ком нет ни злобы, ни печали.
Он проповедовал о том,
Что соглашенье нужно было,
В нём то, чего так долго ждём,
Добро и Счастье нашим силам.
Он видел в соглашенье свет,
Что им отвоевать поможет
Тот град, что нам милее нет
И нет его для нас дороже.
В то время же другой аббат,
Которого уже назвали[14]
Был соглашению не рад,
Спешить решил в иные дали.
Пойти он в Сирию хотел,
Там воевать с врагом кровавым
И среди сотен разных дел
Погибнуть иль добиться славы.
Так разногласия пришли
Средь рыцарей, хранимых Богом,
Теперь же мы поговорим
О рыцарях святых и строгих.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
РЕШЕНИЕ ПРОТИВОРЕЧИЙ.
Тогда вмешались те, кто был сильней
Маркиз, что рать возглавил в час тревоги,
Граф Бодуэн, что средь тыжёлых дней
Всех ободрял своею Верой строгой.
И Граф Луи, а с ним и Гюг Сен-Поль,
Все те светила рыцарства земного,
Которые сыграть сумели роль
И заслужили этим право слова.
Они решили сразу разрешить
Противоречья в воинстве Христовом,
Чтоб не порвалась между ними нить,
Что стала Веры вечною основой.
Они сказали славные слова,
Которые другим запомнить надо:
«Пусть мы не правы, но всегда права
Святая Вера – вечные награды.
Мы заключим тот договор сейчас,
Иначе мы не вынесем позора[15],
Пока священной Веры свет не гас
Мы в бой пойдём и победим мы скоро».
Вот так они сказали и тогда
Отправили посланцев[16] к дому дожа[17]
И вместе заключили без труда
То соглашенье, что с законом схоже.
Скрепили клятвой верности слова,
Добившись этим самой светлой цели,
Пускай расскажет новая глава
О тех, кто присягнуть тогда сумели.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.
КЛЯТВЫ.
Здесь было лишь чуть больше десяти[18],
Кто из Французов[19] эту клятву дали,
Господь всевышний, ты сынов прости,
Они потерь не ведали вначале.
Пусть для присяги больше не нашлось[20],
Но клятвы оттого ещё дороже,
Что рыцари поклялись и всерьёз,
Пускай же им в бою Господь поможет.
Поклялись те, которых описал
И восемь самых преданных баронов[21],
Пускай отряд наш был не так уж мал,
В нём очень мало с Верою рождённых.
Итак, подписан договор, и вот,
Его скрепили грамоты, а значит,
Любовь и Вера вечно не умрёт,
Вперёд в поход, никак нельзя иначе.
Для выступленья срок назначен был
Когда царевич к нам прийти сумеет,
Став просто частью наших милых сил,
Что будут биться в сотни раз сильнее.
Сначала Пасху пусть отметит люд,
И дней пятнадцать пролетит стрелою,
Тогда всей нашей силою уйдут
На дело очень милое, святое.
Ну а пока я расскажу о тех,
Кто не хотел быть в нашем войске даже,
О дезертирах, что познали грех
Пускай же главы новые расскажут.
[1] Имеется в виду Бонифаций Монферранский.
[2] Имеется в виду Матье де Монморанси.
[3] Это были послы к Филиппу Швабскому.
[4] Имеется в виду Византия.
[5] Это относится к относится схизме (церковному расколу), начавшейся в середине IX в. в патриаршество Фотия и завершившейся в 1054 г. при патриархе Михаиле Керуларии.
[6] Дож запросил у Алексея 200 000 марок серебром.
[7] Имеется в виду Египет.
[8] Этот отряд должен состоять из 500 рыцарей.
[9] Здесь послы высказывали своё собственное мнение.
[10]Речь идет, конечно, об условиях соглашения. Они излагаются, кстати, более или менее полно многими авторами, современными походу, рассказывающими о крестовом походе, однако наиболее обстоятельным является изложение, даваемое в письме графа Гюга де Сен-Поля к герцогу Анри Лувенскому и в записках Робера де Клари, в основных чертах совпадающее с тем, что говорит Жоффруа де Виллардуэн. Повествование пикардийского рыцаря в особенности выделяется прямодушием и искренностью: «Дож Венеции хорошо видел, что крестоносцы находятся в стесненном положении; и вот он обратился к ним и сказал: "Сеньоры, в Греции имеется богатая и полная всякого добра земля; если бы нам подвернулся какой-нибуль подходящий повод отправиться туда и запастись в той земле съестным и всем прочим, пока мы не восстановили бы хорошенько наши силы, то это казалось бы мне неплохим выходом, и в таком случае мы сумели бы двинуться за море". Тогда встал маркиз и сказал: "Сеньоры, на Рождество прошлого года я был в Германии при дворе моего сеньра императора. Там я видел одного молодого человека, брата жены императора Германии. Этот человек был сыном императора Кирсака из Константинополя, у которого один из его братьев предательски отнял Константинопольскую империю. Тот, кто смог бы заполучить себе этого молодого человека, сказал маркиз, легко бы сумел двинуться в землю Константинопольскую и взять там съестные припасы и прочее, ибо молодой человек является ее законным наследником"» (гл. XVII). Из сообщения хрониста явствует, что венецианско-монферратско-германская дипломатия была разработана весьма детально. Граф Гюг де Сен-Поль в указанном письме сообщает, будто Алексей обещал выплатить по 200 тыс. марок и крестоносцам, и венецианцам, что не находит подтверждения ни в одном ином источнике.
[11] Как видно из рассказов, до января 1203 г. намерения предводителей крестоносной рати были скрыты от рыцарства и рядовых воинов, взявших крест со вполне определенными намерениями и имевших в качестве цели «освобождение» Святой земли от «неверных». Когда на совете в Задаре подверглись обсуждению предложения послов царевича Алексея и германского короля Филиппа, многим стало ясно, что вожди, руководствуясь собственными мотивами, решили повернуть войско на Константинополь. Отсюда — бурные споры, вспыхнувшие на совете. Видные участники — церковнослужители и рыцари — отказались принять предложения об изменении направления похода. Попытка такого вторичною «уклонения с пути» была (после захвата Задара) новым, притом важнейшим, политическим актом дожа и венецианцев.
[12] Симон, цистерцнанский аббат в Лоосе. Занимал должность аббата в 1187—1203 гг. Был в числе тех цистерцианцев, которые в противовес Гюи Во де Сернэй и его сторонникам рьяно ратовали в Задаре за поход на Константинополь. Он принял в 1203 г. участие в первом приступе византийской столицы; умер осенью 1203 г. Виллардуэн всегда отзывается о нем в хвалебных выражениях. Кстати, такова же в данном случае и оценка, даваемая Робером де Клари, согласно сообщению которого, впрочем, этот церковнослужитель якобы проповедовал среди крестоносцев в апреле 1204 г., что неверно: видимо, пикардиец перепутал аббата де Лоос с аббатом де Лочедио.
[13] Лоос – город во Фландрии в одном лье от Лилля.
[14] Здесь имеется в виду аббат из Во, известный нам по ранним главам.
[15]Поскольку в этом случае весь поход расстроился бы (см. § 115). Интересно, что Виллардуэн в сущности ничего не говорит о мотивах, которые побудили Бонифация Монферратского и других предводителей крестоносцев принять предложения послов царевича Алексея и его немецкого «покровителя» (Филиппа Гогенштауфена), не раскрывает глубинной подоплеки этих мотивов, ограничиваясь тем, что рассказано в § 96 и 97. Многие другие современные походу авторы (Робер де Клари в гл. XVI и XVII, Аноним Гальберштадтский и др.) тоже констатируют лишь серьезную озабоченность, царившую тогда в войске из-за нехватки съестного. И, судя по рассказу, содержащемуся в письме Гюга де Сен-Поля к герцогу Анри Лувенскому, как раз это обстоятельство предопределило позицию предводителей войска. Позднее, в июле 1205 г., сам Бонифаций Монферратский, чтобы «оправдаться» перед Иннокентием III, в свою очередь, подчеркнет данный фактор в Своем письме к папе. Однако из различных источников (папская переписка, хроники и др.) известно, что еще в конце 1201 — начале 1202 г. в Германии и в Риме велись дипломатические переговоры (их осуществляли послы, отправившиеся туда, включая самого Бонифация Монферратского), и уже тогда, во время этих переговоров, обсуждался вопрос о том, чтобы, по словам анонимного папского биографа, «вернуть в Константинополь с помощью христианского войска и водворить на престоле Римской империи» сына Исаака II Ангела — Алексея. Иными словами, события, передаваемые Виллардуэном, не были для тех, кто находился в «курсе дел», чем-то неожиданным, вызванным преходящими, попутными причинами и соображениями.
[16]То есть послы царевича Алексея и Филиппа Гогенштауфена.
[17]Примечательная деталь: подписание соглашения происходило в резиденции Энрико Дандоло — факт, ясно указывающий не только на его особую заинтересованность в заключении такого соглашения, но и на то, что бароны, сторонники поворота похода к Константинополю, молчаливо признали главенствующую роль венецианского дожа.
[18] Некоторые называют число – 12.
[19] По Роберу де Клари, соглашение одобрили также епископы, находившиеся с крестоносной ратью.
[20] Речь идет не только о крестоносцах из Иль де Франса, но и из большей части Франции, занявших тогда позицию, враждебную проектам и предложениям, внесенным царевичем Алексеем и Филиппом Швабским через их послов.
[21]Несомненно, что как раз к этому эпизоду относятся события, о которых сообщает в своем письме к герцогу Анри Лувенскому Гюг де Сен-Поль, смешивая случившееся в Задаре с происшедшим позже на о. Корфу и с полным основанием утверждая, что лишь немногие крестоносцы благоприятно отнеслись к проекту. В одной из рукописей хроники Виллардуэна сторонниками соглашения, «узаконившего» поход в Грецию, названы 16 баронов: Бонифаций Монферратский, Луи Блуаский, Матье де Монморанси, Жоффруа де Виллардуэн, Конон Бетюнский, Милон ле Бребан, Жан де Фуанон, Жан Фриэзский, Пьер де Брасье, Ансо де Кайо, Репье Тритский, Макэр де Сент-Менеу, Милон Лилльский, а также епископы Гальберш-тадтский и Труаский и Жан де Фасет. В этом перечне отсутствуют граф Бодуэн Фландрский и граф Гюг де Сен-Поль. Естественно, возникает недоуменный вопрос: каким же образом соглашение мог подписать Конон Бетюнский, коль скоро этого не сделал Бодуэн Фландрский? Что касается упоминания в этом перечне трех князей церкви, то оно, вероятно, вполне оправдано: примечательно, что и Робер де Клари, как уже было сказано выше, говорит об одобрении епископами в войске антиконстантинопольского замысла (гл. XXXIX): «Епископы сказали, что это не только не явится грехом, но скорее благочестивым деянием»).