Был этот граф отменный негодяй,
Любовь мою он горестно унизил.
Цвела сирень, как нежная беда,
И голуби смеялись на карнизе.
Мы с женщиною шли по мостовой,
Она стеснялась радости на людях.
Акация зелёною листвой
Играла, словно счастьем в изумруде.
Вдруг блеск кареты – крики, давка, шок.
Граф хохотал, в разгул толпы врезаясь.
И что-то пел обманчивый рожок
Всем птичьим откровениям на зависть.
Любимая моя, как ты бледна!
Тебя, бедняжку, оглушили кони?
Но почему-то вся дрожит она
И словно убегает от погони.
Внезапно граф коней остановил,
Его нога булыжников коснулась.
- Лизетта, детка, покажи свой пыл,
Мне кажется, что прошлое вернулось.
Сказав такие дерзкие слова,
Граф подошёл к любимой, улыбаясь.
А та - и ни жива, и ни мертва,
В глазах – озёрах слезы расплескались.
- Простите, граф, нас с Лизой жизнь свела...
Но граф уже завёл свою шарманку:
- Она моей наложницей была,
Ты подцепил, любезный, куртизанку.
Я потерял над чувствами контроль,
Лупил его, как зверя, в хвост и гриву.
Но тут пронзила тело злая боль,
И плётка показала все извивы.
- В тюрьму его! – кричал помятый граф,
Метались слуги в огненном запале.
Меня свалили, накрепко связав,
И на руках игрушки забренчали.
По городу я шёл, потупив взор.
А сзади, как печальная картина,
Плелись моя любовь и мой позор –
Поникшая Мария Магдалина.
Когда меня в тоске хлестнёт тюрьма
Насмешкой, унижением и страхом,
Она сойдёт, несчастная, с ума
И облачится в белую рубаху.
Давно бредёт по миру босиком,
Сочатся ноги горестною кровью.
Но был я с этой нищенкой знаком
И даже называл её Любовью.
Р.Маргулис.