Газета "Вечерний Ленинград", №270 (18660) от 26.11.1988.
10-й выпуск литературной страницы "Дом книги"
Раздел "Мансарда"
МАРШРУТ
Михаил Окунь родился в 1951 году в Ленинграде, окончил ЛЭТИ имени В.И.Ульянова (Ленина), в одном из НИИ разрабатывает медицинскую технику – обыкновенная для ленинградца его поколения судьба.
Биография же поэтическая выглядит, можно сказать, даже счастливо: печатался в газетах, журналах «Смена» и «Аврора», в альманахах «Поэзия», «Молодой Ленинград», «Истоки», коллективных сборниках «Молодые поэты Ленинграда», «Невские просторы». Более того, в этом году Лениздат выпустил его книжку «Обращение к дереву».
Так почему же – «выглядит» и «можно сказать»? Только он сам знает, что и сколько не увидело света по причинам отнюдь не литературным… А сейчас, когда приходит (пришла?) пора зрелости, встает вопрос: что же дальше? Или ты суетишься, пробивая уже написанное, или – пишешь стихи. Человек серьёзный, Михаил Окунь суетиться не намерен. И потому хочется верить: биография его продолжится действительно счастливо.
Троянская война
– Уж лучше ахейцем в каком-то там веке «до нашей»,
Чем здесь и сейчас,
Уж лучше в Троянской участвовать,
Но не в афганской! –
Серёга сказал раздраженно…
Узнал он войну без прикрас
И пули не минул душманской.
Недавно с женой перебрался он в новый квартал,
В квартирке живет ни просторной, ни тесной.
Серёга поэмы Гомера до дыр зачитал,
А прежде, до армии, было всё неинтересно.
И долго на кухне потом говорил, говорил…
(– Какие сравненья, о чем ты?!
– О выручке братской…)
Парис и Елена,
Приам,
Агамемнон,
Ахилл,
Патрокл неубитый (лишь раненый)
В куртке солдатской…
О природе вещей
Берёзы черная верхушка за окном.
Посмотришь изредка – какая там погода?
Поэта римского достанешь с полки том,
А на душе опять тоска и несвобода.
Лукреций Кар в четвертой книге до любви
Добрался пристально. С позиций атомиста
Он разъясняет нам, что сколько ни лови –
Нет насыщения виденьем чистым.
Верь иль не верь ему – но не бросай упрёк:
Поэтам свойственно темнить и ясным слогом.
Вглядись внимательней, вчитайся между строк –
Там столько горечи - безумие итогом!
Размышления
А если подумать, дела мои плохи –
Настолько я стал «порожденьем эпохи».
Набитый автобус в предутренней рани
Оставил мне первое воспоминанье.
Вели в детский сад, в переулках скользя.
Потом была школа, где столько «нельзя».
О, годы студенчества! Нет мне покоя –
Ведь пали они на «период застоя».
«Кормушка», «элита» и «демпферный слой»...
Но, кажется, мы одолели застой.
Я рад повороту в разрезе таком.
Вот только автобус, набитый битком...
***
Заблужусь в переулках совсем незнакомого мне городишка,
В переулках, куда не доносится времени шум.
И почудится кашель строений, деревьев одышка,
И пойду наугад, без разбора пути, наобум.
И никем никогда ни о чем уж не буду я спрошен –
Будет только домов двухэтажных темнеющий ряд
И внезапный тупик – лопухом и крапивой заросший
Тихий сумрачный двор, где добротные бочки стоят.
И средь них целый день проплутаю без крова и пищи,
Задевая впотьмах за крутые-крутые бока.
Будет черное небо, как бочки смолёное днище,
Будут стянуты обручи и древесина крепка.
***
Не иначе, как вкупе с другими
Мне дозволено существовать.
А отдельно мне данное имя
Есть не больше, чем «подпись, печать».
Эти многоэтажные соты,
Эти клеточки – дом и семья!..
То они опротивят до рвоты,
То притянет ячейка своя.
Подозренья, что мир многомерен,
Не оправданны... И наперед
Ты настолько в маршруте уверен,
Что автобус идет и идет.
Вокзал
По вокзалу плутая с чемоданом в руке
И под мышкою – с хлебницей,
Купленной в универмаге,
Ощутишь себя вдруг в самой дикой тоске,
Будто обнаружив пропажу важной бумаги.
Так на русского странно влияет вокзал.
(Как, быть может, на немца, француза, швейцарца?)
...Что он любит тебя – он тебе не сказал,
Уезжая из Пензы, Блуа или Гарца.
Что он любит тебя... Только путь так далёк...
(Тут уже не Европа,
А отечественные пространства.)
Развернет он в плацкартном со снедью кулёк
И, уставясь в окно, всё твердит пару строк
Из российского декаданса.
***
Мой ангел, жилец угловой,
Далекий от дел неумеха,
Размеренной жизни – помеха,
Меня раздражавший порой.
Мой ангел, наивный чудак,
Страдающий от аллергии,
Запрятавший крылья тугие
Под серый потёртый пиджак.
Мой ангел, пропавший с полдня,
От нас навсегда улетевший,
Ничто изменить не сумевший,
И всё же – хранивший меня.