Витгенштейн не любил философию.
Она приходила к нему и грубо
брала его как похотливая женщина
И не только уединении.. Но где бы
он ни был: на наблюдательном пункте
артиллерийского подразделения,
в облаке пыли безнадежной атаки,
в хаосе лагеря военнопленных,
на балу средь венских миллионеров,
в госпитале, где санитар Людвиг
смешивал пасту Лассара из окиси цинка и желтого
вазелина, для солдат с обожженной кожей.
Она находила его на воздушном шаре,
когда он преподавал в начальной школе
и девочек драл за ушки.
Философия приходила и требовала
вниманья. Он отчаивался сопротивляться,
раскрывался, отдавая себя.
И когда сладострастно она
опускала его в интенсивность раздумий,
он содрогался и выдавал идеи.
Идеи били из него ключом,
струею не затыкаемых фонтанов
Шёнбрунновского дворца.
Ему стоило большого труда
заставить себя отвлечься
от потаскухи души и мысли.
Он с головой уходил в мюзиклы,
вестерны про ковбоев и краснокожих,
«крутые» американские детективы,
всегда садясь как можно ближе к экрану,
надеясь, что хоть здесь она, наконец,
оставит его в покое. Напрасно надеясь.
Главное, чтобы в фильме не было
тяжести вымученного интеллектуализма
и натуженной фиги в кармане.
Никогда не читал Аристотеля,
чурался диалогов Сократа,
но это не помогало…