I
Послушайте, если охота
и некуда время девать,
закончив дневные заботы,
слегка подустав от работы,
совсем не торопитесь спать:
трещит костерок торопливо,
стреляют, шипя, головни;
дымком ветерок шаловливый
окутал замшелые пни –
в душе поднимают они
печальные давние дни
и тёмные-тёмные ночи.
А сердце трепещет, клокочет,
как будто бы выскочить хочет,
упасть, превратившись в гранит –
то были печальные ночи
и были безрадостны дни.
Я всё это видел воочию,
и Боже вас всех сохрани
приблизится к этому краю:
к черте под названием АД.
Я точно, доподлинно знаю –
там время идёт на закат,
там коротки вёсны и лето;
природа спешит взапуски,
галопом вперёд без рассвета,
быстрее созреть, отцвести,
и плачется, глядя на это,
и сердце болит от тоски.
Безправна у зека* судьбина,
тревожна, сурова, строга;
там зимы и люты и длинны,
глубоки и белы снега,
неделями воет пурга…
стрелки в полушубках овчинных
убьют, если двинешь в бега.
А если и двинет бедовый,
рискуя своей головой,
какой бы он ни был фортовый
не выпустит шельма-тайга.
Он скоро замёрзнет в сугробе,
как плод в материнской утробе,
прильнув головёнкой к ногам.
Но вот интересная штука,
забыв про тепло и уют,
на ЗОНЕ отсутствует скука
и там те же песни поют,
но жизнь эта больше наука;
нагрузка не только на руки,
а стиль поведенья в разлуке
и твёрдость характера тут –
совсем не последнее дело.
Выносливым, сильным и смелым,
как водится, в ЗОНЕ – везёт,
а главное – честь свою с делом
блюди!.. и работай умело
и срок сократят при УДО**.
На этой струне сладкозвучной
так любят "играть" опера,
вербуя нестойких в подручные…
Опасная это игра
доводит порой до "пера",
или заточку до ручки
в районе седьмого ребра
воткнут за любовь к мусорам
ВОРА шаловливые ручки;
на ЗОНЕ поблажка ВОРАМ.
БЛАТНЫЕ в почёте на ЗОНЕ,
там главные – "ВОРЫ В ЗАКОНЕ".
Он – как король без короны,
заслуженный ЗЕК-УРКАГАН,
смотрящий на зоне – ПАХАН.
***
Уж какие тут резоны,
вряд ли есть ответ простой.
Два начальника на ЗОНЕ:
государев и БЛАТНОЙ.
Государев – по закону,
под началом у него:
офицеры при погонах,
много ВОХРЫ вооружённой,
свора злобных псов конвойных,
а в тылу у заключённых –
ВОР, подручные его…
Без него, как говорится,
ни прибавить, ни отнять.
ОН – начальник для сидящих!
ОН – и боле никого!!!
В каждой камере смотрящий*
личный ставленник его.
Кто когда б ни прибыл в зону
должен знать: отныне тут
по тюремному ЗАКОНУ
по понятиям живут –
кто доносит – первый кнут,
кто ПРЕДАТЕЛЬ – уберут,
кто скрысятничал – опустят,
всё что нажил – отберут.
Так вот зеки и живут:
кто считался честным раньше –
будет спать возле параши,
с дыркой в кружке,
с дыркой в чашке,
с чёрной "мушкой" на щеке –
в петушином уголке*.
Посреди такой чернухи
ходки, масти и кликухи*
вместо собственных имён –
сленг загадочных племён.
Кегля, Чалый, Коногон,
пацаны* и фраера*,
споры, мат и оплеухи,
да азартная игра
зачастую до утра –
вот такие отношения…
Тут нельзя просить прощенья,
здесь права твоя рука:
ты и сила кулака.
Если гирька на цепочке,
или тонкая заточка,
розы острое стекло* –
отбивайся палкой, бочкой
иль тебе не повезло…
Если выстоял, где надо,
если дрался – не вопил –
эта жизнь тебе в награду.
Ты такую заслужил.
А судьба ещё срисует.
Нарисует – не сотрёшь.
Ты боец и ты воюешь –
победишь или помрёшь.
Где похуже, где получше,
где поярче, где поглуше –
ни спокойной, ни кипучей
эту жизнь не назовёшь.
Надо всем над этим – случай!
Случай! Случай – гад ползучий!
Коль наколет – не сотрёшь!
***
Дело было как-то летом:
день обычный выходной,
у окна зека раздетый –
без подштанников, босой…
Рядом двое суетились:
на газете разложили
две свечи, кусочек мыла,
что, похоже, формой было.
Вмятинка, - размер, - с фасоль.
Вместо марганцовки – соль.
Издаля, ну прямо дети
целлофановый пакетик
расплавляли над свечой.
И шутили меж собой:
«Всё ништяк, терпи, фартовый*,
"болт" получится как новый,
Всё как в клинике – ништяк.
Плачь от радости, земляк!..»
Опыт дурости народной
и поныне не учтён,
а на орган детородный,
где отвёрткой, где гвоздём,
шарик мутный инородный
был под кожу заведён.
Кровь – мочой поспешно смыли,
чуть присыпали золой,
а потом чифирь глушили…
Всё прошло – и с плеч долой!
А всему причина – случай.
Случай здесь всему виной.
Случай. Случай – гад ползучий!
Спутник психики больной…
Дело в том, что наш чудило,
Так сказать, на букву "М",
ждал давно свиданья с милой
(молодой женой Людмилой),
не поверил в свои силы.
Крыша съехала совсем.
Тут советчики нашлись:
«Укрепляй надёжней низ,
и готовь жене подарки –
эротический сюрприз –
секс космический и яркий.
Укрощение страстей
без особенных затей!
Той, по ком не спал ночей,
подари такие шансы
африканских горячей!»
Только чуда не случилось:
плоть опухла и загнила,
и в больничку угодил он,
так и не увидев милой…
А потом хирург-лепила
удалил всё то, что сгнило
и на чём всё это было
тоже срезал заодно;
ну на то он и лепила –
врач тюремный, Бог земной.
Фельдшер-зек шепнул украдкой:
«Слава Богу – не со мной!»
Узник этого исхода
до конца не перенёс:
на "промзоне" с перехода
сиганул под тепловоз,
тело быстро снег занёс…
Вечером халдей-обходчик*
с номерком бушлат принёс.
Две полы без рукавов –
вот и всё, что уцелело
от любви и от него –
всё и боле ничего!
В жизни мутной не кипучей,
кроме злобы на лепил
этот факт – прискорбный случай –
никого не отрезвил.
«Случай, случай – гад ползучий!.. –
фельдшер Мойша повторил, –
это ж надо. В рельсы с кручи…
Бог ты мой!.. чтоб я так жил!»
II
Жизнь размерена на ЗОНЕ
от звонка и до звонка.
Утром на работы гонят,
к ночи спать ведут зека.
Переклички, шмоны, звоны,
борзость ушлых блатарей,
мат развесистый, ядрёный –
всё вдали от матерей.
Даже добрый заключённый
тут с годами матерел…
Но порою даже малость,
вроде крепкого словца,
снимет всякую усталость
с ног и с тела, и с лица,
оживит и "мертвеца"!
Не единожды бывало,
случаев таких немало.
Как-то, помнится, весною
в ЗОНУ к нам пришёл этап*.
На барже убрали трап,
Оттеснённые конвоем
зеки сели на лугу,
на высоком берегу
две руки над головой,
волкодавы и конвой,
чуть особняком – БЛАТНЫЕ,
за спиной у них – цветные:
первоходки, бытовые,
безпредельщики-быки;
все уставшие шальные,
все неволею больные –
выглядят, как старики…
в ЗОНУ шёл отряд с работы
к КПП по большаку…
на лице у всех забота:
быть поближе к черпаку,
а потом по чифирьку,
а затем поспать немного,
накурившись табаку.
Тут как будто бы случайно
кто-то крикнул от тоски:
«Братцы!.. кто тут пермяки?..
Отзовитесь, земляки!»
Враз этап преобразился,
зашумел, зашевелился,
проявились остряки:
«Да мы все, блин, земляки.
Ухи вот себе посолим…
Чем тебе не пермяки?
Приготовь бухла и закусь,
да ушицы из реки!»
Быстро шутка улеглась –
перекличка началась.
Знай сверчок про свой шесток.
У охранников работа:
КПП, забор, ворота…
У конвойных антимоны:
переклички, марши, шмоны,
да наказ как оберег:
«Шаг налево, шаг направо –
я считаю за побег!»
Привыкай, не надо злиться,
протирай бушлат до дыр,
знай, сиди, пока сидится,
пусть решает командир,
когда есть, когда поститься,
иль побриться, и помыться.
Всё давно старо, как мир:
тут колючка, там забор,
здесь всегда в почёте ВОР,
КУМ, нарядчик и бугор.
Ты сиди, пока сидится,
как назначил ПРОКУРОР.
Если шконка у стены –
носом в стенку и замри!..
Сон здоровью не вредит,
улучшает аппетит,
и не надо ждать во сне
долгих писем от невест.
Ведь потом, когда проснёшься,
снова жизнь, какая есть.
И не где-нибудь, а здесь.
Не завидная, конечно,
и хрупка как мотылёк;
лес дремучий бесконечный,
где тут север?.. где восток?
КПП, забор, шлагбаум,
волкодавы и стрелок.
Сверху снег и снизу снег.
Беззащитен человек,
что зека, что командиры,
что хозяин на квартире
с тёплой кухней и сортиром –
все в упряжке! Тянут срок.
Прошибает этот срок
от макушки до носок
и в жару, и в злую стужу
зек сидит, а ВОХРа – служит.
Время медленно идёт
понемногу, но вперёд.
…по весне, когда лежнёвка*
одевается в цветы,
в каждом кустике девчонку,
размечтавшись, видишь ты.
Хочешь ласк и наготы,
хочешь женской красоты
и, упав лицом на шконку,
хочешь выть от пустоты.
Тут совсем не до мечты,
хоть последнюю дурнушку
опрокинуть на подушку…
нету рядом никого –
шконки здесь на одного!..
Не придумали пока
мест двуспальных для зека;
для зека – два кулака…
III
Женщины – больная тема.
Те, что есть, то непременно
чьи-то жёны, матеря,
и поэтому не зря
даже уголовный люд
женщину за это чтут,
письма пишут и стихи,
набиваясь в женихи.
Пишет зек, свиданку просит.
Пишет зек, а почта носит.
Месяц пишет, пишет год –
вдруг когда-то повезёт…
Чаще всё наоборот.
Как узнаешь наперёд?
***
С воли тиснули маляву:
«Братаны, я зырил паву!
Биксу, что себе по праву
на хивиру приволок
наш фуфлыжный оперок.
Носик, щёчки, гибкий стан,
бикса – чистый марципан.
А владеет этой кисой –
ОПЕР – КИРЗОВЫЙ БАКЛАН!»
Для вас припас я, господа,
рассказ приемлемый вполне
об офицеровой жене –
красавице в расцвете лет…
Конец весны, начало лета:
в зелёный цвет тайга одета,
залив реки затянут тиной –
и этой красотой картинной
с улыбкой детской и невинной,
который час совсем одна,
тайгой любуется она…
Полуодета и нежна –
подруга, женщина, жена!
И ВОХра и шальные зеки
украдкою который час
глядят на Богочеловека,
как люди каменного века.
Так зеки ловят свой "сеанс";
не это так волнует нас
и не об этом наш рассказ…
Тянулись дни, текли недели.
С деревьев листья облетели,
затем морозы и метели…
Подолгу жёнушка одна
сидела днями у окна.
Белым-белы снега вокруг,
бойкот завистливых подруг.
И разобраться не досуг
к чему вся эта суета.
А виновата красота!
И жизнь в посёлке – не мечта…
Дурнушкам нечего терять.
Они привыкли воевать.
Они особая статья.
Не я. Спаситель им судья.
К концу Филипповской недели,
а может, после Рождества
утихли сильные метели,
к жилью пернатые слетелись
и проявились чудеса.
Нет, не чудесные явленья.
И только у семьи старлея
наглядны были и видны, -
касались лишь его жены.
Однажды как-то за стекло
Конвертик яркий занесло.
На том конверте туз червовый
был нарисован со стрелой.
Он был раскрашенный под кровь,
а ниже надпись: «За любовь!».
Прочитала, что за шалость?
Ночью мужу рассказала,
поделилась, так сказать…
Ей откуда было знать,
что это только лишь начало?!
Если б только она знала…
Но не дано ей было знать,
что чудо не умеет ждать.
Когда лежнёвку поправляли,
проезд готовили зека –
на самой кромке большака
возникла нежная строка,
слова искрились и сияли:
«Любовь моя и боль моя,
зачем тебя увидел я?!»
Она читала. На глазах
сверкнула робкая слеза…
О, слёзы – женщины удел.
Момент – и носик покраснел.
Ах, сколько, сколько этих слёз
из глаз прекрасных пролилось.
***
Пришла весна. Весны цветенье
на севере ценней втройне.
В атаку, словно на войне
спешит природа каждый день.
А у цветов на стороне
свой бог – спаситель и везенье.
Тут мало времени весне.
Однажды в наш знакомый дом
пришёл вольняшка с молоком –
он проживал недалеко,
он выпивал и жил легко,
но речь, конечно, не о том
и молоко здесь ни при чём.
Но вдруг заботливый сосед
подносит женщине букет…
не от себя, конечно,
но в букетик вложено письмо:
«Я вас люблю, что нету сил!
Хочу, чтоб вы меня любили!
Вы – мой Кумир! Мои мечты!
Мой гений чистой красоты».
И тайна выросла в скандал!
Она терпела. Он страдал,
из дома чаще пропадал…
А "гений чистой красоты"
с тех пор запала на цветы!
Старлей мрачнел. Друзья шутили.
Зека базланят меж собой:
«Такую биксу зацепили,
какой фонтан с такой байдой!
Но шо за фуцен*? Кто такой?»
Кто такой он друг-повеса,
что раскинул эту сеть?
Эту крепость одолеть,
если ради интереса,
то в аду ему гореть!
А всего скорее случай,
выше самых верхних нот
подфартит и повезёт,
заарканит, подопрёт
страстной яростью кипучей
и подбросит до небес…
Ну, а дальше – безнадёга:
грязь, крестовая дорога
и бубновый интерес…
Всё случилось как-то сходу,
по совету упырей,
жизнь краплёную колоду
раздала без козырей.
У Высоцкого поётся так
и хочется подпеть:
«Как верёвочка ни вьётся –
всё равно совьётся в плеть!».
***
Дело было как-то летом:
день – необычайно знойный,
Сашка – слесарь безконвойный –
зек надёжный и спокойный
слыл сантехником-поэтом,
по наряду в этот раз
чинил старлею унитаз:
сменил прокладки , муфту, сгоны.
За труд стаканчик самогона,
колбаски с "барского стола»
ему хозяйка поднесла
и за компанию сама
стаканчик выпила вина,
совсем чуть-чуть и не до дна,
раз захотела так она…
Но разве в том её вина?!
Она в тот раз была безвинна,
как Лорелея, Жозефина
была желанна и нежна,
и грех запретный свой она,
смакуя, выпила до дна!
Как всё случилось?.. я не видел,
как бы со свечкой не стоял…
Но рано утром на вокзал
старлей – жену – не провожал.
Сантехник Сашка, в кровь избитый,
в больничке чуть живой лежал…
Она с сумой наперевес
одна тащилась через лес.
На КПП солдатик рыжий
с лицом без признака усов
сказал, ботинком куст мотыжа:
«Канай, ЛОХУДРА, колбасой!».
Засов задвинув, плюнул в пыль.
Такая вот случилась быль.
IV
Много дней метёт пурга,
словно злится на обиду –
потеряешься из виду,
отойдя на три шага.
А вокруг снега, снега:
спят бараки под снегами,
греют землю сапогами
часовые на посту –
уголовников пасут.
И собаки – тут как тут!
А в бараках в унисон
храп стоит со всех сторон,
здесь, под боком у охраны –
воры, сявки, уркаганы –
все с различными грехами,
всем одна услада – сон.
Но кончается и он.
На посту кричат: «Подъём!» –
ноги в руки и бегом
в туалет… и на развод.
«Шевелись!» – бугор орёт.
Кто-то запустил бутылкой,
промахнулся – недолёт.
«Ты смотри!.. живой курилка,
может, завтра повезёт?..»
"Чо стоишь? Простудишь рот!".
Зеки вышли из ворот…
«Ах баночке, на бану…»
запевала затянул,
и отряд под эту песню
на лежнёвку повернул.
Ах, лежнёвочка-дорога,
тем ты зекам дорога,
потому что очень много
их обязана ногам.
Летом ямы заровняют,
сверху кинут сухостой,
что с делянок натаскают.
Позаботится конвой,
чтоб с нагрузкой – не пустой,
возвращались на постой.
А затем с лесоповала
длинномеры тягачи
всё, что только подровняли
быстро с грязью измелчит.
Больно видеть – хоть кричи!
А зимой ещё хуже:
наметает снег по шею.
Вешки лишь едва виднеют.
Бесполезная затея
тракторами снег убрать:
вязнет, глохнет, не сумея
снег с лежнёвки отодрать.
А другую негде взять,
да и надо ли искать,
если тут же за забором
триста зеков под надзором
смогут трассу откопать.
Сто носилок, сто лопат.
Три овчарки. Пять солдат.
Автомат, как оберег.
Командир один на всех –
даже полпрыжка на месте
он считает за побег.
Дан приказ и конвоиры –
три овчарки, пять солдат –
вмиг раздали бригадирам
сто носилок, сто лопат.
У солдата мёрзли ноги,
кто-то песню затянул,
голос чем-то душу трогал –
снег, мороз и ветер дул.
А солдат на костерке
ногу грел в одном носке,
волкодавы грелись рядом,
как тюлени на песке.
Прямо возле сапога,
пока грелася нога –
один зек ушёл в бега.
Зря ушёл! Его искали.
За селом нашли, в стогах.
Обмороженный. Болявый –
не держался на ногах.
Кто ж ему в мороз трескучий
так нутро разбередил?!
Случай – чёрт его дери –
миг свободы подарил!
Кто-то на лежнёвке крестик
в этом месте смастерил.
Этот крестик я и видел,
когда рядом проходил.
Как ангел тих и шестикрыл,
он словно в воздухе парил.
V
Много лет как нам знакомы
МОИСЕЕВЫ ЗАКОНЫ –
иудейские каноны
из глубокой старины.
БОГ придумал им скрижали,
чтобы мы мудрее стали,
чтоб трудились и мечтали,
чтоб потомство воспитали
для себя и для страны.
Боже, что же дальше будет?..
почему так грешны люди,
каждый про другого судит
с высоты своих ГРЕХОВ!
С головы до потрохов
мы порочные давно.
Есть всему первопричина:
игры, женщины, вино!
Есть лицо и сеть личина,
есть обычное яйцо,
есть яйцо – зародыш сына,
есть зародыш подлецов –
у судьбы своё лицо.
***
Деткам, словно заклинанье,
дома, в школе, на собраньях,
каждый раз твердим одно:
Не играй! Не пей вино!
Если чадо всё равно убегает в КАЗИНО, -
у него АЗАРТ в крови, -
не зевай! Останови!
Перекрой ему дорогу,
суетись, вправляй мозги,
всем, чем можешь – помоги!
Опоздаешь на подмогу –
то считай, что он – погиб.
Рано, поздно, но на дно
упадёт он всё равно.
Исключенья есть и тут.
Люди и в тюрьме живут.
Кто живёт, кто выживает,
кто по глупости влетает
на потеху к БЛАТАРЮ.
ТОТ сначала натаскает
по блатному словарю –
как начнёт по фене ботать* –
будет на ВОРА работать.
А затем игра в картишки,
следом карточный должок
и отправится парнишка
в петушиный уголок*.
В самый жалкий и печальный,
и безправный, и скандальный,
и позорный на весь срок.
Даже, если кто случайно
ЧУШКЕ руку подаёт –
прямо тут же чрезвычайно
средь "обиженных" живёт.
Если слово невдомёк,
поясняю – вниз к параше –
в петушиный уголок!
Был ты фраер – стал ты ЧУШКА!
С дыркой миска, с дыркой кружка,
и с наколкой в виде "мушки"
на ободранной щеке…
погибает твоё имя –
раз ты гейша и сатир,
и обидами твоими
не займётся командир.
У него свои резоны:
наводить порядки в ЗОНЕ.
Мужеложство не в законе,
но беда не велика,
так как для него ЗЕКА,
как дрова для костерка.
Кто к таким порокам склонен,
будь "женой" с материка.
***
Запрет на карты и вино
известен был в тюрьме давно,
но сколько бы не запрещали –
БЛАТНЫЕ завсегда играли.
При шмонах карты отбирали,
их резали, сжигали, но…
играли в карты всё равно.
Листы газеты иль журнала
и мякишь хлеба залежалый,
из сажи – краска. Трафарет.
И исполнитель – ВОР бывалый –
скроит со скоростью котлет
колоду новую в ответ:
«Какой пассаж! Какой памфлет!
Семёрка, туз, шаха, валет,
четыре с боку – ваших нет!»
И снова ночью БЛАТАРИ
в буру играют до зари.
Тусклый свет, "отбой" на ЗОНЕ…
Автоматом вооружённый,
в полушубок наряжённый,
по дорожке взад-вперёд
ходит ВОХРа вдоль ворот.
Ходит, греет автомат:
он ему, как кровный брат.
Не дай Бог чего случится –
без него несдобровать.
Это жизнь. Не просто враки.
И зачем про это врать?..
В роковую ночь в бараке
намечалася игра.
Карты, - новую колоду, -
протащили в "прохорях".
Скатерть чистую постлали
на раздолбанном столе.
Здесь по крупному играли
зимней ночью, в феврале.
В этот раз играл Маркуша
против ШУЛЕРА Садко.
Против ШУЛЕРА Садко
и с талантом нелегко –
это как дичок и груша,
так Маркуша и Садко.
Сели резаться в очко*.
Начал банковать Маркуша –
с Кержача квартирный ВОР:
«Ставлю эти побрякушки –
в пятихатку весь набор!
– Карту дай… ещё… Себе.
Дама, туз, - бледнеет ВОР, -
Туз пиковый!.. Перебор!»
Снял колоду кент фартовый, -
мастер штоса и буры*, -
древней карточной игры.
В совершенстве знал Садко
игры в терца* и очко.
Много лет Садко играет,
обыграл не одного…
«Превосходно исполняет!» –
говорили про него.
Знал Маркуша, что он – ШУЛЕР.
ВОР об этом не кричит.
Докажи, пока не умер,
если можешь – уличи,
а не можешь – то молчи.
Что ж, Садко – противник тёртый,
но бывает же и фарт,
и такая вещь – АЗАРТ –
безрассудный и упёртый
застит разум и глаза.
И никто не поперечит.
Вдруг неправильно поймёт.
Жизнь такая: "чёт иль нечет",
как Фортуна повезёт.
Нет управы на неё,
впрочем – каждому своё!
Шелестят по кругу карты…
Шмотки, деньги на кону –
от удачи и от фарта
стало вдруг "банкиру" жарко,
захотелось чифирнуть,
хоть немного отдохнуть
от себя и от АЗАРТА.
Знать, Судьба вела к тому:
изменила милость карта
лишь Маркуше одному.
Загрустил Маркуша-ВОР –
карта прёт наперекор:
когда надо "недостача",
а не надо – перебор!
Он – не худший и не лучший,
и мозгами не страдал,
тем не менее, Маркуша
всё, что нажил – проиграл…
Всё что было, что носил он –
всё к фартовому уплыло:
шмотки, деньги, "прохоря",
"рыжие", часы «Заря»…
За столом сидит уже
ВОР почти что неглиже!
Кент сочувствует Маркуше,
говорит ему: «Послушай,
шанс даю тебе, ЧУВАК,
кинем банк на "ПРОСТО ТАК".
Побеждаешь – всё твоё:
побрякушки и шмотьё,
если мимо – ты в тоске
в ПЕТУШИНОМ уголке,
на полу возле параши,
без одежды налегке.
Я сказал, а ты подумай!..
А не хочешь – не рискуй.
Ты – в пролёте. Я банкую.
Проиграю – ты банкуй!»
Хоть и был совет хороший –
не везёт, так не рискуй…
не послушался Маркуша
и сказал: «Валяй, банкуй!»
Может, просто не представил,
прежде чем за карты сесть,
что на страшный КОН поставил
он свою мужскую честь.
Честь какая она есть…
Честь из плоти: кровь и мясо!
А без крови – жизни нет.
Не прошло и получаса:
«Вы в пролёте. Ваших нет! –
улыбнулся как Бакаса
африканский людоед. –
Вы, парнишка, мимо кассы!..
Исполняйте мой совет!!!»
ВОР стоял белее снега,
обесчещенный, нагой,
а затем с полуразбега
двинул пО двери ногой,
и смешалась плоть с пургой,
и пошёл под дикий вой,
он раздетый и босой,
с непокрытой головой;
зек, постриженный как все,
шёл к охранной полосе.
Видно, знал уловку ВОР:
навалиться на забор –
ВОХРа ушлая заметит
и исполнит приговор.
Как задумал так и вышло:
часовой не спал на вышке,
тоже знал не понаслышке
и инструкции читал,
когда дождь, когда снега
может зек уйти в бега.
Но на этой полосе
попадаются не все.
Этот, видно, обкурился –
"крыша" съехала совсем.
Человек, каким бы не был,
изумил, смутил стрелка –
для начала выстрел в небо,
в "молоко", по облакам –
третьим выстрелом в зека!
Кровь по снегу потекла…
жизнь закончила свой бег.
«Покушенье на побег! –
на разводе опера
арестантам говорят;
лишь стараются зазря,
пудрят мозги у ребят.
Чтит Маркушу, словно брата,
"честный" ВОР – ума палата.
Тут Фортуна виновата,
да Маркушин приговор:
сам себя исполнил ВОР!
Что Фортуна? Тот же случай!
Сколь надеждами не мучай,
хмуря брови и чело, -
машет случай помелом,
красит светлые черты
в чёрно-белые цветы.
Белый – чёт, а чёрный – нечет,
и обороняться нечем, -
дальше сердцу маята, -
и последняя черта.
За чертою – пустота!
Только Боже упаси
нас от этой ереси.
Я вам так скажу, ребята,
что судьба не виновата.
Светлым пухом, мягкой ватой
устилает путь она.
Вспомни лес и луг на воле,
белые ромашки в поле,
в небе пташечка кружит,
плачет перепел во ржи.
У тесовых у ворот
мать сидит, сыночка ждёт.
Время медленно идёт…
Где тот лес, и где то поле?..
Жизнь паскудная в неволе.
Там бесправен твой удел,
если робок и не смел.
Если ты свободы хочешь –
даже камень капля точит.
Лезь из кожи, землю рой,
бейся лучше, чем герой.
Знай: ты первый – не второй!
И твои друзья с тобой,
а Фортуна и Удача
рядом, тут, а как иначе!?
Шаловливы сёстры эти,
непосредственны, как дети,
но сильнее всех на свете
нам порой они нужны.
Ну, а узнику, тем паче.
Верь им, верь! Не обмани.
Пусть ЗАКОН тебя карает,
пусть за дело – неспроста,
по этапу отсылают
в отдалённые места.
ВОХРа бдит, собаки лают,
но твоя душа чиста.
Падших Ангел укрывает
плащаницею Христа.
Утомил тебя, похоже,
я своею болтовнёй.
Всё что было – не со мной!!!
Я сумняшеся ничтоже
этой тёмной стороной
поделился со страной
не за славу, не за страх,
ни какую либо мзду –
я на сделки не иду.
Я одно хочу, чтоб люди
раз попавшие в БЕДУ,
знали всё, что с ними будет
по ЗАКОНУ, по СУДУ!!!
Пусть теперь меня Читатель
упрекнёт, слегка браня,
дескать, прежде, чем печатать,
взял совет бы у меня.
Есть, мол, нынче послабленья:
срок скащают "день за два"…
У меня другое мненье
и поможет ли едва
ваш совет и ваше слово,
против слова моего
не изменит ничего.
День за день, иль год за год –
пусть рассудит нас народ,
прочитает и поймёт,
где напутал стихоплёт;
что неправильно, не так
сочинил поэт-чудак.
В общем-то, не в этом дело,
не о том душа болела,
и металась, и скорбела,
но за юных БЕДОЛАГ,
кто, не замечая благ,
сам торопится в тюрьму –
посвящается ему.
Даже если единицам
помогу остановиться –
буду каждый день молиться
провиденью моему.
03. Дело случая. ФЕНЯ.
Авторские пояснения уголовной лексики т.е. "фени"
в общем-то достаточно хорошо знакомой читателям
из других источников информации.
1. ЗЕК, зеки, зека – заключённые.
2. ЗОНА – место, где содержаться заключённые.
3. ОПЕР – офицер уполномоченный работать с заключёнными.
4. Подручный (СТУКАЧ) – помощник ОПЕРА из числа зека.
5. ПЕРО – холодное оружие в виде ножа.
6. ЗАТОЧКА – самодельное колющее оружие.
7. УРКАГАН – заслуженный уголовный титул.
8. ПАХАН – уголовный авторитет. ВОР В ЗАКОНЕ.
9. КУМ – начальник тюрьмы. Начальник лагеря.
10. ВОХРа – военизированная охрана.
11. СМОТРЯЩИЙ – бывает смотрящий зоны, смотрящий по бараку, камере. Главный блюститель уголовных законов и установок – то есть понятий. Жить по понятиям, означает строго выполнять воровские правила.
12. ОПУСТИТЬ, ОПУЩЕННЫЙ – зек, нарушивший воровские правила, и за это изнасилованный ВОРАМИ.
13. ПАРАША – отхожее место в бараке, в камере.
14. ПЕТУШИНЫЙ УГОЛОК – место, где располагаются опущенные.
15. ХОДКИ – количество уголовных сроков.
16. МАСТИ – принадлежность к уголовной среде, статус уголовника.
17. КЛИКУХИ – прозвища.
18. ПАЦАНЫ, ФРАЕРА – одобрительное обращение.
19. "РОЗА" – горлышко разбитой бутылки.
20. ФАРТОВЫЙ – везучий.
21. ЧИФИРИТЬ – пить очень-очень крепкий чай.
22. КУРИТЬ ДУРЬ – табак с наркотическими добавками.
23. ШМАНСЫ – исключительные развлечения.
24. ЛЕПИЛА – прозвище врачей.
25. ХАЛДЕЙ – презрительное прозвище вольнонаёмных обслуживающих зону
26. БЛАТНЫЕ – особо уважаемые в зоне из числа ВОРОВ.
27. Цветные – уголовники, осуждённые по разным воровским статьям.
28. ПЕРВОХОДКИ – осуждённые в первый раз.
29. БЫКИ – осуждённые за рэкет.
30. ЭТАП – группа заключённых под конвоем прибывшая к месту дальнейшего пребывания.
31. БУГОР – бригадир из числа заключённых.
32. ШКОНКА – спальное место заключённого.
33. Лежнёвка – дорога устилаемая сучьями, хлыстами с ближнего лесоповала руками заключённых.
34. БИКСА – молодая женщина, девушка.
35. ХАВИРА – квартира.
36. ФУФЛЫЖНЫЙ – плохой, недостойный.
37. КИРЗОВЫЙ БАКЛАН – т.е. солдафон.
38. СЕАНС – тайное наблюдение за женщиной, женщин на обложке журнала, на фотографии с целью сексуального возбуждения.
39. БАЗЛАНИТЬ – разговаривать.
40. БАЙДА – в данном случае розыгрыш.
41. ФУЦЕН – презрительное отношение к мужчине, к сокамерникам.
42. КАНАТЬ – идти, уходить.
43. СЯВКИ – мелкие воришки.
44. РАЗВОД – утреннее общее построение. Перекличка и направление на работы.
45. БЛАТАРЬ – он же «честный вор», соблюдающий и обучающий других соблюдать воровские законы и традиции.
46. Ботать по фене – разговаривать на блатном жаргоне.
47. ЧУШКА – обитатель петушиного уголка, опущенный зек.
48. ОБИЖЕННЫЕ – то же самое.
49. Дырка в чашке – пробитая алюминиевая миска всегда висит на поясе обитателей петушиного уголка как отличительный знак.
50. "мушка" – татуировки в виде родинки на щеке.
51. Бура, очко, штос, терц – азартные карточные игры.
52. ПРОХОРЯ – обувь заключённых. Сапоги.
53. Исполнять – делать деликатно и красиво.
54. "рыжие" – золотые.