Два наброска

               
Утреннее солнце мгновенно освещает мысли. А если оно неожиданно вышло из-за ноябрьских туч, то свет в душе кажется нескончаемым. Так было и сегодня утром. Но недолго. Услышала очередную новость, восторженно провозглашённую с экрана, и свет в душе умалился, начал тускнеть и постепенно угас.

А новость была такая. В Нижегородской области стартовал новый проект «Учительский дом». В одном из сёл в доме учительницы была открыта начальная школа. Рамиля Хасянова - так зовут учительницу -   будет не только учителем (на экране красивая картинка: учительница пишет что-то на интерактивной доске), но и директором, и завхозом. Она станет поваром. За сим опять следует эпизод – дети за столом, учительница ставит перед ними стаканы  - картинка,  сопровождаемая  комментарием: «Такого вкусного какао, сваренного на козьем молоке, не попробуешь в обычной школе». Далее показывают учительницу со шваброй и ведром. «Сама мою», - звучат её слова. (Я сразу задумалась. Комната огромная, в этом году в школе два ученика, в следующем добавится ещё два, потом, наверное, ещё. Начальная школа состоит из четырёх классов.. Если даже десятком человек количество учеников  ограничится, всех покормить, за всеми убрать, думаю, не так просто…)

Далее показывают школьный двор. Корреспондент сообщает, что учительнице выделено несколько соток земли. Рамиля Хасянова  на экране начинает разучивать с ребятами несложные спортивные упражнения. (В сюжете, показанном по другому каналу, пошла гусиным шагом по двору, что-то объясняя). Затем камера показывает куриц, и тележурналист взахлёб рассказывает, что и сельским хозяйством дети будут заниматься. Славным итогом сюжета прозвучали слова: «Правительство Нижегородской области планирует создание пятидесяти подобных школ».

Казалось бы, идиллия. Рай земной. Достойное решение проблемы малокомплектных школ. Но, поскольку мне восторженность чужда, недовольное  воображение моё сразу нарисовало учительницу, ведущую одновременно уроки в четырёх классах, пусть и с компьютером, и с интерактивной доской, но в четырёх… Она попутно следит за кастрюлей с супом, думает, что надо купить кнопок, гвоздей, стекло вставить…

После уроков, пусть даже она проведёт их – бесплатно, так как это не оплачивается – раздельное ведение уроков -  в полторы смены, надо браться за тряпку и прибирать помещение. А не мешало бы и с кем-то позаниматься…Надо в магазин за продуктами идти, меню на завтра писать – не ровён час, СЭС налетит (называю по-старому, чтоб понятно было), а ещё кучу бумаг для РУО напечатать и для бухгалтерии (если  бухучёт на неё саму не навесят). Тетради проверить, к урокам подготовиться, праздник провести…Ой! Не знаю, как остальным, а мне стало интересно, как эта каторга оплачиваться будет.
 
Полезла в Интернет. Нашла цифру, поданную опять-таки, как благодеяние: целых 20 тысяч! За работу трёх человек (ладно, совместим директора с завхозом, повара с техничкой, об учителях нескольких даже не говорю). Сравните двадцатитысячную заработную плату с зарплатами начальников даже районного масштаба. И не сравнивайте лучше…

У меня, честно говоря, маты полезли, хоть ещё недавно я таких слов не употребляла. Конечно, нельзя маленьких детей увозить на целый день от родителей. Конечно, надо учить дома. Но организовать-то всё надо по-человечески. Почему-то у нас всегда находятся деньги на оплату труда чиновников, а вот на оплату труда «маленьких людей»  катастрофически не хватает. Слишком много расплодилось, видимо…

                ***
…И стало мне горько, хоть я и покинула школу в этом году. Покинула, потому что закрылась моя школа, как и 12 тысяч школ в России. Осталась начальная. Дай Бог, чтоб продолжала она жить в школьном здании, чтоб не постигла её судьба нижегородских школ…

Вспомнилась мне и недавняя поездка к брату. Более двадцати лет он проработал в лесном посёлке. Сначала учителем, потом директором школы. Последние несколько лет её …хранителем. А как можно назвать человека, который, уже  почти ничего не получая – какие-то проценты (после того как осталось лишь начальное звено),  на свои деньги  - других давно не выделяли – покупал мел, гвозди, вёдра, краску, приколачивал сломанное, менял обветшавшее?..

Два года тому назад и начальную школу в его посёлке закрыли. Лесоразработки в том краю почти прекратились – вывоз неудобен, только по узкоколейке, перегрузка, переправка через реку… Люди стали уезжать. Процесс естественный, но до предела  ускоренный произошедшими в стране переменами. Двадцать лет назад посёлок был удобным, чистым, весёлым. Сейчас всё заброшено. Нет медпункта, клуба, почты. Существует ещё один магазин. В посёлке осталось меньше сотни жителей. В основном, старики. Много заброшенных домов.

На ранее многолюдной улице, где рядом с новенькими двухэтажками думали построить другие новые дома, стоят два скелета с провалившимися крышами (что растащено, что выбито), а в последнем двухэтажном доме ещё чуть теплится жизнь. В двух подъездах, вместе взятых, живёт пять человек. В двенадцатиквартирном доме…  Средний подъезд, уже нежилой,  зияет выломанными рамами. Нет в посёлке уже пилорамы, поэтому каждую ненужную (оставленную доску) тут же прихватывают ловкие руки. А то ведь и на гроб порой не найти…

Увидев всё это, я обратилась с мольбой к брату: «Уезжай ты отсюда! Домой возвращайся! Школа-то уже закрыта!» «Нет! – сказал он. – Я слово себе дал: не дам разрушить школьное здание». Я поговорила-поговорила, да и замолчала. Потому что понимаю, какая часть души вложена…

Ходит он к брошенному зданию школы каждый день. Осматривает, нет ли где урона. Особенно после праздников, когда приезжают гости, молодёжь. Обходит, заколачивает, чем придётся. Тут уже не до красоты...

В день моего отъезда подошли мы вместе с братом к школе, постояли.  Ещё торчат столбы на месте волейбольной площадки, не совсем зарос травой стадион,  тянутся ввысь берёзы, когда-то посаженные школьниками, но окна и двери здания, рассчитанного на две сотни учеников, заколочены досками. Застенчиво улыбнувшись, брат признался: «А знаешь,  я ведь к первому сентября даже кабинет один приготовил... Пришёл первого, посидел там… нет, не с бутылочкой… стопку потом выпил, дома. Так, с лимонадом…» Произнося эти слова, брат подошёл к школьной двери, потрогал её рукой, помедлил…

А у меня, стоящей позади него, сердце разрывалось от боли. Я вскоре должна была уехать домой, а он – остаться.  Остаться  - последним хранителем заброшенной школы в умирающем лесном посёлке…

Что лучше? Первая картинка или вторая? Опять-таки не знаю…