"Поэзия", -- он матери писал --
"Невиннейшее изо всех занятий",
И в то же время произнёс в стихах:
"Но царству мёртвых я принадлежу."
Вселенная была ему тесна,
Поэтому он скорчился, как ангел,
Ютящийся на острие иглы;
Чернильной каплей обратился он
На кончике гусиного пера,
В которой есть и кроткое безумье,
И тяжесть Прометеевых оков,
И дикий клич менады вдохновенной.
Мы знаем, что не в олимпийцы метил
Его герой, поднявшийся на Этну;
Нет -- оттого, что не было исхода
Перед лицом мятущейся толпы,
Ещё не знавшей выкрика "Распни!",
Но верный путь уже к нему державшей.
И тридцать семь неимоверных лет
Прошли, чела его не омрачая,
И в Тюбингене крепко спит поэт;
Отшельник спит, чьё варварское имя
Не начертали даже на воде,
В которой вяз он лапами, как гусь;
Укрывшийся, слепцами не замечен,
Под тёплую аттическую сень.