Лето 1959 года. Занимался рассвет. Небо чистое, голубое, как будто замешано с синькой, лежало над деревней Звезда. Восточная часть неба казалась малиновым полем, в которое все увереннее вливался поток света ещё не появившегося солнца. И от этого, восход оживал: от малинового переходил незаметно в оранжевый, продолжая светлеть, принимая золотой диск светила. Его лучи ложились на вишнёвый сад, на дом-пятистенок дедушки с бабушкой, и на всю деревушку из двух порядков с прудом и ветряной мельницей. В садах запели птицы. Загорланили петухи: молодые хрипловато, прерывисто; а петухи «постарше» - уверенно, с достоинством оповещали округу о рождении нового дня.
Жили в деревушке скромно, с одинаковым достатком, и никто ни нуждался, ни в собаках, ни в глухих заборах. Единственным ограждением были редкие, жердевые загороди с фасадной стороны - от скота. С других сторон дома купались в малиновых, сиреневых зарослях, в кустарниках крыжовника, смородины красной и чёрной, в вишнёвых садах и садах из яблонь и груш изысканных сортов.
В небольшое окошко заглянуло солнышко, и его луч заиграл зайчиком на потолке, на стенах, отражённый с маленького осколка зеркала над лавкой. Забегали радужные блики от воды, колышущей в ведре, принесённой бабушкой Настей с колодца. Приготовив подойник она присела передохнуть, любуясь одногодками внучками. Девочки крепко спали на железной кровати укрытой холщёвой простыней; волосы их разметались по пуховым подушкам. Она прикрыла их лоскутным одеялом, задумалась о многочисленных своих делах большого летнего дня.
Дедушка Пётр уже хлопотал во дворе: кормил и поил скотину. Они держали корову, телку, пять овец, поросёнка и кур.
Тем временем, солнечный зайчик, наигравшись на потолке и стенах, поплыл по лицам спящих девочек. Они словно того и ждали: соскочили одновременно с постели и пошлёпали босыми ногами по некрашеному, добела начищенному кирпичом, полу. Подошли к лавке с ведром, чтобы умыться.
Бабушка Настя, поправляя в это время керосиновую лампу на полке, обратилась к ним с вопросом:
- Куда такую рань вскочили?
Продолжила, жалеючи:
- Поспали бы подольше.
Сама взяла подойник, отправилась в хлев к Бурёнке, откуда доносилось её призывное мычание.
Надя и Зина, тем временем, полив из ведра алюминиевой кружкой друг другу на руки, умылись. Накинули ситцевые платья на худые плечи, в косы вплели атласные ленты и завязали банты. Надя следом застелила кровать тем же одеялом, а Зина уложила горкой, друг на друга, подушки. В молчаливом ожидании бабушки Насти с парным молоком, присели на лавку.
В распахнутую дверь легко и свободно входил утренний воздух. Доносилось жужжание пчёл. Ночной сон уходил, все больше обостряя чувство обоняния; и они, в полную меру, ощутили запах свежеиспечённого хлеба, который витал по всей комнате с русской печкой, лежанкой и полатями напротив. Вошла бабушка Настя, процедив молоко через марлю, налила внучкам в гранёные стаканы и выглянула в окошко, провожая взглядом скотину отправленную дедушкой в собирающее пастухом стадо.
Зина и Надя, выпив молока со свежим душистым караваем, заспешили на улицу, так как уже приметили в окно, что день безветренный и могут осуществить намеченное. Девочки берут удочки и босиком по росе спешат на пруд, захватив подготовленных с вечера красных червей и маленькое алюминиевое ведёрко под рыбу.
Пруд - это широкий овраг, насыщенный грунтовыми водами и перекрытый в восточной части плотиной. В западной части в него впадал ручей, который вёл своё неясное начало по камышовым зарослям, плавно переходя своим расширением в означенный пруд. Южный берег пруда, к которому спешили Зина и Надя имел песчаное дно с чистыми водами и ракушками в нем. Берег противоположный был илистым, имел вязкое дно и при заходе в воду ноги вязли, вода мутилась. К этому берегу обычно пригоняли скотину для водопоя.
От калитки палисада, до пруда метров сто луга. Мелкая трава его, шелковисто-влажная, приятно холодила жаркие подошвы босых ног. Основной покров луга - мелкий подорожник вперемежку с цветущими кустами дикой клубники и завязями ягод на них. Зина, указывая на тонкостебельное ветвистое стелющее растеньице, со светло-жёлтыми, невзрачными цветками среди его бледно-зелёной мелкой листвы, говорит:
- Надя, вот с этим растением бабушка часто купала меня, приговаривая «Расти, внучка-дочка, полней и здоровей!» А вот большой подорожник. Бабуля лечила им нарывы. Рядом с ним стоит цветок, похожий на куриный гребешок, только жёлтый. Он очень нравится мне, оттого, что солнечный! Вот, у тропинки растение с кисточкой бордовых цветков в виде пятиконечных звёздочек, уменьшающихся кверху. Какой очаровательный!
Зина рассказывала Наде, как полноправная хозяйка этих мест по праву, так как выросла с десяти месячного возраста здесь и в школьные каникулы: будь-то зимние, осенние, или летние проводила у дедушки с бабушкой.
И так, они идут, весело щебеча о надежде на улов, о планах на сегодня:
- Зина, потом, после рыбалки искупаемся, поныряем?
- Конечно, Надя. И сходим в посадку, в усынке пруда, посмотреть насколько созрела ирга. Помнишь, как в прошлое лето мы разукрасили себе: и пальцы, и зубы и язык. Бабуля, увидев нас такими, отправила набрать для киселя эти ягоды. Но, а в этот раз мы разведаем и сделаем сюрприз: принесём сами их. Бабушка приготовит тот же красивый кисель. Ох, и вкусный!
Они разом замолчали, подойдя к пруду. В нем водились пескари, белый карась, щука и окунь. Зина и Надя как обычно, разошлись друг от друга на определённое расстояние, чтобы не запутать лески при закидывании удилищ вокруг себя. Начали деловито готовить удочки к лову: разматывать их, нанизывать червя. И, рыбалка пошла! Больше клёв, от недостаточного умения подсечь рыбу. Удочки только посвистывали леской. Прерывалось это, только на время, чтобы проверить, либо обновить насадку. Время шло с невероятной быстротой. Солнце поднималось к зениту. Но азарт не сникал. Надя присела распутать запутавшую леску и увидела приближающего брата Вову. Остановила его окриком:
- Близко не подходи. Не подходи к нам близко!
Заметив его моментальное послушание, сестры продолжали закидывать удочки, в надежде, что клёв, вот этот клёв, закончится удачей. Желание выудить рыбу светилось в глазах сестёр, румянило их щеки. Они вновь увлеклись. При перекидывании удочек, Зина и Надя не оставляли брата без внимания, и, увидев его в той же позе, продолжали свою ловлю. Он же, примечая увлечённость сестрёнок перьевыми поплавками на воде, не спеша приближался к ним.
И вот первая рыбка! Надя поймала окунька, ссадила его с крючка и бросила в предварительно наполненное водой ведёрко. Он там заплескался, запрыгал, ощущая свою водную среду. Казалась и сердце у Нади от удачи в груди весело запрыгало. А у Зины затеплилась надежда, что и её удача не за горами. Надя, насадив червя, закидывает с размахом вокруг себя удочку и… раздаётся сзади вопль Вовы: - Ай, а…, а…. Крик прекратился, когда Надя ослабила леску, подавшись с удочкой в сторону брата.
Вот обе девочки возле него. Их глазам предстало такое, что привело в трепет. Что будет от дедушки? И удивление: крючок впился в шею, так, что его острый конец вышел наружу. Они, удручённые случившимся, побрели домой. Вову - «щурёнка», Зина вела за руку. Надя, поблизости несла удочку, удерживая леску на весу, чтобы не натягивалась, так как при этом Вова вскрикивал. Лица Нади и Зины красные от азарта рыбалки, стали от испуга вишнёвыми. В глазах сквозила глубокая вина. Вова тоже молчал. Вероятно, шок! Солнце стояло высоко, роса давно сошла. В небе с весёлой песней парил жаворонок, не подозревая, насколько стал хмурым день для странно идущей троицы. Дедуля возле дома ворошил сено. Надя, Зина с Вовой подошли к нему. Ни сказав, ни слова, он невозмутимо оглядел место «насадки» Вовы, откусил леску и пошёл в сарай. Нервы девочек напряглись: не за вожжами ли? Но дедушка вывел велосипед, усадил Вову и увёз, как поняли затем сестрёнки, в село Никольское, к фельдшеру. Для остолбеневших, Зины с Надей, время будто замерло, так как ожидали что угодно, но никак спокойного отношения к случившемуся дедушки Пети. Очнувшись, они пошли на крылечко, молча, не сговариваясь, присели на лавочку, ждать приезда дедушки с Вовой. Но, опомнившись, сходили на пруд за ведёрком с одиноким окуньком, уже плавающим вверх брюшком, и удочкой Зины. Окунька скормили кошке, как улов неудачного дня. А удочки спрятали подальше, чтобы не попадались на глаза и не напоминали о «неожиданном улове». Вскоре вернулись и дедушка Петя с Вовой. На шее у брата, в месте ущучивания, лежала широкая полоска пластыря.
От пережитого Зина и Надя долго ходили присмиревшими, а дедушка с бабушкой, видя это, ни разу ни упомянули внучкам о прошедшем.
Эта история детства глубоко врезалась в сознание сестёр. Непокаянная вина проходит со временем, притупляется, забывается, но не исчезает. И память, теперь уже выдаёт прошедшее, как иронию мига, о котором Зина и Надя рассказывают с шуткой.