Видимо, когда я только-только появился на белый свет и лежал ещё в пеленках красненький, очень недовольный и пищащий, Боженька вытащил из своего сейфа самую редкую и тяжелую медную печать с кудрявой надписью «Гений» и с удовольствием шлепнул мне её прямо на лоб. И отправил в большую жизнь в виде запеленутой в байковое одеяло почтовой бандероли. Но, видно, он немного перестарался. От его увесистого резюме у меня, судя по всему, случилось сотрясение мозга, на всю жизнь. Даже сейчас по лицу это видно. Поэтому-то и пошли в этой голове разброд и шатание, так как и адрес получателя, ко всему прочему, был неизвестен. И непонятно было, в какой области я гений. Этот вопрос предстояло мне решить самому.
Правда, я точно понимал, что ни великим математиком, ни выдающимся скрипачом мне не стать. Для того чтобы быть гениальным шахматистом или математиком, нужен еврейский папа, инженер какого-нибудь НИИ или, на худой конец, зубной врач. А для того чтобы стать выдающимся скрипачом, нужна еврейская мама-домохозяйка, у которой хватит адского терпения выслушивать днями напролёт душераздирающие гаммы родного дитяти. Ни того, ни другого в наличии у меня не было. А наоборот, у меня был папа, больше всего на свете любивший охоту на диких коз, рыбалку, горилку и свободу, а главное – давший мне столь славную фамилию, которая даже начинается с пояснения – пили! Пили – и всё тут, никуда не деться! И была мама, той же национальности, что и папа, которого она любила больше всего на свете. Тут поневоле задумаешься, в какой области лучше всего стать гением?
Поначалу я полагал, что лавровый венок Рембрандта, Левитана и Сальвадора Дали мне будет впору и под цвет глаз. Уже в двухгодовалом возрасте я очень умело размалевал попавшимся мне случайно карандашом всю стену у своей кроватки. И был очень поощрён за это своей мамой, премировавшей меня крепким шлепком ладошки по самой мягкой части моего тела. Это не убавило моего пыла, и уже в детском садике я прослыл первым художником в деревне! Жизнь налаживалась! В первом классе школы мои работы попали на школьную выставку! Во втором классе – на районную, а в третьем – на краевую. В четвёртом я задумался. Одно дело, когда ты вольный художник с дерзкой цветовой палитрой и творишь то, что желает твоя левая нога. И совсем другое дело, когда тебя уже насильно заставляют рисовать стенгазеты, афиши к Новому году и картинки гуашью к выставке на тему «Ленин в степях Хакасии»! Кроме того, оказалось, что масляные краски очень неприятно пахнут и плохо отмываются. Я с разочарованием осознал, что живопись – тяжелый хлеб и это не моя стезя!
Но я не унывал. Ко всему прочему, как оказалось, у меня был ещё и неплохой голос. Как я пел, как же я пел! Мне хватило одного раза в первом классе посмотреть фильм «Бродяга» и через час я уже выдавал один в один «Серпенальто би русси серпа хинди хиндостан»… В школе меня заметили. И карьера солиста школьного хора поначалу очень грела мою тщеславную душу. Как приятно было первые несколько раз стоять на сцене впереди всех и осознавать себя на острие атаки, когда за спиной у тебя стоит большой хор из сорока человек и подхватывает в припеве любую ересь, задорно пропетую тобой. Хотелось кричать: вперёд, орлы! На штурм, на слом! Поначалу это вдохновляло. Но постепенно стало тоже надоедать. Опять же, как и в живописи, одно дело – когда ты вольный певец и, изображая из себя цыгана, горланишь: «Спрячь за высоким забором девчонку – выкраду вместе с заборо-о-ом»… И совсем другой колер, когда тебя затягивают в строгий, отутюженный мамой костюм и пионерский галстук, и ты в сотый раз вынужден выводить так нелюбимую тобой «День за днём идут года, зори новых поколений. Но никто и никогда, не забудет имя...», не помню уже там какое имя… Хочется уснуть прямо на сцене. Эх! Кто сам этого не испытал, тот этого не поймёт. Классу к шестому я стал злостно филонить и избегать уроков пения. То ссылаясь на несуществующую простуду, то штудируя статью в журнале «Здоровье» о ломке голоса у подростков. И к моему огромному облегчению меня наконец-то вытурили из этого нудного хора.
Однако ничего страшного. В искусстве-то я ещё оставался! Забыл сказать, что я же ко всему прочему был записан ещё и в танцевальный ансамбль! Очень рано мне пришлось изучить почти все до единого танцы народов, населяющих тогда ещё великий Советский Союз! Врать не буду, не всё давалось мне так просто и легко. Если украинский гопак и белорусская лявониха были моими козырными номерами, то лезгинка давалась несколько труднее. Папаха не по размеру всё время сползала на глаза, а декоративный кинжал очень больно стучал по худым коленкам. Но не это погубило мою карьеру танцора. Однажды, на Девятое мая, был задуман какой-то школьный спектакль, где мне отводилась роль пленного партизана-подростка. Слов там почти не было, но кульминационным моментом в спектакле, по задумке режиссёра, была сцена, когда я танцую матросский танец «Яблочко», в тот момент, когда меня ведут на расстрел! Более дурацкую сцену представить было трудно. Представляю, как это смотрелось со стороны зрительного зала. Два здоровенных старшеклассника в кирзовых сапогах и серых френчах изображают фашистов, заломив руки за спину, и волокут меня на расстрел, а я в этот момент, ноги кренделями, пытаюсь пойти вприсядку и бью чечётку! Зал реготал минут пять, и спектакль из эпопеи превратился в оперетту. Долго я ещё потом страдал и горевал, когда мне припоминали эту сцену! Ну его к чёрту, решил я! Больше быть посмешищем я не желал….
Но чтобы совсем не подвязывать с музыкой, я решил, что неплохо было бы мне быть выдающимся музыкантом и срочно стать виртуозом гитары. Тем более, несколько самых простых аккордов к тому времени я уже знал и запросто мог сбацать что-нибудь типа «Помню, помню мальчик я босо-ой, в лодке колебался над во-олнами»…, но чтобы окончательно покорять сердца дворовых девчонок этого было мало. Мне хотелось большего. В результате недолгих поисков в соседнем дворе обнаружился пацан, который мог показать мне аккорды песен «Битлз» и «Ролинг Стоунз»! Вот это припара! Вот это да! Я с воодушевлением взялся мучить старенькую гитару. Воодушевления моего хватило на неделю! Когда я однажды в сотый раз попросил его показать один сложный аккорд и он ответил мне, что я круглый дурак, потому что это один из самых простых аккордов, дословно – доминант септ аккорд, соль бемоль, мажорное трезвучие – мне сразу расхотелось переплёвывать Франсиско Гойю. Слишком много, как оказалось, на гитарном поприще у меня было конкурентов. Ну просто пруд пруди. И все, как на подбор, усидчивее и терпеливее меня. Разочарование на разочаровании.
Впрочем, кажется, я всё же обрёл своё призвание! Хотя что касается литературы, то такой вопрос изначально даже и не рассматривался мной. Но вопрос – что есть литература? – иногда свербил у меня в голове! Смущало, правда, то, что во-первых, у меня был очень плохой почерк. Я бы даже сказал – гениально дрянной! Мало того, что он был ужасно корявый, так он ещё и не читался осмысленными фразами! А уж про грамотность совсем не говорю. Почти на «отлично» зная в детстве три языка – русский, украинский и эстонский, я так и не научился ни на одном из них писать без ошибок. Каша из глаголов и спряжений постоянно варилась в моей голове, но так никогда и не созрела до полной готовности. После того, как я несколько раз в школе написал сочинение на заданную тему: «Катерина – луч света в тёмном царстве» и «Обломов как зеркало русской аристократии» – мне казалось, что если и есть в мире более скучное занятие, чем литература, то это только толчение мокрой воды в чугунной ступе. Впрочем, с приходом новых технологий проблемы почерка и грамотности почти напрочь отпали. Зато встала остро проблема совсем другого плана! О чём писать?
Расскажу вам по секрету. Пока что я открыл для себя два пути. Можно стать писателем скандальным и злободневным. Посмотреть новости по телевизору или почитать в Интернете и сразу же выдать на гора рассказ «Премьер и президент в детстве были сиамскими близнецами, сросшимися в области мозга», «Как писать рецензии на Проза.ру» или «Цены на нефть падают, приближается время массовых самоубийств олигархов», но очень уж это смахивает на жёлтую прессу! Я же не журналист!
Более перспективен, с моей точки зрения, путь писателя-правдоруба! Пусть знают, что ты суров и бескомпромиссен. Сесть и, не взирая на лица, жестоко и нелицеприятно написать всю правду – всё, о чём ты думаешь на данный момент. Коротко и жёстко. Невзирая на партии и партийных лидеров. Пусть знают, что ты просто не умеешь врать! Начать нужно примерно так: «Слушайте люди, сейчас я вам расскажу всю правду! Даже если она вам не по душе. Вот она! Днём светит солнце, а ночью обычно темно. Пол всегда внизу, а потолок наверху. Право находится по правую руку от меня, а лево – по левую руку. Зимой на улице холодно, а летом обычно теплее. У человека две ноги, а у собаки четыре»…! Чёрт побери! У меня, кажется, это неплохо получается! Я гениальный правдоруб! Ну и кто после этого скажет, что писатели всё врут?