А.А.
Я смотрю без боли и без паники,
как сухим становится ломтём
имя, удаленное из памяти
верным хирургическим путём,
слово, что не брызнет метастазами,
не пробьётся сквозь тяжёлый щит.
Гулкими пробелами безглазыми
строк щербатых шамканье звучит,
и седыми прорастают клочьями
сныть да лебеда на пустырях,
и живёт молчанье в заколоченных,
омертвевших окнах и дверях.
Что теперь отмолено, что проклято –
я уже не в силах понимать.
И обрубки слов висят уродливо,
чтобы о тебе напоминать.