Из карусели да на качели,
беличьей клетки меридиан,
но в миг озаренья осколком прозренья
режется око, вскрывая туман.
Ни признаний, ни клятв, ни проклятий, ни слез –
встретились настежь, расстались насквозь,
Млечный шарф серебристой коснулся волной,
и струящийся иней – твое домино.
«Танец» небесный малюет Матисс,
и на «Прогулке» Шагала кисть.
Рваные ритмы танго вразнос –
колесованье иглами звезд.
Сеть воронья опускается стаей –
не простираются нам покрова,
и холодают, и опадают
кисти, как листья, с плеч по рукам.
Палец к губам поднесла Тишина,
в тающем па улетающий стан,
и, дуновеньем коснувшись едва:
ты не отринут, но ты и не зван.
Траурно-праздный, переносимый,
на фиолете земное покину...
Черный и красный и все-таки синий
двадцать четвертый каприз Паганини.