Мой театр
Подкручу фитилёк керосиновой лампы -
Темнота, как живая, обступит мой стол.
Мой театр – тетрадь, в жёлтом пламени рампы…
Жаль, что зритель в театр ещё не пришёл.
Буду пьесу читать, прописав монологи.
Я в ней автор и зритель, вахтёр и актёр;
Буду критик всему – нагловатый и строгий
И, вернее всего, лишь потом – режиссёр.
Буду судьбы ломать и над ними же плакать.
Буду нежно любить и от горя страдать…
Будет дождь за окном, будет ветер и слякоть -
Я и их, как смогу, упакую в тетрадь…
А потом, дописав, стану хлопать в ладони,
Благодарно актёрам цветы поднесу…
И слезу режиссёр от волненья уронит
И поправит очки на вспотевшем носу…
***
Озеро моргало камышовыми ресницами
И глазами кувшинок в небо смотрелось.
Небо металось перелётными птицами –
Озеру тоже взлететь хотелось.
И посмотреть на весь мир с небес.
И узнать, наконец, куда улетают птицы?
Но в озеро крепко вцепился лес –
Ссыпая листву на его ресницы…
И озеро щурилось подслеповато.
А по нему, цветом белого молока,
Через листву, далеко куда-то
Плыли пузатые облака…
Чистота
Мир чёрно-белых фотографий
Основа чьих-то монографий;
А для меня – моя судьба…
И пусть возносится хвальба
Цветным и электронным фото –
Не я на них, а новый кто-то
С успешной и цветной судьбой.
Но для меня тот мир чужой…
Мой мир остался в прошлом веке,
В том чёрно-белом человеке
С той, чёрно-белой чистотой…
***
Когда однажды обмелеют реки –
На мельнице обсохнет колесо,
Там челюсти у жерновов навеки
Сомкнутся.
И появится лицо…
Лицо незваное.
И проберёт нас холод.
И зазмеится по деревням вой:
«Он – появился!
Вот он, вот он – голод!».
А рядом смерть с широкою косой.
Идут неспешно:
Он худой рукою
Тела сминает, превращая в тлен,
Его старуха острою косою
Вскрывает души до ярёмных вен…
Чело земли пробороздят морщины
И жар небесный иссушит поля.
Оврагами разверзнутся лощины
Сухою глиной о дожде моля…
Последний человек
С мольбой неслышной
Последний раз взглянёт на образа…
Но только вороны
С раскормленной отрыжкой
Лениво выклюют застывшие глаза…