ПРОБЛЕМА СПАСЕНИЯ В ТРАГЕДИИ И. В. ГЕТЕ "ФАУСТ"
В трагедии Гете Фауст - алхимик и маг - оказывается разочарован своими познаниями и достижениями, своей властью над тайными силами природы. Его пытливый дух влечет его дальше и дальше по пути познания, но он уже старик и его силы на исходе. И вот тогда появляется Мефистофель и предлагает ему молодость и новые неогра-ниченные возможности. На самом деле у Мефистофеля есть своя корыстная цель - заполучить душу Фауста, о чем Мефистофель заключил сделку с Богом (сцена в "Прологе на небесах"). Но это при условии, что Фауст, наконец, будет удовлетворен достигнутым и дух его успокоится. Мефистофель готов служить Фаусту на этих условиях. Первая часть трагедии заканчивается трагически - полюбившая Фауста Маргарита оказывается жертвой своей любви и социальных предрассудков.
Вся вторая часть "Фауста" понадобилась Гете для того, чтобы показать, сколь многое под силу совершить пытливому, неугомонному человеческому духу. Фауст проживает вторую жизнь, наполненную бурными приключениями и событиями. Но не будем забывать, что все свершения Фауста осуществляются благодаря помощи черта Мефистофеля, с его сверхъестественными силами и возможностями. И здесь возникает первая проблема "Фауста": под силу ли человеку самому, без помощи божественных или дьявольских сил, осуществить великие деяния, раскрыть глубочайшие тайны природы и истории? По логике "Фауста" Гете - нет, не под силу. Заметим, что это не только проблема "Фауста" - это проблема всей европейской культуры. У Гете она нашла свое художественное воплощение, но по существу это философская, антропологическая проблема. И любая уступка религии здесь равнозначна поражению человека.
Многие века церковь пыталась внушить человеку сознание его ничтожности, несамостоятельности, его полной зависимости от Бога и высших сил. В средние века появилось еще более мрачное учение о том, что человек может заключить союз с дьяволом, продав ему свою душу. Сотни тысяч невинных людей пострадали из-за этого бредового суеверия. Мыслители эпохи Возрождения впервые подвергли сомнению это учение церкви и провозгласили духовную свободу, величие и достоинство человека. И вот пантеист и великий немецкий поэт, естествоиспытатель и мыслитель, без устали воспевавший величие и творческую мощь природы, свободу и разум человека, столкнувшись с данной проблемой, был вынужден принять ее религиозное решение. Конечно, можно сказать, что "Фауст" Гете - это художественная переработка средневековой легенды о чародее, продавшем душу дьяволу, так что фабула и угол зрения изначально заданы этой легендой. Однако Гете существенно развил религиозную основу и ввел ее в русло традиционной христианской темы спасения души. Христианский миф, при всех языческих и магических включениях в него, решительно возобладал в трагедии над духом Просвещения. Об этом говорит, в первую очередь, "Пролог на небесах" и финал трагедии, где душа Фауста возносится на небеса. И это при том, что сам Гете отнюдь не был ревностным христианином. Как это объяснить? Насколько серьезно сам Гете верил в такое решение?
Первый ответ, так сказать, лежащий на поверхности, - это ссылка на художественную условность религиозных образов в трагедии. Видный исследователь творчества Гете А. Аникст пишет: "Образы господа, архангелов, черта не имели для Гете религиозного значения. В его глазах они были такими же поэтическими символами, как боги Олимпа - Зевс, Афродита, Феб и другие. Гете с подлинно поэтической свободой перерабатывает мифы различного происхождения - древне-греческие, библейские, средневековые. Он не делает различия между ними, одинаково подчиняя разные по происхождению легенды своему философскому и поэтическому замыслу. Под его пером христианские мотивы перестают быть элементами религиозного культа, становясь такими же средствами поэтической выразительнос- ти, как и античные мифы" (Аникст А. Творческий путь Гете, М., 1986, с. 357)
Вроде бы и сам Гете в "Разговорах с Эккерманом" подтверждает эту точку зрения. Возникает вопрос: какое место занимает христиан- ская символика, христианская мифология среди множества языческих мифов и символов, представленных в трагедии? Как они вообще совместимы в сознании Гете и в ткани его художественного текста? Есть ли здесь какая-то иерархия, на вершине которой находится Господь? Или эта пестрая вереница образов - своего рода магический театр, где все персонажи - актеры, олицетворения, аллегории? Конечно, Гете в высокой степени был свойствен культурный плюрализм, как мы сказали бы сегодня, Он чувствовал свою личную причастность ко всем эпохам и всем культурам, был подлинно универсальным человеком и художником. В этом смысле трагедия "Фауст" представляет уникальное по культурному богатству и разнообразию произведение. Можно сказать, что поэт так или иначе выразил в ней духовный опыт всей европейской культуры.
Но мы не должны забывать, что центральная тема всей трагедии, заявленная в "Прологе на небесах", - это тема спасения души Фауста. А это чисто христианская тема, жизненно важная именно для христианина, и вполне безразличная для язычника. Примечательно, что в сознании самого Фауста эта тема вообще не возникает, она для него не актуальна. Обуреваемый самыми разными чувствами и влечениями, живущий богатой событиями, активной жизнью, он ни на минуту не задумывается над своей посмертной участи, о спасении своей души. Эта проблема решается на небесах - но независимо от него самого, от его желания быть спасенным. Возможно ли это? Возможно ли спасение души для неверующего человека, который к этому спасению не стремится и не верит в него? В случае с Маргаритой, простой девушкой, соблазненной Фаустом, ситуация более понятна, она полюбила Фауста всей своей невинной душой, она отдалась ему, согрешив тем самым по церковным понятиям, но она осознает свой грех и верит в милосердие небес - и она спасена. Она достойна спасения - по всем канонам христианского вероучения. Она духовно находится внутри христианства, она никогда не покидала его, она верит в спасение, она полна раскаяния - и поэтому спасена. Священник может избрать эту историю темой для своей проповеди.
Совсем не то в случае Фауста. Он давно утратил детскую веру, давно порвал с церковью, духовно он далек от христианства. Он ученый и маг, его цель - познание мира, овладение его тайнами, и для этой цели все средства хороши. Даже помощь черта. А почему бы нет? Жажда жизни, жажда познания, жажда приключений самоценны, они не связаны никакими моральными нормами и ограничениями. Если во имя полноты жизни и самореализации личности все позволено, то понятия греха, раскаяния и искупления лишены смысла. На совести Фауста достаточно много грехов - и гибель Валентина, брата Маргариты, и гибель самой Маргариты, и смерть Филемона и Бавкиды, и каторжные условия жизни рабочих, по приказу Фауста строящих дамбу в болотах, и многое другое. Но сам Фауст вовсе не осознает их как грехи, он вообще не дает им моральной оценки. Такая оценка только сковала бы его неуемную активность, помешала бы его планам. Его этика - этика делового человека: оправдано все, что целесообразно. Здесь нет места для раскаяния и для молитвы, да и молиться некому. Главное - действие, борьба, успех. Хотя, надо сказать, судьба жестоко посмеялась над ним: в конце трагедии ослепший, постаревший Фауст слышит стук лопат и думает, что это идет работа, задуманная им. На самом деле это лемуры, подвластные Мефистофелю, роют Фаусту могилу. Все его усилия и труды кончились крахом. Его мечтам о "свободном народе на свободной земле" не суждено сбыться. О цене этой утопии он не задумывается.
И все же Гете оправдывает и спасает (в христианском смысле) своего героя. Разумеется, это его право как автора - но где же логика? Как может спастись нераскаявшийся грешник? Одной просьбы Маргариты, будь она даже святой, для этого явно недостаточно. Можно оправдать его, если рассматривать его как реального деятеля со своими плюсами и минусами - но спасение души совсем другое дело. Вряд ли Гете всерьез задумывался над этой богословской проблемой. Весь христианский антураж для него лишь художественный прием, не более. В истинное спасение души он, судя по всему, не верит. Фауст должен быть оправдан - и для этого найден чисто художественный прием. Недаром в финале трагедии автор устами "мистического хора" обращается не к высшему суду Бога-отца, от которого и зависит спасение, а к некой "вечной женственности", которую можно понимать и вполне пантеистически как природу-мать.
К сожалению, символический мистицизм финала трагедии не убеждает читателя в том, что здесь происходит спасение в истинно христианском смысле, хотя душа Фауста возносится на небеса. Куда она попадает на самом деле, остается только гадать. Думаю, что этого не знал и сам Гете. Ему было важно оправдать своего героя любой ценой, и он вполне преуспел в этом. Но сегодня это уже наша проблема. Готовы ли мы вместе с Гете оправдать Фауста?Действительно ли бурная, деятельная жизнь самоценна и стоит выше добра и зла? И цель оправдывает средства? И ради успеха возможен союз хоть с чертом? На эти вопросы, попрежнему актуальные, надо искать ответы нам самим.
18 ноября 2011 г.