Снились вишни во рту
И черешни в садах,
И акации белая в мае морока,
И в Одесском порту
Разгружались суда
Из далёкой оранжевой сказки, Марокко.
197? г.
Сам себя уверял,
надо всё поменять –
страны света и точки духовной опоры -
и бежал за Урал,
дабы не вспоминать
до поры и до времени море и горы.
Затеряться хотел я
в урманных лесах,
покориться хотел я не шторму, а вьюге.
Но пустая затея -
менять полюса,
если сердце твоё остаётся на Юге.
Снились горы и ландыш
в предгорных лесах,
и кизила пурпурные грозди на склонах,
и рыбацких шаланд
рваные паруса
чешуёю искрили, как мрамор на сколах.
Снились вишни во рту
и черешни в садах,
и акации белая в мае морока,
и в Одесском порту
разгружались суда
из далёкой оранжевой сказки, Марокко.
И взлетал самолёт,
и металась душа
от Югры и до Юга, как будто по карте:
Краснодар – Самотлор
и Одесса – Ишим –
и туда, и обратно, и неоднократно.
Леденела душа,
то застыв на краю,
то срывалась и билась в иллюминатор,
но менялся ландшафт
у неё под крылом
и душа с каждой милей полёта менялась,
и цепляла, Кавказ
за собой волоча,
за высокие тысячелетние сОсны
Дона рваный рукав
где-то у Калача,
за колючки акаций – полотнище Сосьвы…
И почти сорок лет
нет покоя душе.
Ну какие ещё тебе надобны сроки?
Всё летит самолёт,
всё я не допишу
эти самые главные, может быть, строки.
Р. Гар.