Вот, теперь ты попросишь свыше, прекратить этот личный ад.
Но молчишь, и дрожат ресницы.
Где-то снизу под половицей, снова землю скребут мыши,
Чьи-то чёрные-чёрные мыши, из-под трещин опять глядят.
Было много с начала жизни, а хорошего только лето,
На руках мы качали, летом, кукол, спать их ложа в объятья.
Что же надо ему извне? У тебя ничего больше нету…
У тебя никого больше нету в животе под подолом платья.
сын, ли доченька, им неважно. Разорвали его в клочья.
Что же Богу ещё нужно? Всё забрал, всё развеял в дым.
Он плывёт в корабле бумажном, и ты, кажется, знаешь точно,
У тебя был бы самый лучший, самый добрый из всех – сын.
Так, в рассвет исчезают звёзды, те, которых никто не видел,
Так прощаются с тем, кто умер, так скорбят по тому, кто жил.
Ему биться и плакать поздно, он ещё никого не обидел.
И уже никого на свете, как тебя никогда не любил.
Ты не плачь, я вчера читала – они живы. В том нет сомненья,
Я их видела над полями, они корнем и в грунт вросли…
Ты не плачь, я всегда знала, эти дети растут деревьями,
И сухими шумят ветвями, прорастая из-под земли.
Он ещё тебя помнит мамой, и он есть, он живёт на свете…
Я уверена, он не плачет,… и ему предначертан путь.
Крикни имя его и ветер, донесёт ему, что он самый,
Самый лучший и много значит …не сейчас, так когда-нибудь.