ГЕРАКЛ (юмористическое)
Возмущен и унижен Геракл,
Запинается: "Лихас, послушай,
Не хочу я навоз убирать!
Что за подвиг - расчистка конюшен?
Что я - тать, богоборец, злодей?
Я, конечно, в плену договора,
Но как смеет мой брат Эврисфей
Допускать до такого позора?"
"Всем нам трудно бывает порой,
Веселее потом посмеемся.
Отдохни, богоравный герой,
А с утра потихоньку возьмемся".
Мир затих, долгим днем утомлен,
И Селена взошла молчаливо.
Спал герой. Ему снился Хирон -
Молодой, с неседеющей гривой.
"Что ты, мальчик? Не стоит реветь
От обиды - тебя недостойно...
Что за горе - разок потерпеть?
А потом и на гидру спокойно.
Ты же мой ученик, не урод -
Не годится идти на попятный.
Ты наплюй - Эврисфей сумасброд,
Но лошадкам-то будет приятно".
Поутру, не зажав даже нос,
Богоравный герой улыбался.
Улыбаясь, расчистил навоз,
Улыбаясь, на Лерну собрался,
Сор прилипший с колчана оттер:
"А лошадки, наверное, рады!"...
И аэды поют до сих пор,
Этот подвиг вплетая в баллады.
---------------
....Как же тяжко в субботу с утра
Вспомнить об опостылевшем деле...
Белокурый и хрупкий Геракл,
В чьем теперь обретаешься теле?
Как лучи за окошком манят,
Дразнят сердце весенним угаром!
Стиснул зубы: "Делов - на полдня,
А потом уже к Пану с кифарой".
Кто поймет титанический труд
И изменит улыбку печали?
Лишь Пегасы к обеду бегут,
И конюшни-то все ж засияли!
.
Сам себя похвалил: "Молодец!",
Вытер пот рукавами халата...
И на палице - новый рубец:
"Подвиг тысяча сто двадцать пятый".
ТЕЗЕЙ
Как копья, взгляды позади,
А в сердце - лабиринт Миноса.
Судьба втолкнет туда без спроса,
И скрипнет дверь: "Тезей? Входи..."
И нет волшебного клубка.
Темно... Не страшно, только грустно -
Я знаю - в лабиринте пусто,
И лишь быком ревет тоска.
Вот, хрипнув: "Выводи, герой",
Из-за угла скакнет мне в душу...
Ослепнув, выберусь наружу -
Побитый, сожранный тоской.
Мои же жертвы ей малы,
И алчет, заходясь от крика,
Внутри меня ревет так дико,
Что только в море со скалы...
АТЛАНТ
Раз почувствовал - было то явью
Или отзвуком долгого сна? -
Как по венам мучительной рябью
Разливается голубизна.
Мне хотелось воскликнуть: "Не надо!
Я живой! Кровь красна, горяча!"
Небо сверху нашло меня взглядом,
Утолило. Велело молчать.
Прослезилось, и облаком пухлым
Стерло молнии злую струю:
- Поддержи! Я, конечно, не рухну...
Просто так иногда устаю.
...Небосвод, опустившись на плечи,
Невесом и безмерно тяжел...
- Век-другой потерпи, - он мне шепчет, -
Станет легче...
- Терплю. Хорошо.
...Небо давит. Взгляд - вниз: в грубой свалке
Топчут, режутся, давятся, жрут...
- Небо! Рухнем на них?
- Что ты, жалко...
Любят... Может, подержим?
- Держу.
ГОМЕР
Стирая границы меж дальним и давним,
В незаживающих шрамах дорог,
Шагает Земля - заблудившийся странник?
Раб? Каторжанин, мотающий срок?
...О вакуум шаркая посохом старым
(Кольца годичные меряют путь),
Колодник орбиты мечтает Икаром
Солнцу припасть на горячую грудь.
Зачешется шрамик - видать, к непогоде.
...Зерна секунд собирая в траве,
По солнечным тропкам, силен и свободен,
Бродит счастливый Дедал-муравей.
...Над рощей оливковой бабочка вьется.
Тень на горячую соль из под век -
О шрамах дорог, муравье и о Солнце
Песню слагает слепой человек.