Из цикла стихов моего пропавшего друга,
принятого и одобренного Булатом Окуджавой,
Вениамина Безрукова.
А когда стало тихо, когда люди уснули,
Забывая себя, приникая друг к другу,
Вышел ветер-тихоня, руками из сумок
Выпуская на волю весенние думы.
Только чуточку тронув жестяные крыши,
Опираясь на пальчики самую малость,
Уходила мелодия дальше и выше,
Повторяя себя, и назад возвращалась.
Старый тополь за новым кирпичным забором
Простирал деревянные голые руки.
Может, был он тем самым ночным дирижером,
Может, просто ловил уходящие звуки.
Вид на грани весны, как дыханье неровен,
Он едва ощутим, он как будто капризен,
Но восходят басы над изгибами кровель,
И альты тонко тают над каждым карнизом.
Так течёт эта ночь, вся под знаком органа,
То расплещет себя, словно плачет навзрыд,
И застанет врасплох, словно не было раны,
Только что-то у сердца тихонько болит.
Вширь и вглубь изменив освещенье предметов,
Смысл того, что ты есть, что стоишь чуть дыша,
Всё пошло бы вразнос, выручают приметы,
Улыбается, словно оттаяв, душа.
Прорезается день, расставляющий точно,
Угол дома, деревья и штору в окне,
Лишь храпит, растянувшись в трубе водосточной,
Бормоча что-то важное, ветер во сне.