Бывало так: мир умирал во мне,
терял тепло, движение и звучность –
его хрестоматийная заученность
стояла предо мною в полусне.
Застывшим зрением цвета не различал,
в оцепенение впадали мысль и чувство,
вокруг всё было холодно и пусто –
напоминанием начал всех начал.
Тогда и я был надвое разъят:
один был мёртв, другой – и жив, и вечен,
но мне его окликнуть было нечем,
и был слепым отсутствующий взгляд.
Друг перед другом замирали мы,
бессильные протягивали руки,
прикосновенье превращая в муки,
невидимой стеной разделены.
И мёртвый век стоял, как часовой,
отсчитывая мёртвые минуты,
когда спадут невидимые путы
и мёртвый сон исчезнет сам собой…
Приснилось так – когда-то наяву,
но не забылся опыт омертвенья,
спрессованный до краткого мгновенья,
и с той поры, покуда я живу,
я благодарен тайному огню,
что где-то тлел у самого предела,
и с тем огнём душа не поредела,
а я поныне в памяти храню:
до горизонта мёртвая трава,
кузнечиков резные изваянья,
слепое наше противостоянье
и в воздухе застывшие слова…