На переходе к осени от лета,
на переломе к старости от детства
не стоит корчить из себя атлета,
а было б лучше потеплей одеться.
Закутаться в тулуп воспоминаний,
дождаться, когда звуки в доме стихнут,
забиться где-то между временами
и завести забытую пластинку.
И вспомнить, что пока всего лишь осень,
потом зима, — и вовсе будет худо:
её далёкий голос тих, но грозен,
внезапно долетевший ниоткуда.
Она по струнам холодом ударит –
по проводам, по барабанам кровель, –
придвинет замороженные дали,
по стойке “смирно” всех поставит вровень.
Наполнит пустотой глаза и уши,
застигнет, обездушит, обезножит,
а это хуже самой лютой стужи,
и от того уже мороз по коже.
Ну, а пока лишь осень на излёте,
ещё кострам ветвистым загораться,
и купола в недолгой позолоте
венчают колоннады декораций.
Всего лишь осень... Ярмарка и табор!
Сгорает бутафория на ветках.
Последний день – и хлам ненужный за борт!
Лети, надежда, в клочьях разноцветных!
Ветра срывают пёструю рванину,
обыденное путается с вечным,
и освещают тихую равнину
горящие берёзовые свечи.
Вот так смотреть, прислушиваясь к звону,
с которым время к вечности стремится,
и воздавать родному и живому,
запоминая голоса и лица,
запоминая время перехода
и постигая суть опустошенья,
которое несёт грядущий холод,
и находить хоть в этом утешенье.