Я не знаю, с чего начинаются письма,
Отправленье которых вовек не получится.
Остальные написаны, ждут только случая,
А моё просто некому выслать.
Пожеланья, приветствия будут не к месту,
Это было бы словно себе же пощёчина.
Вот чернила, перо превосходно заточено.
Я сражаюсь с духовным протестом.
«Камелот на закате – благая картина!»
Зачеркну и замру, мне до горечи стыдно,
Не чужой же пишу, от того и обидно.
Ты прости за медлительность глупого сына.
Новый свиток возьму и решусь написать:
«За возможность дышать до последнего хрипа,
За единую кровь голубую спасибо,
Неизвестная мне моя нежная мать!»
Отодвинется чувство упрямой надсады,
Дальше будет легко, ну, и пусть, что не сразу.
Мне непросто писать рядовые указы!
А теперь свою душу вычерчивать надо…
«Дети любят своих матерей за тепло,
За заботу и ласку, что знают с пелёнок…»
Без присмотра твой принц, ясноглазый орлёнок
Узнавал, как на ветер ложится крыло.
«Чтут любовь дорогих опекающих рук
Сыновья, вырастая лихими бойцами.
Это было бы, мама, конечно, и с нами.
Гордость матери – сын, да и будущий внук…»
И к рассвету устало глаза покраснеют.
Опечатать конверт и в комод запереть.
Вспоминать о письме запрещается впредь...
Словно целую ночь я беседовал с Нею.