СТАНЦИЯ ОХВАТ
Помнят бывшие солдаты,
Как с пристрелянных полей
Их везли в простые хаты
Фронтовых госпиталей.
Было всем тогда не сладко,
Ну, а здесь – совсем не мед
Оперировать в палатке
Трое суток напролет.
Здесь особая сноровка
Быть у медиков должна,
Ведь приемо-сортировка –
Как хорошая жена:
Успокоит, обогреет
И уймет любую боль.
Сортировка все умеет,
Ей знакома эта роль.
Высших почестей достоин
Каждый, кто с передовой.
Но обычно русский воин
Злой, голодный, чуть живой,
Часто даже без сознанья.
А другой, устав стонать,
Просит старшего по званью,
Поминая чью-то мать.
Важно сразу разобраться:
Что к чему, кого куда.
– Потерпите только, братцы!
Ваши раны – не беда.
И сестре дает подсказку:
– Сделать морфия укол,
А потом – на перевязку,
А того – ко мне на стол.
Руки, ноги, кровь, обрубки –
Все увидишь здесь сполна.
Ох, какая мясорубка
Эта жуткая война!
Прибежали санитары:
– Вот, товарищ военврач,
Все заполнены амбары
И сараи – хоть ты плачь!
Больше нет в деревне места, –
И со лбов стирают пот.
– Все рассчитано на двести,
Принимаем – восемьсот.
– Наберусь-ка я нахальства,–
Моя руки на ходу ,–
За советом до начальства,
Бросив раненых, пойду!
В «кабинете» было тихо.
И на краешек стола
Прилегла слегка врачиха –
Через пять минут – спала.
И, войдя, начальник, верно,
Поворчал, но как отец:
– Что за спящая царевна? –
У меня тут не дворец!
Не нарушив сон здоровый,
(Анекдот – ни дать, ни взять!)
Написал приказ: «Чирковой
Двое суток отдыхать!»
Дрогнут длинные ресницы –
Значит, та же все война
Третий час Галине снится
(Это, верьте мне, она!)
Помня, как она упала
Из вагона под Москвой,
Было все ж надежды мало
Видеть девушку живой.
Я описывать не стану
Ужас Галиных подруг.
Знаю только, что к стоп-крану
Потянулось много рук.
И в теплушку на шинели
Занесли ее тогда.
Потянулись дни, недели,
Ей казалось, что года.
А когда окрепло тело –
Написала письмецо,
Чтоб оно скорей согрело
Мамы милое лицо.
Пусть поспит теперь немного,
В царство грез погружена.
Впереди еще дорога
И опасна, и трудна.