Птичьи свисты и переливы
плененные белой цветущей сливой
пульсируют тайно в апрельском наиве,
как тонкие жилки на горле любимой.
От моря густые ползут туманы,
слива расцветшая, как первоклассница,
в них заблудилась, не веря в обманы,
в фартучке белом, форменном платьице.
Затем к десяти растворится утро,
но моря не будет, а будет - как будто
в огромное ложе меж Ялтой и Турцией
море легло обнаженной натурщицей.
Такою весною апрельски обыденной
концепции жизни и все благоглупости
не стоят яичной скорлупки выеденной
перед туманом с его близорукостью,
перед апрельской цветущей сливой,
наполненной утренним птичьим пением,
перед белейшим ее наивом,
перед нежнейшим ее цветением...