Старый зек докурил, не спеша, со скамейки поднялся
И побрёл по дороге, ведущей его в никуда.
Столько проклятых лет он по тюрьмам и зонам скитался,
А теперь он свободен, как в вешнем потоке вода.
А теперь он свободен, как ветер, гуляющий в поле.
Он на воле. О ней он мечтал много лет.
Но, что делать ему с неприютной, холодною волей?
В мире нет никого, кто бы смог дать на это ответ.
Вспомнил он, как когда то в далёком, заоблачном детстве
В деревеньке его по весне расцветали сады.
Было так хорошо у белёной печи обогреться
И в туманное утро босым по росе походить.
Вспомнил он загорелые мамины руки,
Все в узлах и мозолях от жизни нелёгкой такой.
Вспомнил, как всей семьёй, в годы послевоенной разрухи
Ели хлеб из мякины, разбавив его лебедой.
Вспомнил, как тяжело и мучительно мама болела,
Как страданья её он терпеть уже больше не мог
И, чтоб как то помочь похудевшему, слабому телу,
Он однажды решился и вскрыл деревенский ларёк.
Вспомнил он, как в промозглую осень, уже вечерело,
А его, утопая в грязи, увозил воронок.
И за это, казалось бы, в общем, хорошее дело
На тюремные нары попал, получив первый срок.
И с тех пор его жизнь и судьба под откос покатились.
Были разные сроки и разные были дела.
Но, он знал, где-то там, перед образом мама молилась.
И молитва её долго в зонах его берегла.
А теперь он один – умерла его мама старушка
И остался лишь холмик заросший травой-лебедой,
И берёзы шумят там, где раньше стояла избушка,
И, теперь уж, ему никогда не вернуться домой.
Старый зек, докурив, на пустом засыпает перроне,
На холодной скамейке, под голову бросив мешок.
Этой ночью ему будет сниться последняя зона,
Будут сниться друзья, что остались доматывать срок.
Этой ночью ему будет сниться, ведь память упряма,
И бескрайнее поле, и тёплый родительский дом.
Будет сниться ему, что жива его старая мама,
У окошка его поджидает в платочке цветном.