Oh, when the saints go marching in
Lord, how I want to be in that number…
Американское народное
Я помню то, что было показано мне –
белый город на далеком холме…
Б. Г.
Гайдар шагает впереди!
Н. Добронравов
1.
В горле хлюпнет кока-кола,
пузырьками брызнет в нос.
Чуешь кожей этот холод?
Значит, снова началось.
Обмотавшись мишурою,
патронташ поверх надев,
новогодние герои
тянут бодренький припев.
Распродажей – по сусалам!
Скидкой – смачно по мордам!
С головой под одеяло,
чтоб не слышать шум и гам.
Заховаться. Затаиться.
Притвориться. Замереть.
Держишь время на ресницах –
так бывает в декабре.
Озираешься пугливо.
Льешь на раны майонез.
Отбегаешь птицей киви.
Это праздник, вот те крест!
Не жалея, ставишь прочерк
в длинном списке кораблей.
С каждым годом день – короче,
ночь – бессонней и длинней.
Упиваемая чаша
скоро опустеет, блин.
Всех святых на долгом марше
засыпает нафталин.
2.
Хорош и в профиль, и анфас
идет к тебе январь.
Звучит, как будто легкий джаз.
Звенят его слова.
Внимай ему и на язык
снежинку излови.
Ты к году старому привык,
но он сплясал свой твист.
Точнее даже, отплясал –
теперь ему кирдык.
Лежит под грудой одеял
и ждет стакан воды.
Вода не падает с небес,
стакан покуда пуст.
Поспорь с собой на интерес –
важнейшее из чувств.
Спустись к загадочной реке,
нырни в ее изгиб.
Плыви, как будто все ОК
(лишь в легких – странный хрип).
Плыви, как будто все давно
задумал наперед.
Иди войной. Проснись весной.
Потом – наоборот.
Плыви неведомо куда,
пытаясь не застыть.
А над тобой – полметра льда…
И тонны пустоты.
3.
Когда пробьет 12 –
хоть пластик, хоть хрусталь –
то нечего бояться
и ничего не жаль.
Товарищ, смело в ногу –
селедка и салат.
Всесилен ты, ей-богу,
Сам черт тебе не брат.
Не надо церемоний.
Забудь про политес.
Залезь на подоконник
и сделай грубый жест.
Лежит страна родная,
опять пьяна в дугу,
от края и до края –
невнятное рагу
из тушек человечьих
и пенья из души.
Ты в дивный этот вечер
пойди-ка попляши,
протопай русским маршем
по сумрачным полям,
съешь топоровой каши,
умаслив крепким «б…я!»
Зажгутся в небе стразы,
а на часах – нули.
Ты передай мне тазик…
А лучше – пристрели.
4.
Вот и перемена места.
За столом прижались тесно,
как в коробке монпансье.
Президента ждать недолго.
Пахнет пластиковой елкой,
парафином, оливье.
Рассыпаешь яркий бисер,
рассылаешь сны и письма,
пальцем пробуешь ланцет.
Посиди, дружочек, тихо,
попивая воды Стикса,
с выраженьем на лице.
Бьют куранты. Льются речи.
Нарочитая беспечность.
Праздник давит на хребет.
Новый год виднее, ближе,
он идет на водных лыжах,
сразу видно – не в себе.
Метко брошено присловье –
новым счастьем по надбровью,
хорошо еще – не в глаз.
На просторе, песня, лейся!
Ночь, похожая на клейстер,
липко обнимает нас.
5.
Смотришь направо – не видно вообще ни зги.
Смотришь налево – опять нифига не видно.
Смотришь наверх с сомненьем – и там враги?..
Щуришься, как Клинт Иствуд, целишься, как Юл Бриннер.
Долго ходила Красная Шапка за серым волком,
съела его в итоге – вот и готов финал.
Кажется, ночь-то сегодня будет волшебно-долгой,
чтобы никто – совсем уж! – точно не опоздал.
Может быть, будут танцы, а может, все рухнут навзничь,
станут глядеть на звезды, пялиться в красоту.
Мячик земной все скачет, взрывоопасно-славный.
В списке планет вселенной выбрали мы не ту.
Впрочем, и здесь нормально. Нам бы привыкнуть только,
что одному быть – благо. И что проходит – всё.
А вот когда привыкнешь, смейся себе до колик,
накрепко вросший в почву, – ветер не унесет.
Если приникнуть ухом, пиленая пластинка
гоняет всегда по кругу только один куплет.
Ты засыпаешь крепко, словно бы Рип ван Винкль.
Словно бы жизни много… Проснешься, а жизни – нет.
6.
У нас все хорошо, прекрасная маркиза.
Ты на слово поверь – ведь доказательств нет.
Мы заперли замки, врубили телевизор,
создали бутерброд и выключили свет.
Бравурен саунд-трек. Блондинка-героиня
сейчас шагнет в огонь почти что неглиже.
И мчит за ней злодей, и получает в дыню –
все будет, как должно. Так требует сюжет.
Мерцающий экран, адреналин погони,
несущий боль качок, страдающий герой…
Предчувствие весны таится на балконе,
рисует на стекле дрожащею рукой
и что-то говорит. Но мы его не слышим.
Злодей простерся ниц, повержен, жалок, слаб…
Внезапный новый год крадется краем крыши.
Мерцают огоньки среди еловых лап.
В разгаре артобстрел, чадит петардный порох,
и клюквенная кровь пятнает хрусткий снег…
Зрачки твоей любви вмещают белый город
и торжество зимы в распахнутом окне.
7.
Предваряя финальный отсчет,
в телевизоре грянет реклама.
Мой народ бодро примет сто граммов,
а потом бодро примет еще.
Он уже окультурился массой –
«С легким паром!» опять посмотрел,
а потом запретил пидорасов –
столько дел у него, столько дел!
С куполами, церквами, крестами,
по колено в промерзшей земле,
он следит диким взором за нами
и убьет, даже если не влезть.
Он под праздник умоется юшкой
и рубаху рванет на груди.
Мой народ так нещадно отпущен –
можно больше в него не ходить?..
Продувают архангелы трубы,
старый год отправляя ко дну.
Ровным слоем всю Эту Страну
покрывает селедка под шубой
8.
Нам здесь и больно, и смешно.
Да, мы б давно свалили, но
уже привыкли.
Дают – бери, а бьют – подставь.
Тяжелый сон, похоже, – явь.
Бежать-то фигли?
День обвивает серпантин,
и внутренний падет Берлин,
поскольку робок.
Прошу во имя конфетти:
сейчас за все меня прости –
хотя б попробуй.
Шипит в бокалах реагент,
и тянет Моррисон The End –
такой зануда.
В задачник пишется январь,
не разделенный на слова
и веру в чудо.
Вокруг – сплошная Кин-дза-дза.
От темноты болят глаза.
Скрипач не слышен.
И город прячется во мгле.
И нет покоя на земле.
И даже выше.
9.
Сочась мандариновым соком,
к нам праздник ложится на стол.
Товарищ, мы едем далеко…
Ты слишком уж быстро пришел.
Отведай же наших салатов,
а после ступай за порог.
Ты узнан – не будешь богатым.
Спустись в ледяное метро,
езжай мимо атомных станций,
что спят под землей до поры.
Нам нужно скорее расстаться,
довольно твой мишуры.
Увидев, что ярче пожара
сияние над головой,
сказал кочегар кочегару,
что, мать твою, хватит с него.
Подарки шуршат упаковкой,
на елках мерцают огни…
Апноэ – твоя остановка.
Давай, выходи. Не тяни.
10.
Как положено в сказочном царстве,
все мы выпили мертвой воды,
уверяя, что это лекарство,
производная теплой звезды.
Примеряйте костюмы и маски,
нацепляйте на шею бижу.
Этот день несказанно прекрасен,
он настолько прекрасен – аж жуть.
Расцветают волшебные травы,
оплетая конец декабря.
Мы сегодня как будто бы правы.
Всё сегодня как будто не зря.
Долго грека совал руку в реку…
Рак не цапал – протяжно свистел.
Раздавали в небесной аптеке
упаковки просроченных тел.
Как положено в царстве абсурда,
купина догорает дотла.
Ударяйте в литавры бравурно.
С Новым годом. Аминь. Иншалла.
11.
Покроется льдом залив, явив полыней стигматы.
Пора бы упасть ничком в подсоленный тусклый снег.
Ты помнишь, как мы гурьбой стояли за мирный атом?
Возможно, он до сих пор живет и поет во мне.
Дает и тепло, и свет, и радости всякой твари.
И кружится хоровод, куда мы ни бросим взгляд.
Нам нужен такой хоккей, и в космос летит Гагарин,
пылает больной звездой, но манит его Земля.
Он думает: «Эй, вы там! Глядите – кецалькоатль,
волшебный пернатый змей, над вами простер крыла.
Выходит, вы все теперь хоть в чем-то – да виноваты,
ведь в сердце у вас растет большой ледяной имплант».
А после он вниз летит, поближе к родным просторам –
ведь все, что ни загадал, похоже, уже сбылось.
Наутро, глаза залив, расскажет печальный дворник,
что видел у гаражей остывший кометный хвост.
На плоские лица крыш ложится январский морок.
Открыточный Джизус Крайст сусально глядит окрест.
И (образ затрет до дыр) летает над нами ворон,
и каркает что-то там – наверно, благую весть.
12.
Ах, сегодня на театре
представленье хоть куда!
Над кулисой аккуратно
поднимается звезда.
Тятя, тятя, ты заметил
(подтяни пивной живот!),
что украдкой наши сети
притащили новый год?
Он ногою белой, чистой
смело наступает в грязь.
Слышишь, Анна, – поезд близко?..
Так ложись же, помолясь.
Две минуты до нирваны,
пуст подарочный мешок…
Сделай нам красиво, Анна.
Сделай, Анна, хорошо.
Паровоз гудит истошно,
машинист орет: «Беги!»
Сверху, снегом припорошен,
диксиленд играет гимн.
Все расписано по буквам,
решено, прощай-прости,
И течет слеза от лука,
настоящая почти.
Но в изделии китайском
обнаружился секрет:
паровоз – гляди! – взлетает.
И сегодня смерти нет.
Анна, ты такая дура,
это что-то, боже мой…
Поднимись. Сними котурны.
Отряхнись. Иди домой.
13.
Сегодня тихо ляжет снег,
пока мы спим еще.
Коснется губ, коснется век,
коснется теплых щек.
И станет просто, черт возьми,
сказать друг другу, что
надежен дом, прекрасен мир,
потом надеть пальто,
брести по улицам пустым,
во все глаза глядеть,
как в янтаре январь застыл,
впустив в себя людей.
Отмерен век, отпущен срок,
и не о чем просить.
Похоже, вызубрен урок…
Давай возьмем такси.
Стучит движок. Звучит попса.
Водила зол и трезв.
Но мы-то верим в чудеса
из древних СМС.
Идут святые по земле
с Гайдаром впереди.
Нас не увидят в их числе.
И к лучшему, поди.
Ноябрь-декабрь 2011 г.