Каждую ночь он гасит свет во всех домах своего городка. У Дугласа мастерство, и рука легка, Дуг не из тех, кого не добудишься до звонка, он из тех, кто подпрыгивает на бегу. Дуглас почти уже не малыш, у него ломается голос и крепнут руки, он сам себя отпустил на свои поруки заблудиться в просторах крыш. Дуг подрался с братом, рассыпал ягоды из лукошка, выслушал тонну соседских угроз, но сейчас он стоит, и солнце мягко целует разбитый нос, и пару травинок смяты в ладошке, и сердце дрожит. Дуглас, кажется, только что понял, что он - жив.
И сколько идей в пшеничной нечесаной голове. Мама его наставляет, мол, поздно не приходи. Дуглас лежит, раскинувшись в мягкой траве, и обо всем забывает. Дуглас практически не бывает дома раньше одиннадцати. Он размышляет, откуда берутся соты, и птицы поют над ним. Он так теребит прическу, что волосы превратились в нимб и взмокли в полуденном жаре. Дуглас в блистательной паре, вчерашней обновке - белые теннисные кроссовки, какие же Дуг изобрел уловки, чтоб их наконец упросить. Теперь еще половина лета, он встает, как водится, до рассвета и смотрит в окно мансарды, как занимается день. На полках пылятся альбомы и книги, кровать не заправлена, солнцевы блики первые скачут по юной его наготе. И завтрак, конечно, приятное маме, пара монеток в заднем кармане, а значит будет мороженое и, может быть, лимонад. Утро порывом несется навстречу, горячее небо ласкает за плечи, и Дуглас снова несет раскладушку в благоухающий сад.
И каждую ночь он жжет фонарик под одеялом, держит его в зубах, сопит и дышит устало и пишет огрызком карандаша в блокнот свои маленькие истины. Да, он уверен (не смейтесь над ним), что существует шанс, чтоб (дыхание задержав) не проживать, а жить - вечно, прекрасно, неистово.