Погожий летний день, субботний рынок в лимбургском городке Синт-Тройден. Мы с дочкой забрели на барахолку. Люблю иногда заглянуть сюда! Здесь много интересного. Всегда масса игрушек, домашней утвари, сувениров, старых книг. Можно купить неплохую картину, гобелен, старинный подсвечник, плетеную корзину для белья. Вдруг моя 12-летняя дочь кричит: "Мама, гляди, самовар!" - Где? Не может быть!! - И впрямь, вон он стоит,прямо на земле, сбоку, сиротливо, настоящий, из латуни, не какой-нибудь там электрический. Почему-то что-то сжалось у меня внутри, когда я увидела его на земле, позабытый, задвинутый, бесхозный... Как развенчанный символ, как низведенный король стола, который раньше стоял, дымясь, окруженный челядью из чашек и блюдец, а теперь вот хозяин обанкротился, и он оказался не у дел. Стоит на земле, на заплеванном тротуаре блошиного рынка, рядом обертки от конфет, шелуха и мусор...
А где же хозяин? Мы с дочкой подняли самовар, поставили его на тумбочку и пошли искать хозяина. Куплю,- подумала я. Как память. Как символ. Подошел огромный дядька, с "пивным брюшком", явно навеселе, наверно, отходил выпить пива... Улыбается мне: "А я вас знаю, госпожа из Ниверкеркена, - говорит. Выходит, он из моей деревни. -Да вы хоть знаете, ЧТО это? - строго указываю на самовар. -Да, это сэмэвар, турецкая чайная машина,- ответствует тот. -Да он у вас на земле стоял! А вдруг кто-нибудь пнет нечаянно ногой, повредит? - распаляюсь я. -Сколько вы хотите за него? Мы покупаем! Только нам его не донести сейчас. Давайте адрес, мы подъедем.
- Нет, я сам привезу его вам,- отвечал продавец.
И не обманул. В воскресенье перед нашим домом остановился старенький джип. Лил дождь, и я, накинув плащ, выскочила за дверь. Я знала, что это приехал мой самовар. - Да не надо денег, так забирай,- расщедрился "пивной дядька". Все равно вряд ли кто его возьмет.
Я беру его, как ребенка, на руки, и бережно отношу в дом.
Возможно, я никогда не буду пить из него чай, а может быть и буду когда-нибудь. Как бы там ни было, пускай стоит. Как память, как часть русской культуры. У меня он будет в целости и сохранности.
Да, я живу среди фламандцев, я говорю на их языке и пою их песни, я готовлю по их рецептам и смеюсь их шуткам. И дети мои - наполовину бельгийцы, и муж мой - полнокровный бельгиец. Но я-то сама навсегда останусь русской, как я ни люби эту страну, которая стала мне вторым домом. И я буду собирать у себя дома маленький музей русской утвари и сувениров, и не отрекусь от своих корней.
Доброго вам времени суток, Читатель!