ВЕРТУАЛЬНО-ПОЭТИЧЕСКИЙ РОМАН
в трёх ступенях
2002-04г
издан на стихи.ру в 2006г.
(редакция 2015г)
только для чтения
охраняется авторским правом
…И вот однажды, в пасмурный прохладный день она шла по улице –
был то ли конец весны, то ли начало лета –
тополиный белый пух кружил ей голову. Пахло дождём.
Она дошла до светофора и стала переходить дорогу.
Машины остановились на красный свет.
В одной из них сидел темноволосый человек, который смотрел на неё прямым,
открытым взглядом. Она шла прямо на этот взгляд…
Возможно, она обманулась, возможно, интуиция подвела её,
но от чего-то ей казалось, что с человеком в машине
она уже где-то, когда-то встречалась.
Не сбывшийся ли это сон?
ГЕРОИ РОМАНА:
МУЗА – девушка-поэт из Южного города.
ДРУГОЙ – друг девушки, музыкант из Северного города.
КУМИР – человек из прошлого, бывший кумир девушки, тоже поэт.
ИСКУСИТЕЛЬ – случайный встречный.
СВЯЩЕННИК – сосед девушки, духовное лицо.
Второстепенные лица:
старуха-гадалка – некто.
чужая ласковая – некто.
колдун-китаец – некто.
друг священника – некто.
уличный скрипач – некто.
пьяная баба – некто.
СТУПЕНЬ I: «И ЧЁРНОЕ, И БЕЛОЕ»
ЧАСТЬ 1- я,
ЧАСТЬ 2- я.
Кто-нибудь скажет, что моя возлюбленная – недотрога;
я скажу, что его возлюбленная – девка.
Стендаль.
ЧАСТЬ 1
------------------------
Двумя мирами дышало её сознание! Иначе жить она не могла.
Два мира: внешний – узкий, природно-бытовой, суровый; и внутренний – тонкий, одушевлённый, по вселенски величественный. Два мира – дающих и отнимающих – строили её «настоящее»! И оба они пугали, и оба озадачивали, и оба дарили надежды.
Внешний мир часто исчезал, пропадал из видимости – им она не дорожила. Внутренний мир был Остовом, в котором она терялась сама – она становилась иной. Эта потеря нравилась ей.
Внутреннее – озаряло душу, росло и расширялось. Предметы «внешнего» во «Внутреннем» одушевлялись, картины преображались. Душа её становилась сказочно богатой и пела Песнь Любви! Она общалась с Музой, она писала стихи.…
Когда песнь умолкала, прикосновения ветра, воды и солнца – прикосновения «внешнего» – окутывали душу и снова брали в плен, но, как ни странно, тоже радовали.
Так было, пока не пришла весна 2002 года.
------------------------
ФЕВРАЛЬ
Весна в мой сад, в мой дом зашла и тайно заглянула в душу…
Я слов на это не нашла и стала бой секундный слушать.
Мир притаился в тишине, ведь за окном Зима бродила
и по предательски Луна февральским отблеском светила.
Метанье взглядов в полутьме – в дому – Зима не замечала
и в масленичной кутерьме снега с морозами венчала.
А мы с Весною с полуслов, нет, с полу взглядов понимали,
что вслед за ней придёт Любовь, покинув призрачные дали.
ПРОБУЖДЕНИЕ
подражание А. Белому
Над Туманом Зорька хохотала…
Забралась Весна ко мне в окно.
Я её не сразу распознала – в комнате моей ещё темно.
Спят цветы в горшках и на обоях. Книги спят, иконы и холсты.
Тени спят, и спят в моих покоях дерзкие неизбывные мечты.
А Весна сидит в проёме света мутного, скрывая профиль свой –
в бирюзовую парчу одета – и болтает весело ногой:
«Я со стаей птичьей прилетела и, желая зорьку разбудить,
птицам петь в саду твоём велела, да на тонких ветвях гнезда вить!»
– «Посмотри, уже набухли почки! Посмотри, зелёная трава!»
На исходе тёмно-синей ночки слышались с окна её слова.
…Над туманом Зорька хохотала и журчал скворец в моём окне.
Я его не сразу распознала, от того досадно стало мне.
МОЙ КУМИР
Можно выбросить старый и поблекший портрет –
Мой Кумир!– изменился он за давностью лет.
Мой Кумир изменился, но, а я? Я всё та ж.
Я иду по ступеням на седьмой свой этаж,
я сажусь за листы и пишу в тишине
и по-прежнему грёзы улыбаются мне.
Пусть «вода точит камень» и «меняется мир».
Я люблю тебя так же, мой бессменный Кумир!
И за то божью кару понесу я сполна,–
что ж, земная дорога у меня лишь одна.
Можно выбросить старый и поблекший портрет, только жаль,
ведь другого у меня пока нет.
КУМИРУ
к А.Ш.
Не гитара в руках у тебя, Трубадур – ты по струнам души больно бьёшь.
Их так сильно на гриф белокрылый Амур натянул, ты вот-вот их порвёшь.
Если лопнут они, все созвучья умрут. Разве стоит удачу дразнить?!
Ты же пальцами мнёшь не верёвочный жгут – шелкопрядную тонкую нить!
Не гитара в руках у тебя, Трубадур. Это струны влюблённой души.
Этот миленький мальчик – беспечный Амур – их украл в полуночной тиши.
ВЕСНА
Весна два раза мне являлась в прозрачном отсвете луны,
но отчего-то мне казалось, что это только ночи сны.
Она души моей касалась, учила в облаках парить,
но, чтобы я не испугалась, не смела время торопить.
Она чему-то улыбалась, храня мой бережно покой
и потихоньку удалялась, оставив комнату пустой.
ХУДОЖНИК И ПОЭТ
Давно во мне проснулись художник и поэт, но дни рекой тянулись,
а ритмов стройных нет. И красок гармоничных я не могу ловить.
И даже не прилично о музе говорить: она в ходьбе хромает, бесцветной рождена.
Бедняга и не знает, что в сон погружена.
ВКУС СОЗЕРЦАНИЯ
Вот зависла Луна в голубой вышине!
Лёгким дымом она в перламутровом дне
так беспечно парит вместе с думой моей
и под небо манит тонкий пух тополей.
Всё дрейфует Земля – скоро спрячется свет…
Кто стоит у руля– безразличен ответ?!
Мир прекрасен, но пуст!
Так зачем в корне дня созерцания вкус наполняет меня?
Скоро взором во тьму повернут божью тварь –
я у тьмы отниму вековую печаль.
Пожелтеет Луна, вспыхнув адским огнём.
Отчего же она словно облако днём?!
май,2002г.
ВЕСНА 2002
«Дни стрелой летят и ты, Весна, на земле свой срок уж отгостила.
Завтра лето, и придёт Она – та Любовь – безудержная Сила!»
«Неужели гонишь со двора, я ль твоих надежд не оправдала?
И не я ль от ночи до утра про твою Любовь тебе шептала?»
«Нет, Весна, мне хорошо с тобой – я тебе вослед бы полетела!
Не вольна над телом и душой, вот какое, понимаешь, дело.
Помнишь, ты сказала: подожди, потерпи, пускай снежок растает,
и пускай весенние дожди серы воды в реках распластают…
Я твоей наукой дорожу, но прости, уже подходят сроки…
Не со злости ведь тебе твержу про тобою ж данные зароки».
«Помню, помню. Что ж, денёк-другой посидим тихонько у порога.
Последим за мягкою пургой тополиной, да и в путь-дорогу…»
«Как прекрасна радуга, Весна! Я бы вечно ею любовалась!
Ты, Весна, мне и сестрой родной и подругой ласковою сталась».
КРАСНЫЙ КОНЬ
Красный конь копытом бьёт, мураву нещадно мнёт!
Резвый конь! Маститый конь!
Конь горит! Его не тронь!
Конь как демон подбежал и неистово заржал.
Бьёт копытом, как огнивом! Вьются искры переливом!
Пыхает вокруг трава – будто порох мурава!
Чтоб стихии избежать, надо Вихрь оседлать.
Мне не страшен Красный конь,
Сердце тоже, как огонь!
Страшно, что земля горит и что страсть в глазах искрит.
НЕ УХОДИ, ВЕСНА
«Не уходи, Весна!
Боюсь Любви магического взора.
Боюсь, сквозь землю провалюсь...
Боюсь сгореть я от позора – от глупой трусости своей.
Боюсь, размах Её бровей...
Руки боюсь и слов горячих.
Когда увидит взор «незрячих» Любовь в моих пустых глазах...
Боюсь, что Бог, боюсь, Аллах меня осудят, проклянут.
Наверно сразу я умру, как только скажет мне Она...
Боюсь Её, боюсь, Весна!
«Любовь тебе опалит душу – не избегай Её Огня.
Она твой прежний мир разрушит – не прекословь, Огонь кляня.
Шаги Любви нетерпеливы, слова наивны и смешны,
фальшивы чувства переливы, но так нужны. Ох, как нужны!»
------------------------------------
…И вот однажды, в пасмурный прохладный день она шла по улице. Был конец весны или начало лета. Тополиный белый пух кружил ей голову. Пахло дождём.
Она дошла до светофора и стала переходить дорогу. Машины остановились на красный свет. В одной из них сидел темноволосый человек, который смотрел на неё прямым, открытым взглядом. Она шла прямо на этот взгляд… Возможно, она обманулась, возможно интуиция подвела её, но от чего-то ей казалось, что с человеком в машине она уже где-то, когда-то встречалась. Не сон ли это? Внешний мир исчез, проявилась мягкая мутная глубина, и она вошла внутрь…
-------------------------------------
ЗАЧЕМ ОН ТАК СМОТРЕЛ?
Зачем он так смотрел, когда кружилась над миром тополиная метель?
Зачем во взгляде этом проявилась столь нежная зелёная «постель»?
И что же так неистово забилась моя душа, как в замкнутую дверь?!
Он так смотрел, как будто я приснилась!.. Но я… Но он…
Но, где же он теперь?
И как же я с ним рядом очутилась?!
И как секунда быстро утекла...
Сама себе не верю – я влюбилась в тот долгий-долгий взгляд из-за стекла!
В МАННЕ НЕБА
В душу посмотрел ей и задумался: «Не тебя ли я всегда искал?
Не тебя ль увидев я открыл в мире сотни тысячей зеркал?»
В манне неба странно вдруг задвигалось глаз твоих небесных полотно,
нити рыжих кос меня опутали, словно ты пряла веретено…
В душу посмотрел ей и задумался: «Я такого в жизни не видал!
И сказал бы это, но запутался между сотни тысячей зеркал».
В ПОСЛЕДНЕЙ ДЕНЬ ВЕСНЫ
В последний день весны мы встретились с тобой!
Явь, как цветные сны!
— «О, тайный демон мой!»
Явился в небесах – в мир звёздный – счастья Луч!
У Неба на весах лежал он между туч.
Мы по нему сошли, но бог развёл пути,
и по следам Любви с тобой нам врозь идти…
Но в этот день весны мы встретились с тобой!!!
Явь, как цветные сны!
Шепнул ты: — «Ангел мой!»
УШЛА ВЕСНА
Ушла Весна, что так пленила весь мир своею красотой
и гонят облака ветрила над одинокою землёй.
Осиротела вся природа, лишь бродят тени по кустам,
никто не шепчет мимоходом слова признаний Небесам.
Никто цветов не поливает весёлым грозовым дождём,
никто птиц певчих не ласкает под голубым своим крылом.
А только маленький кузнечик тихонько песенку поёт
и поднимает мутный вечер ночную тьму на небосвод…
С ДРУГИМ ОБРУЧЕНА
Я не могла представить, что кто-то есть другой…
И что ему укажут с Небес на облик мой.
И что судьба зажжёт при встрече красный свет.
И что мой взгляд пошлёт на взгляд его – «привет!»
Всё бежала вдали без оглядки, всё стремилась время уловить,
разгадать мечтала все загадки, поднебесья реки переплыть –
и зачем теперь всё это надо?
Я с другим – Весной обручена!
Приговор он мне, иль он – награда, что внезапно свыше вручена?
Пристальность в его открытом взгляде, неподкупный явный интерес
проявились в чувственной плеяде и пошли всему наперерез.
Я НЕ БУДУ ДУМАТЬ О ТЕБЕ
Я не буду думать о тебе – мне не нужно грёз пустых и праздных.
Заглушу мольбу к слепой Судьбе, пробудив лишь чуждый сердцу разум.
Я не буду думать о Любви, чтобы страсти думою не мерить.
Вот возьми сейчас и позови — я осмелюсь слуху не поверить.
Я хочу раздаться в широту!
Разойтись!.. Разверзнуть!.. Но не слиться…
Тронуть взглядом страсти Высоту! И разбиться каплей о границы…
(О границы бытия).
. . . . .
Представь, тебе волхвы подали «Живой» и «мёртвенной» воды
и миг подумать наказали искать ли «счастья и беды»?
Что выбрал ты бы – отказался? Иль влагою б наполнил рот,
не зная смерть в каком бокале, в каком есть Жизнь Иных Высот?
Что выбрал ты бы?
Чтоб ты выбрал – не знаю. Я – взяла бокал!
И пью, смотри, за Лучший выбор! За то, чтоб ты скорей решал!
. . . . .
Теперь я колдунья – я вижу тебя через призму веков!
Я злая вещунья, и лижет твой дух мне железо подков.
Я цепи сковала – ты слышишь, как громко булаты звенят?!
О! Я тосковала, но смерчем к тебе эти чувства летят…
Не стой так беспечно, укройся от дьявольской силы моей,
а то я навечно оставлю тебя средь железных цепей.
-----------------------------
Прошёл месяц.
…Тополя ещё цвели, дожди так же лили; а внутренний мир её наполнился голосом, шептавшим: «Ангел мой». Голос шептал и шептал, пока в один из слишком долго длившихся мигов не вылился в мир Внешний… И один из хмурых рассветов хозяйки этого мира начался под зажигательные ритмы неизвестного исполнителя, певшего тем же голосом. Ритмы доносились из радиоприёмника… А потом, в один из полдней, на одной из городских улиц, она в растерянности отшатнулась от афиши, смотревшей на неё знакомым взглядом… Вечером, возвращаясь домой по бульвару и, подходя к тому самому светофору, она увидела ту самую чёрную машину, в которой сидел тот самый человек.
Заметив её, он вышел из машины, сделал мягкий поклон и сказал: «Помнишь меня? Второй день тебя поджидаю?». Затем он распахнул переднюю дверь своего авто, сделал столь же мягкий приглашающий жест рукой и сказал: «Прокатимся?»
Мягкая мутная глубина опять проявилась…
…Дверь за девушкой захлопнулась, человек сел в авто, машина дернулась, открыла фары, мягко пошла по асфальту, влилась в общий поток и, свернув с уютной зелёной улицы, понеслась по проспекту Южного мегаполиса.
-----------------------------------
ДРУГОЙ
Откуда ты взялся? Откуда тебя принесли паруса?
Какое бессмертное Чудо заставило слить голоса души моей с песней твоею?!
Зачем ты явился на свет?
Неужто судьбою ты станешь моею? Неужто? Иль нет?
А может, ты сны затуманишь печалью, как степи туман,
а может надежды обманешь?
Ты – грёз моих вечный изъян!
Уже ли простая рабыня тебя на Земле родила?
А может быть это богиня – богиня Порока была?
В ОБЪЯТИЯХ ТВОИХ
Дух мой ничему не прекословит, как птенец в объятиях твоих!
Взглядом только взгляд порочный ловит, как цветной и чёрно-белый стих
ловит опалённое сознание…
Разум замутнённый…
Жадность рук…
Губы ядом льют своё признание…. Всё быстрее пульса громкий стук!
Кровь и дрожь ползут, в виски кидаясь… Ритм сбил дыхание.
И пьёт Дух мой!… Как безумный!… Наслаждаясь!…
Дикой страсти липкий сладкий мёд!…
ТВОЁ ИМЯ
У меня есть имя! Голос! Имя…
Имя Бога? Нет, пожалуй, нет.
Я хочу присвоить это имя самой непорочной из планет!
Самой неразгаданной загадке!
Самой удивительной Весне!
Самой потрясающей из песен!
И тому, кто был в том самом сне,
где я шла по каменным ступеням
и куда, сама не знаю, шла,
но, внимая духа откровеньям,
я безумно счастлива была!
МИР ВЫБРАЛ НАС
Ты не для меня – я не достойна ноготка мизинца твоего.
В горле ком, но с виду я спокойна — с чувствами я справлюсь, ничего.
Я не для тебя – ты не бессмертен, ты не выпил вечности вина.
Глядя мне в глаза, ты сам заметил, что душа твоя обречена...
Но для Мира оба что-то стоим. Мир для высшей цели выбрал нас!
Это Мир любви нас удостоил и оставил муки – про запас.
КАПРИЗ
Осень рябая заплакала — в окна стучится дождём.
Капля за каплей зазвякала, рифмы слагая о нём.
Я в уголочек забилась, свечи зажгла на столе.
Спичка, сгорев, искривилась – жизнь её стынет в золе…
Я притворюсь, что не слышала стука дождя о карниз.
Мечется пламя под крышею, видя мой странный каприз.
Нет ничего у нас общего с тем вдохновенным дождём,
зря на каприз этот ропщет он, рифмы слагая о нём.
К МУЗЕ
Зачем суёшь Перо мне в руки?!
Холсты и краски изводить желала б я, моля поруки у вдохновенья.…
Как же быть? Как быть мне с этой вещью жуткой?!
Оно как лезвие остро – оно не кисть, не перья утки –
мне сердце ранило оно.
И потекли чернила грязью, и пенятся теперь в крови,
и вены корчат чёрной вязью – зови на помощь, не зови.
Зачем суёшь Перо мне в руки — я «слов», как Господа, боюсь?!
Марать холсты могу – от скуки. К скрижалям я не прикоснусь.
О, ЕСЛИ БЫ ВО МНЕ ЖИЛА ДРУГАЯ
О, если бы во мне жила другая!
О, если бы другою я была,
тогда бы я у светлой двери рая тебе бы клятву верности дала.
О, если бы в миг нашей первой встречи не ворон ворковал, а Светлый Дух!
О, если бы его святые речи «Единым» бы нас сделали «из двух».
О, если бы Любовь была бессмертной!
О, если бы жизнь вечною была!
Тогда бы я печалью безответной из рук твоих вовек не уплыла.
ТЫ НЕ СКАЗАЛ БЫ...
Вот они – жёлтые краски, слякоть и мутные тучи…
Ты не сказал бы, что летом жизнь веселее и лучше.
Ты не сказал бы, что солнце – идол любви и удачи,
просто в огне наши чувства виделись как-то иначе.
Вот они – павшие листья, лужи и капли дождя…
Ты не сказал бы, что дальше стал ты теперь от меня.
Ты не сказал бы, что радуг души не смогут забыть
и не сказал бы, что осень нам не позволит любить.
ОСЕНЬ
Осень душистой прохладою, пёстрыми красками радует:
листьями сыплет, и падают робко на землю они.
Движутся временем дни...
В окнах мелькают огни...
Низко висят облака.
Птиц перелётных река машет крылом, но тоска
вспыхнет на сердце и тает…
Землю листва застилает — ветер её подметает.
ДРУГОМУ
Я желаю, чтобы ты приехал – в эту осень – в эту тишину.
Не боясь в ответ услышать смеха, я в желаньи этом утону…
Я желаю, чтобы ты увидел – город мой, осенний листопад!
Чтобы чувств порыв движеньем выдал и сказал мне что-то, невпопад.
Я желаю… Боже, как желаю!
Мёртвых клёнов сучья теребя ярко-жёлтых грёз не прогоняю,
я ведь вижу среди них тебя.
ВСТРЕТИТ ТЕБЯ ГОРОД…
Встретит тебя город Южный громами, тучами и проливным дождём,
улицами мокрыми, знакомыми и вечерним сумрачным огнём.
Встретит тебя город листопадами – скроет в павших листьях облик мой.
Каменными серыми громадами тень мою раздавит пред тобой…
Всё же если ты в толпе найдёшь меня, встретит он сияньем синих глаз,
и улыбкой нежной на исходе дня и касаньем губ в полночный час!
. . . . .
Чувства с мыслями перепутались – всё расставить бы по местам.
То, что шалью лжи я укуталась, я сказала бы только Вам.
Вам, нежданный мой, Вам — негаданный, я доверила б тайны грёз.
Вам, душой моей неразгаданный, если б вновь ко мне вас принёс:
тот весенний бриз, сны ласкающий, тот призывный клич синих птиц,
тот Небесный свет созидающий и дающий мир без границ!
. . . . .
Улица следом за улицей... Сколько уже их прошёл?
Хмурые лица, распутица, только тебя не нашёл.
Город чужой неприветливый – странно, что в нём ты живёшь.
Где же метель тополиная?! Дождь только, тучи и дождь...
Где же те рыжие волосы? Где безмятежный тот взгляд?
Я не тоскую, но хочется в лето вернуться назад
Видишь ли, Сладкая Ягодка, втайне схожу я сума,
мысленно рядом с тобою я, знаешь ты это сама.
. . . . .
Сны мои — обманщики, грёз пустых шарманщики.
Никогда не сбудутся Вещие слова...
Мысли стали трезвые, чувств ломоть отрезали,
оттого не кружиться больше голова.
Середина осени, все деревья с проседью,
и гадать не стоит мне: любишь или нет?
Пусть слова не сказаны, но увижу сразу я —
взгляд твой откровенный даст прямой ответ.
Осень без раскаяний смотрит так отчаянно в душу мне,
но блекнут в ней тёплые тона.
Мысли слишком трезвые. Может мне для резвости
выпить тёмно-красного сладкого вина?
. . . . .
Не на что бросить свой взгляд.
Серого неба оттенки в душу мне вылили яд – яд с омерзительной пенкой.
Не по ком выдавить вздох…
Листья обвисли на ветках, ветер как будто издох, вытянув чёрную метку.
Не кому выкрикнуть «чёт!», если подброшу монету.
Чувства все на перечёт: этого, этого – нету.
Не на что бросить свой взгляд, не по ком выдавить вздох.
О, одиночества яд!
Дьявол, не ты ли помог?!
. . . . .
Откуда ты взялась?!
Какие грёзы смогли соткать судьбы моей портрет?
Какие силы — бури отводя и грозы — хранили для меня от бега лет
тебя, моя небесная Богиня, сошедшая как ангел во плоти с Небес,
как будто рухнула твердыня?
Какие чародейства воплотил твой Бог, чтоб я понёсся за тобой
во тьму, где светит Павшая Звезда, чтоб я беды хлебнул,
да чтоб с лихвой?
Но я согласен мчаться хоть куда и отыскать твой свет
моя Богиня, сошедшая как ангел во плоти…
Не зря же неба рухнула Твердыня и Дух Любви твой облик освятил!
. . . . .
В небесах, что там?
Молодой месяц, две звезды светят и поёт ветер…
Небеса – омут. Две звезды дальше…
Дальше звёзд, что там?
Две судьбы рядом, дальше им не надо.
Нужен только ветер и огни эти.
. . . . .
Славный Южный город вновь зелёный!
Не коснулась Осени рука ни дорог, ни листьев на деревьях,
ни травы на улицах пока.
И небес над нами не коснулась — как они сияют, милый друг!
Пусть она и холодком дохнула, но сомкнула жизней наших круг.
Осень так мудра и хитроумна – это с лёгкой колдовской руки,
чтоб согреть, ты взял меня в объятья у продрогшей, как и мы, реки.
ЕСЛИ ЭТО НЕ ЛЮБОВЬ
— «Как хочешь назови мою тревогу, как хочешь назови мою печаль.
И если поцелуй мой не растрогал, посмейся, коль тебе меня не жаль.
Как хочешь нареки мои желанья, глумись и издевайся. Чёрт со мной!
Скажи, что я наивен, что терзанья мои давно предвидены тобой.
Коль хочешь отвергай мои порывы, пусти презренья яд мне прямо в кровь,
но только сделай это если знаешь наверняка, что это – не любовь».
— «Нет, я любви твоей не отвергаю, и я живой росток её лелею,
но тем себя же в ужас повергаю. Ведь я сама любить-то не умею.
Да, мне твоих тревог приятны чувства и тщетность откровений тоже жаль,
и ты достиг высокого искусства Боготворить и Пестовать печаль!
И я смотрю — поверь мне — не с презреньем, на всё на то –
на что способен ты, а только с глубочайшим сожаленьем,
что я не вижу в этом красоты».
«Милые бранятся…»
Не все ещё клише ко мне примерил?!
Ну что же, я согласна их надеть.
И раз ты душу мне свою доверил, могу довольно долго их терпеть.
По-твоему, я грубая и злая, кручу-верчу как хочется тобой.
По-твоему, я с чувствами играю – глумлюсь над ними, да, и над судьбой.
А что тебе важней – твои сомненья?
Мои ты откровенья принял так, как будто демон я и из презренья
ты залпом выпил яду натощак.
. . . . .
Тру я виски и гадаю, что за проклятья сбылись?
Осень – а я и не знаю. Мысли комками слились.
Струн прикоснусь на гитаре,– Господи, скрежет и боль!
Ветер и дождь бродят в паре.
Что мне досталась за роль?
Что выжидаешь, любимая? Ну, позвони, позвони…
Серость стоит нестерпимая все предпоследние дни.
Пьёшь мою волю и гордость? Я околдован тобой.
Чёрного ангела кротость, как же ты стала судьбой?
. . . . .
Поднимаю трубку телефона: в ней гудки, гудки, гудки, гудки...
А за ними пустота бездонной чёрной тьмой оскалила клыки.
Набираю номер... Что за глупость, от чего ещё дрожит рука?
Голова моя – сплошная тупость, не блистает мыслями пока.
Голос! – твой! До глубины знакомый!
Я молчу, молчу, молчу, молчу…
Я не помню… Я и сам не понял, что же я сказать тебе хочу.
— «Ты звонил?»
— «Звонил,– звонок сорвался. Я уже из дома убегал...»
— «Как живёшь?»
— «Не знаю. Я пытался… Подожди, на пейджере сигнал...
Подожди, ко мне пришли – открою…
Жизнь моя, как прежде «на бегу». Ты скучала?»
— «Да».
— «И я, не скрою. Я сейчас, наверно, не смогу…»
Не смогу?! Дурак. Какая глупость! Чтоб он сдох – несчастный тот сигнал!
От чего в словах такая скупость, я ж звонка её так долго ждал?!
ВРЕМЯ ЗАСТЫЛО
Ветер по небу гоняет серое скопище туч,
листья на лужи роняет… Скверен октябрь и плакуч.
Холодно. Время застыло. Только мечтать о тепле.
Бросило солнце уныло лучик дрожащей земле.
Бросило лучик и скрылось. Я огляделась, и вдруг –
жизнь будто остановилась! Пусто и мрачно вокруг.
Ты не звонишь, не приходишь... Осень бредёт по земле.
...Время и ты не находишь, только мечтать о тепле…
. . . . .
Ты меня не заметила.
По опавшей листве шла – на взгляд не ответила.
На засохшей траве ты следов не увидела.
Взор горел и поник…
Безразличьем обидела ты души моей крик.
Я стоял как прикованный, вдаль тебя провожал…
Я смотрел, как вослед тебе лучик солнца бежал…
Этот лучик последний средь осеннего дня,
но и он скрылся в тучах, не заметив меня.
. . . . .
Нету любви, и не надо.
Листья лежат на земле…
Леса сырая прохлада…
Преет картошка в золе...
Ветер никак не догонит птиц перелётных косяк.
Небо на озере тонет. Эха источник иссяк.
Нету любви, и не надо. Сердце упорно молчит,
только в осенней прохладе ворон надрывно кричит.
октябрь,2002
В ЭТОМ ГОРОДЕ
Я опять в Южный город приехал — я безумно его ненавижу!
Он манит меня глупой утехой, что Любовь здесь я снова увижу.
Это — трусость.
Чего я боялся? Не того ли, что снова один?
При своём я как будто остался — сам судья, сам себе господин.
Это — слабость.
Ведь мог распрощаться я навеки с опавшей листвой,
от чего же мне стало казаться, что лишь в нём я могу быть «живой»?!
. . . . .
Постучали в дверь – не позвонили. У кого в душе такая блажь?
— «Кто там? Говорите, вы в эфире. Что ж молчите? Может, вы мираж?»
— «Извините, можно ошибиться, здесь живут Надежда и Мечта?
Я прошу слепцу подать водицы, если вам присуща доброта».
— «Ты? Откуда? Боже мой, откуда?!»
— «Знаю, знаю, знаю – не ждала.
Я... На проходящего верблюда* и! – Земля по-прежнему мала!»
— «Ты. О, боже! Я уже успела позабыть и голос и глаза».
— «И совсем увидеть не хотела? У тебя солёная слеза…»
— «Ты такой смешной! Откуда взялся?»
— «Обними, потрогай – я живой! Я за «тем верблюдом» увязался…
Что смеёшься, он привёз домой».
* Имеется в виду приговорка: «Откуда? От верблюда!»
. . . . .
Знаешь, ты ни разу не приснился.
От чего?! Ты думал обо мне?
Как сердито взгляд твой покосился.
Посмотри-ка, голубь на окне!
Белоснежный голубь – он воркует – это Дух!
В каком-то давнем сне я видала, как со мной толкует
он о наступающей весне, и окно открыто также было,
только вот там не было тебя. Или, может, сон я позабыла?
О! я отомстила за себя!
Да не злись, я просто пошутила.
Ну, скажи, ты думал обо мне?
Ну?!
О, грех мой и безумства сила!..
Посмотри же – голубь на окне!
. . . . .
— «Как же любопытно смотрит Зависть сверху из соседнего окна.
Смотрит, как с тобой мы обнимались. И чему она удивлена?
Как ехидно смотрит Любопытство!
Ох, как сиротливо смотрит Грусть…
Наберусь упрямого бесстыдства и ответным взором в них вопьюсь».
— «Нет, не надо. Посмотри, как Радость свой весёлый посылает взор!
Погляди, глаза Мечты как сладость, а вон там Любовь глядит в упор.
Как глаза Её большие странны... В них такая ширь и глубина...
Почему Любовь так беспристрастна? Почему на нас глядит она?»
. . . . .
Чего ты испугалась так, любимая? Бледна и взгляд задумчивый скрываешь?
Ты, сердцу моему необходимая! Да, ты без лишних слов про это знаешь.
Откуда эти тени под глазами? Откуда этот странный блеск зрачков?
Ты так бледна, как фото в чёрной раме, как будто над тобой беды покров.
Кого ты испугалась так, любимая?! Иди ко мне, как счастлив я и глуп!
Какая же ты тонкая, ранимая, а я в словах о чувствах очень скуп.
. . . . .
Не уезжай, прошу, любимый, не оставляй меня одну.
Мой дух безбожный и гонимый падёт с высот, пойдёт ко дну.
...Да хоть на миг, да хоть на вечность, не оставляй, не уезжай.
Твоя наивная беспечность... Мне согрешить не позволяй.
Мои предчувствия не глупость...
Звони и думай обо мне...
И помни, как Любовь видали мы в том, распахнутом окне.
ЖИЗНЬ ПОЭТА
Рисуются образы – ходят, сознанье вампирами пьют,
зрачками безумными водят и мёртвым дыханием бьют…
Толкаются – речи сумбурны – стеною встают предо мной:
в руках чёрно-белые урны, венки… И пахучей землёй
на голову мне посыпают, на тело, на ноги, на грудь –
о бренности напоминают.
И эта тлетворная муть – вся жизнь моя.
СТАРЫЙ КУМИР
Старый кумир, ты явился?! Тенью крадешься, как вор?
Лик твой опять проявился, снова повёл разговор…
Как ты украл мою душу, чёрный зловещий колдун?
Я не хочу тебя слушать!.. Нас разделяли сто лун,
тысячи солнц, мириады белых холодных святил,
сонмы существ и монады тех, кто когда-либо жил.
Как ты нашёл меня в этой бездне дыханий и боя?
Чур, меня! Сгинь же! Исчезни!
Дай, наконец, мне покоя.
человеку из прошлого
Уходи, заклинаю, непрошеный – нежеланный, скорей уходи!
След, опавшей листвой запорошенный, уноси и сочувствий не жди.
Уходи, это лучше, чем вместе коротать безысходные дни.
Да не выдай ни горя, ни мести и в туман за собой не мани.
Уходи, не терзай… Не оплакивай, что не прожили век мы с тобой.
Осень, тьмою уход заволакивай! Осень, жёлтой листвою укрой!
___________________________________________________
Часть 2
ВИДЕНИЕ ВЕСНЫ
Увяли души жёлтых листьев. Давно замолкли соловьи.
Зачем же ты, Весна, явилась, мне руки протянув свои?
Цветами щедро осыпаешь – ведь я теперь совсем одна –
и пеньем птичьим развлекаешь?! А я от этого пьяна.
Да так, что ничего не вижу, но странной радостью дышу.
Тебя, Весна, я ненавижу и дерзкий пламень твой гашу!
Тебя, Весна, я ненавижу! Но страсть по жилам разлилась…
И я предчувствую, предвижу, что это роковая страсть.
. . . . .
Мне приснилась Любовь – заколдованный сон!
Мне приснилась Она! Но, как странно, и он…
Он – Любовь?
Вот абсурд!
От чего я смеюсь?
От чего я проснуться в этом сне не боюсь?
ИСКУСИТЕЛЬ
Смотрит на меня…
Уже ль понравилась?
Или он меня во сне видал?
Или я талантами прославилась?!
Может, он на звёздах загадал, чтобы я и ласковой и нежною,
и любвеобильною была, чтобы я наивно и с надеждою сердце бы и душу отдала.
Смотрит и, конечно же, мечтает…
Глупо, ведь уже мужчина, уж герой и, наверняка, по взгляду знает,
что другой мне нужен, не такой.
Смотрит… Видно, взгляд его прикован колыханьем райского огня!
Смотрит. Как же пристально он смотрит.
Смотрит он! И смотрит – на меня!
. . . . .
От чего у вас такие синие, безысходно синие глаза?
От чего ресницы словно в инеи, или это стылая слеза?
Почему вы грустно молчаливая? Не хотите тайну мне открыть?
Гнев у вас приливами, отливами – как девятый вал душа кипит!
Я кажусь вам пошлым, невоспитанным? Не такой я, просто, чтоб терять
знак судьбы – я им насквозь пропитан! От того отважился сказать,
что глаза у вас такие синие, безысходно синие глаза!
Что ресницы ваши словно в инеи, или это стылая слеза?!
. . . . .
Вы так похожи на мою ошибку – на давнюю ушедшую мечту,
вы из меня не выбьете улыбку. Я опыт горький свой теперь учту.
И дух у Вас какой-то плотоядный, и вы как манекен, как не живой.
Такой вы весь – с иголочки, нарядный!
Вы искоса так смотрите порой на профиль мой,
а я люблю открытый и светлый – из души идущий взгляд.
Вы словно откровенностью забыты. Вы душу взять чужую были б рад.
НЕБЫЛИЦА
Я живу на перекрёстке зачарованных дорог:
вот окошко, в сад дорожка, вот ступени и порог...
И была сторонка эта мне родима и мила,
но однажды, как не важно, в сад старуха забрела.
Посмотрела на скамейку, на цветы, на огород…
Боже страсти, вот напасти! Вдруг заклятие нашлёт?!
А колдунья хитрым оком словно мысли прочитала
и скрипучим смехом звучным надо мной захохотала:
«На челе твоем Корона, на душе твоей весна!
Сны смеются!.. Розы вьются!.. Даль прозрачна и ясна!
Опустеет грёзы пристань – это рай, но он не твой.
Ты уедешь…. Тот, кем бредишь, заберёт тебя с собой».
И сказав мне это, ведьма на глазах вдруг растворилась.
Я очнувшись, покачнувшись, вся дрожа, перекрестилась.
И живу на перекрёстке зачарованных дорог:
вот окошко, в сад дорожка, вот ступени и порог.
МОЙ ЗОЛОЧЁНЫЙ ДВОРЕЦ
Белая комната снится… белый резной потолок…
белая дверь... но искрится яркий цветной уголок.
Сине-зелёным сияньем блики идут по нему!
В белом и я одеянии, но почему – не пойму?
Бьются и крошатся стёкла... Сыплются вниз – на меня...
В капельках слёз я промокла... Рушатся стены, звеня.
Это же замок хрустальный!
Мой золочёный дворец!
Это души моей тайна!
Ах, неужели конец?!
ЗА ЧЕРТОЙ САМООБМАНА
За разливами тумана, за чертой самообмана,
на лежавшего в постели, звёзды пристально смотрели…
Он лежит и снов не видит, лунный обруч ненавидит –
тот ему сжимает грудь. Что ж, наивен так не будь…
Вот и ты познал измену, быстро же тебе замену
Сладка-Ягодка нашла, всё молва передала...
Не клялась, но ведь любила… Что чернеет, как могила,
этот синий небосвод?! Вот судьбы круговорот!
Что ж, наивен так не будь, всё прости, и всё забудь.
Что забыть – слова и ласки? Или это были маски?
Губ её прикосновенье… Близость глаз… Её колени…
Господи, неужто сон?! Но ведь слышал страсти стон.
За разливами тумана, за чертой самообмана,
на лежавшего в постели, звёзды пристально смотрели...
ПИСЬМО
Прочитала, и…. Нет, я не плачу.
Для него это было лишь сном?
Развенчались надежда с удачей – я на сём берегу, он на том.
Он на том, на другом – на далёком… Этот белый конверт со словами,
и с двусмысленным глупым намёком, как бумажный кораблик меж нами.
Как бумажный промокший кораблик по течению в танце кружится…
Я не плачу, но в даль уплывают ярко-белые, в чёрном, страницы.
. . . . .
У ночи время отнимаю, но что писать ему – не знаю.
Тревога мысли поедает, в предчувствиях дурной расклад:
неужто он любовь положит на чей-то равнодушный взгляд?
Неужто он поверит людям? А может, зря все начиналось,
а может это не любовь? Нам, может, только показалось?
И как мне быть теперь – не знаю? У ночи время отнимаю…
ЕГО ДУША
Не упадёт ли он? Ах, еле держится на небе пятнышком печальный свет
и нет вокруг него ни ясной звёздочки, ни млечной тропочки, ни тучки нет.
Продрогшим месяцем висит-качается в бездонной пропасти его душа.
Ох, и натерпится, ох, и намается, коль за душою той нет ни гроша.
И ни любви святой и ни покоя в ней, и ни беспечности и ни тепла.
Осталось бедному по воле злой судьбы костром во тьме сырой сгореть дотла.
. . . . .
Чужая, ласковая рядом – чужие, карие глаза.
...А та была с небесным взглядом! А ты, как чёрная гроза.
Чужая, ласковая рядом... А та, как ангел – так мила!
Вот ты поила страсти ядом, а душу что ж не отдала?
Чужая-Ласковая, гложет меня тоска, как и тебя,
но знаешь, ангел тоже может дарить объятья не любя.
НОЧНОЙ ЗВОНОК
Зачем ты так?!
Ну, разве заслужила твой пьяный голос в трубке телефона?
Вдруг тьма в объятьях фразы закружила...
Упала трубка... Ты не слышал стона.
Она разбилась... Ты не слышал крика –
руками стены я во тьме хватала.
Всё, что сказал ты – это зло и дико.
Я так и знала, боже, так и знала.
Шальной звонок – безумный. Ночь. И тени...
Зажглась свеча в распахнутом окне…
Ты говорил о верности и мщении,
Любовь молилась…
Как же страшно мне!
. . . . .
Я рисую стихи на бумаге,
чтоб в закатном горниле поджечь,
пусть стекают сонеты и саги
тёплым воском оплавленных свеч.
Пусть стекают и капают в душу
и в ладони обветренных рук.
Да простят, чей покой я нарушу,
но одной мне не вынести мук...
Да простят, если звёзд не увидят
в этих каплях при слабой луне,
если слух они боем обидят,
да простят мутность образов мне.
Я рисую стихи на бумаге,
чтоб в закатном горниле поджечь,
пусть стекают сонеты и саги
теплым воском оплавленных свеч.
декабрь,02г.
. . . . .
Шёл дождь, и чистейшие краски размыл за широким окном.
Он плакал, прощаясь со сказкой, с надеждой, любовью и сном.
Снег тает, и кажется будто по белой бумаге разлил
дождь прямо под самое утро огромные лужи чернил,
и вычертил павшие листья и голые кроны в саду...
О прошлом он, плача, толкует, но в прошлое я не пойду.
СНОВА ИСКУСИТЕЛЬ
— Здравствуй, Василёчек! Как твои дела?!
В жизни, между строчек, вижу, ты смела.
В тот раз показалась ты мне недотрогой,
гневом распалялась и судила строго,
а сейчас остыла. Помнишь, мы встречались?
Ты меня забыла? Вновь мы увидались!
— Нет, я не забыла, просто интересно,
от чего же в нашем городе так тесно?
Ну, куда не глянешь, всюду манекены,
и не видно в душах статуй перемены…
— Что ж, прощай, Цветочек, злая недотрога.
Да смотри, дружочек, что тропинок много,
забредёшь ещё раз на мою дорогу –
заманю в объятьях к своему порогу.
Я лихой и бдительный, чёрт меня несёт!
Помни, «победителю достается всё»!
. . . . .
Когда я напьюсь одиночества и сладкой небесной печали,
наверно тогда мне захочется, чтоб ветры земли замолчали.
Наверно, тогда я прислушаюсь… И в чёрной, слепой тишине
горящую Млечную полосу твой голос приблизит ко мне.
Шагну на неё – не задумаюсь, и пламя меня унесёт!
Наверно, тогда мне захочется, чтоб миг потянулся, как год.
. . . . .
Чертоги ночных сновидений открою на миг, на мгновенье
и грёзы свои раздам столетьям и синим ветрам.
На город взгляну в тумане и, мысленно, в самообмане
зачем-то Любовь позову.
И голос мой, как наяву,
чуть дрогнув, заветное имя вдруг скажет...
И в мареве, в дыме, в солёной, хмельной пелене,
зов эхом вернётся ко мне.
. . . . .
Ведь ты не придёшь, но я мыслю тебя, поставив на мысли запрет.
Пусть ты не придёшь – авторучка, скрипя, выводит мой мысленный бред.
И мерно шагают часы в полутьме и ложка стучит о стакан.
И долго смотрю я, как там, на стене – на фото ты весел и пьян!
Я мыслю тебя, но ведь ты не придёшь. Проехал по комнате свет –
и полночь опять... Этим светом ночным ты был ненароком задет.
И слышалось мне как другие часы пошли за моею спиной,
и виделось мне, как задумался ты во тьме, над гитарной струной…
В ПЕЛЕНЕ ГРЁЗ
Подъехал к знакомому дому, к вишнёвому саду немому –
хотел посмотреть на неё – на счастье былое моё.
Стоит – ничего не сказала – и смотрит, как будто бы знала
заранье затею мою. И надо ж явиться ко дню,
когда у неё в доме гости.
«Как шаток веревочный мостик!»
Вот три белоснежные розы – нелепая старая проза –
в молчаньи я ей протянул, но, грустно в ответ подмигнул
мне синий, с оскоминкой взгляд.
«Вернуть бы то лето назад!»
...Метелью захлопнуло дверь. Очнулся,
и вижу теперь, что падал за ней, в пелену…
Но знаю – я первый шагну!
. . . . .
Почему ты звонишь и молчишь? Почему ты не скажешь ни слова?
Эта мрачная горькая тишь обвинением снова и снова
ниспадает на город на мой, заливая проспектов пространства...
Зимний дождь солидарен с тобой, проявляя своё постоянство.
Только «здравствуй» да голоса дрожь, и молчание снова и снова...
А в молчаньи какая-то ложь. Лучше слово, худое, но слово.
. . . . .
Ну, разве виноват печальный зимний сад,
что снег его забыл, что шалью не укрыл?
И тьма не виновата, что смотрит жутковато
с высот ночных небес мольбам наперерез.
И мы не виноваты, что души наши взяты
у бездны и ветров, у смутных серых снов.
ПРИМЕТА
Как дробь в окно стучала вода...
Когда же дождь пошёл и когда
успел размыть прослойки белил?!
А ночь меня поила! И лил –
весенний дождь – вот чудо!
Зимой!!!
Примета?! Что же будет со мной?
Предчувствиям поверить?!
О нет, не время для весенних примет.
Зима стоит за дверью и ждёт,
но дождь какой-то светлый идёт,
и птицы. Ах, как птицы поют!
Забыть о ясных днях не дают.
. . . . .
Пронеслись и сгинули стаи воронья
и туман заботливо окружил меня.
Так ему понравились длинные ресницы,
что он белым бисером стал на них ложиться.
Целовал глаза мои, обнимал меня –
это он прогнал стаи воронья!
. . . . .
В тумане силуэт твой возник и вновь пропал…
Наверно, показалось, но я – нет, я не спал.
Зачем ты оглянулась?
Да, точно, это ты! Но пусть сокроет дымка уставшие мечты.
Зачем ты оглянулась? Твой взгляд – и в нём туман…
Но ты, ты улыбнулась! Я грежу, сплю, иль пьян?!
. . . . .
Куда подует ветер, туда и снег!
Зима и Жажда жизни берут разбег!
Дорог сокрыты грани, белым-бело...
Зима неосторожна – помяв крыло...
А Жажда, как же Жажда? Не боек ход,
всё ж медленно, но верно пути ведёт.
. . . . .
Ты явился ко мне незнакомцем. Я тебя хорошо разглядела:
плеч размах, высоту, цвет волос, крепость рук и холёного тела.
Я тебя хорошо разглядела – ты каким-то чужим мне явился.
Нет ребячества, нет простоты. Нет былого – ты весь изменился.
. . . . .
Я не хочу быть каплей в океане твоей безличной немощной любви,
но ты сказал: «Я был в хмельном тумане. Надежды нить, прошу тебя, не рви».
Но ты сказал: «Вот шанс, давай сначала начнём о наших чувствах разговор».
А сердце вдруг надрывно закричало... Но ты смотрел в мои глаза в упор.
Но ты смотрел – и ты молил прощенья. Твой ясный взгляд хотел вернуть назад
порывы, страсть и близости мгновенья, и солнца блеск, и синий звездопад.
КОГДА СБЫВАЮТСЯ СНЫ
По снегу ступая неслышно идёшь у меня за спиной
и думаешь: «Как же так вышло, что в ссоре мы были с тобой?»
Рукою сгребаешь снежинки и сыплешь в лицо мне хрусталь!
Одни мы на белой тропинке – мы, снег и небесная даль!
И смех твой, и взгляд твой зелёный – весёлый! И мой – голубой!
И думаю я, «Как же вышло, что в ссоре мы были с тобой?»
. . . . .
Жёстко на гриф семиструнный, цепко ложится рука…
В звёздной ночи, но безлунной – звуки и свет ночника…
Чёрные волосы вьются сильной тяжелой струёй,
губы поют и смеются. Демон ли рядом со мной?!
Крепкие смуглые плечи белой коснулись груди…
Смолкли гитара и речи. Ночь ещё…
Ночь впереди!
. . . . .
То опускает веки, то сверлит*…
Как будто выбирает «гнать», иль «верить»?
Задумчива. Всё слушает, молчит –
на искренность пытается проверить.
Ласкает – по другому. Как нежна!
Сиренью пахнет. Как нетороплива!
Сильней чем прежде мне она нужна.
Не упрекнёт. Горда, но не ревнива.
А вдруг она мне хочет отомстить?
Какая мысль! Откуда это, боже?!
Но, Муза может словом окрылить
и им убить – она и это может!
Привадит и прогонит, чтоб больней,
чтоб глубже на душе зияла рана.
Ей что, она ведь колдовских кровей,
а мне любовь её как с неба манна.
Возьму руками тонкую Лозу, сожму в объятьях рыжую Колдунью,
не отпущу, с собою увезу. Разоблачу мошенницу и лгунью!
* ...сверлит взглядом.
. . . . .
— Холодные руки, согреешь? В тумане маячат огни…
Ты любишь, и я… Как не веришь?! Одни мы на свете, одни.
Одни мы в сей мутной пустыне… Одни во Вселенной, в Раю.
До нас так еще не любили! Любовь пьёшь? И я тоже пью.
Одни мы, поднявшись над бездной!..
Одни на земле и в аду!
Одни пред судьбой неизвестной…
Пойдёшь вслед за мной?
— Не пойду.
. . . . .
Мчал он по трассе как смерч...
Мчал, удаляясь от города – полюса счастья и встреч.
Сердце застыло от холода.
Инеем был занесён Южный седой великан –
думал, что в нём он спасён.
Сердце как тот истукан…
Вот как решила она – тешила, но не любила – и отомстила сполна.
«Мило. Ну что ж, очень мило.»
. . . . .
Между двух городов степь тиха и бела…
Догорает закат, как кострище, дотла…
Между двух городов – посредине пути –
он не может решить, как покой обрести.
Гнать в кромешную тьму иль вернуться назад?
Он хотел бы назад, он вернуться бы рад,
да не верят ему там, где счастлив он был.
Только он-то ещё от любви не остыл.
Между двух городов степь тиха и бела…
Сердце хочет назад.
Что ж, была, не была!
ЗНАК ЛЮБВИ
Ну, что же ты так рано, шесть утра?
С букетом роз – огромным и колючим...
Осунулся, небритый – что пора?
Я не ворчу, ты сам – как дед дремучий.
Кольцо?! Зачем? Надеть – куда? На палец?
Где взял его? Кого в степи нашёл?!
Кольцо отдал тебе Колдун-китаец?
Да ты сума, наверное, сошёл!
Люблю ли я тебя? Нет, не забыла…
Да не гоню, конечно же люблю.
И где тебя во тьме ночной носило?
Какая месть? Какому кораблю*…
Ну, что же ты несёшь, прости, спросонья?
Спала лишь я, а ты – всю ночь не спал?
Я не пойму... За смертью вёл погоню?
Да ты с луны, наверное, упал!
Что за кольцо?! Должна надеть на палец?
Колдун сказал, что это Знак любви.
А кто тебе сказал, что он китаец?
Сиявшие, как звезды фонари?!
Я не смеюсь…
Да, я не понимаю!
Обручена навеки?! Как надеть?
Кому ломаю жизнь? Я не ломаю!
Раздавишь, отпусти же, ты, медведь!
* Большому кораблю большое плавание.
. . . . .
Какой изящный Змей на длинном пальце
горит огнём брильянтовых глазниц…
Какой манящий дух – живой, живящий –
следит из-под опущенных ресниц!
Когда же он вселился в это тело?
Глаза!
Какие колкие глаза!
Нет, это Змей, а не она смотрела,
в нём страсти дух, огонь и бирюза!
Я сам надел кольцо на эту руку – какое от неё идёт тепло!
Она коснулась сердца, сгладив муку.
Светло вокруг. О, как вокруг светло!
. . . . .
Как пред грозою затишье…
Пасмурно, сыро в саду.
Голая клейкая вишня в сонном застыла бреду….
Серое низкое небо в лужи упало и спит...
В комнате пламя Надежды яркою струйкой дрожит.
В комнате тихо, уютно, сладко двоим и тепло.
Кажется им – и за дверью яркое солнце взошло.
КОСТЁР В ПУРГУ
Мир исчез за белоснежною стеной…
Ты сказал, что ты останешься со мной!
Я как бешенством охвачена любовью, а она то болью пахнет, а то кровью.
Губы сохнут, и на теле – сколько мук! – мне ожоги от твоих горячих рук.
Что за жгучая безудержная страсть? Как бы в омуте безвременья не пасть.
Беспощаден ты, и жаден ты, и мил – силы взял мои, но, взявши, окрылил!
И летела б я!... Но как же я могу?!
Заметёт костер в такую-то пургу.
. . . . .
Я шептал тебе ночью слова –
этой пасмурной зимнею ночью.
Так кружилась во тьме голова.
Ты сказала,– я словно пророчу...
Так кружилась, как снег за окном! Как от пьяного злого вина!
На плече ты лежала моём... Ты одна в этом мире – одна!
Ты лежала, и бегала тень от свечи у тебя по спине –
мне казалось, что крылья!.. что день!..
Что взлетишь, не вернувшись ко мне!..
. . . . .
Ты открыл окошко: снегом пахнет ветер.
Подождал немножко…
Как искрист и светел белый лунный обруч,
как воздушны звёзды!
…И сказал:
— «Вот, Сладкая, никогда не поздно
нам любить и верить, или я не прав?
Разве жили б мы, путы разорвав
по своей беспечности, не боясь вины?
Разве мы для вечности были бы ценны?»
Ты открыл окошко: снегом пахнет ветер…
Что б на твой вопрос бог сейчас ответил?
— «Мне бы неба силы, ты задуй свечу,
я устала, милый, я уснуть хочу».
. . . . .
Как мне теперь оставить в заснеженном саду
мою любовь-лисицу жить поживать одну?
Всё, что себе я добыл с таким большим трудом –
как мне одну оставить её, и тёплый дом?
Всё, что себе я добыл: прожжённые ресницы!
глаза – обрывки неба! и рыжую косицу!
И тонкий стан высокий – всё, что себе сберёг,
как мне теперь оставить? Спаси, помилуй, бог.
Как мне с настырным сердцем сразиться, победив?
И как мятежность чувства умерить, убедив
себя, что надо ехать, что требуют дела,
что должен я ей верить, что ждёт, не предала?
БЕЛАЯ МУЗЫКА
Написала белую музыку без слов…
Вся из тёплой осени, сердце из снегов.
Попрощалась нехотя, губы отводя,
и ступил с порога я, в зиму уходя.
Я поднялся в небо, с ветром полетел...
Этот ветер песню белую запел.
Я увидел город – город твой в снегу!
Не дышать, не чувствовать больше не могу.
Вязкий холод в душу с ветерком проник.
Я к воспоминаниям, как к стеклу приник.
Поцелуй меня ты, губ твоих тепло
сделало б прозрачным мутное стекло,
но на тонком зеркале белые цветы...
Я не помню осени, что ль из снега ты?
февраль,2003г.
ТРЕТЬЯ ВСТРЕЧА С ИСКУСИТЕЛЕМ
Здравствуй, Василечек, это снова ты!
Снова эти синие, синие цветы!
Как они красивы в беленьком снегу,
я их без восторга видеть не могу!
Ах, какое солнышко! Чёрт, а я ведь рад!
Это твой вишнёвый с белым блеском сад?
Я тебя недавно как-то вспоминал.
Значит, ты живёшь тут? Жаль, что я не знал.
Ты живёшь у белой речки – у криницы,
из земли так буйно молоком водица!
Ах, ты, Василечек – синий ясноцвет!
Вот и я, дружочек, вот и я! Привет!
. . . . .
— «Вы намного старше…»
— «Да, но я не стар. Может, мы пройдёмся вон на тот бульвар?
Посидим в кафе, сбегаем в кино?»
— «Это с нами было».
— «Было, но давно! Предлагаю, Цветик, снова повторить!»
— «Как же мне с ревнивым мужем поступить?»
— «Мужа обманем! Здесь его ведь нет?
Вот так фокус, Цветик! Ну-ка, дай ответ.
Я тебя оставил только на полгода,
как сменилась быстро на душе погода.
Глупая девчонка, замуж вышла ты?
Не успел сорвать я синие цветы!»
— «Вы намного старше, мир мой – ясноцвет.
Вас в нём, Искуситель, и в помине нет.
Вы намного старше!»
— «Да, но я не стар. Может, мы пройдёмся вместе на бульвар?»
В СЕВЕРНОЙ СТОЛИЦЕ*
Мёрзло в Северной столице…
Как там Южный город, спит? Как там домик у криницы,
свет в окне ещё горит?
Как там рыжая колдунья, всё сидит у очага?
Как там Ягодка-Медунья? Как там белые снега?
Как там…
Что со мной? Как странно, здесь я, или весь я там?
Это «как там» постоянно…
Здесь я – с горем пополам.
* Сан-Петербург
СНИЛОСЬ МНЕ
Снилось мне, что я хотел коснуться...
что тянулся из последних сил...
что хотел дотронуться, проснуться,
но под белый полог уходил…
Снилось, что кричу – кричу беззвучно,
что, не помня имени, зову...
что тяну слова, и так созвучно…
что почти пою их наяву…
Снилось мне, что будто просыпаюсь
и касаюсь губ, и говорю...
Снилось мне, что я «её!» касаюсь
и в огне любви своей горю...
А когда проснулся – звон гитары...
и безумно-пьяный лучший друг
распевает тары-растабары.
Свет, вино – и пусто так вокруг.
. . . . .
Сыро в Северной столице…
Как там Южный город, спит?
Как там рыжая Лисица, что ж она не позвонит?
Как в саду – поют синицы? Может там уже весна!
Как там чистая криница? Здесь я, и мечусь без сна…
Или там?
Нет, я не верю чёрным сплетням и словам.
Я и сам не безгреховен, но любви я не отдам.
Мерзко в Северной столице. Как там Южный город, спит?
Здесь друзья – с ухмылкой лица. Что ж она не позвонит?
ЧЕЛОВЕК ИЗ ПРОШЛОГО
Мне так приятна эта наша встреча!
У Вас колечко – вижу, неспроста?!
Конечно, не бывает беспризорной такая неземная красота!
Не подадите ль, я поэт-бродяга, а здесь у вас Живой воды ручей.
Позвольте мне – я сказочник и скряга – хочу набрать его святых речей!
И Вы поэт?! О Муза, о Богиня! Хочу дружить с нетленной красотой!
Я заблудился... О Парнас – Святыня...
Постой же, Лучезарная, постой!
Как трубадур хожу по белу свету,– да, да, я помню, двадцать первый век.
Таких, как я, сейчас в помине нету. Я и смешной, и бедный человек.
Из прошлого, о Муза, я примчался, и я готов держать за всё ответ.
К тебе пришёл, и знаешь, я б остался.
Нет?!
Муза, милочка, ну почему же нет? Молчишь?
Ну что ж, тогда, хочу проститься.
Неужто замуж вышла, где же муж?
Куда девалась жёлтая косица – таскал он что ль? Он пьёт, иль он не дюж?
А я б тебя любил, да, да, поверь мне.
Он что ли бизнесмен, иль он бандит?
Во мне же вызывает удивленье – такой брильянт на пальчике сидит!
Ну, что же ты молчишь, ведь я прощаюсь.
Ну, что же ты как ветер холодна?
Послушай, я пришёл, и я же каюсь!
К тому же, через двадцать дней весна.
Да ты меня наверно не любила, а я, дурак, приехал в глухомань.
Ну, милочка, скажи мне, что простила и сердца злым стихом своим не рань.
Не думай, я тебя совсем не бросил, мне просто мир хотелось посмотреть.
Как ты жила, когда взыграла осень?
Ты пела!
Мы ведь можем вместе петь!
Ты Муза, я музей…
Что ж не смеёшься? А раньше ты любила юмор мой.
И на прощанье мне не улыбнёшься?
Ну, что же, Муза, Бог теперь с тобой.
В 2003-ем
Я её встретил в две тысячи третьем,
я ее сразу конечно узнал.
Ой, как смотрела!!! Как взор её светел!
Сколько ей слов тогда нежных сказал!
Я её встретил в две тысячи третьем
и, как поэт, это всё описал:
я её там, у криницы приметил – тонкая талия, нежный овал!
Я её встретил в две тысячи третьем,
я её в том же году потерял.
Лучшая это ЛЮБОВЬ на планете!
Как я печалился, как я алкал…
. . . . .
Двадцать дней до весны – невезучих трескучих…
Двадцать грёз комом в сны – грёз морозных, колючих.
Двадцать белых ночей ожидают меня,
двадцать редких лучей в недрах тусклого дня.
Двадцать мыслей о нём, или все двадцать сот…
Двадцать духа падений! Двадцать взятых высот!
. . . . .
Мне снится сон который день, который год подряд...
Мне снится сон – мне снится он! его зелёный взгляд!
Апрель, весной заворожен, кружит меня во сне!
Я сплю!.. И мне все снится сон, где он идёт ко мне…
И он играет эту роль в который раз подряд,
как испокон веков играл,
как сотни лет назад.
. . . . .
Слёзы – во поле роса.
Замолчите, голоса…
Море строк стихов печальных мне в душе не уместить.
Жизнь – игра. Любовь – игра.
Не кляните до утра…
Мерный ритм стихов прощальных сердцем мне не перебить.
P.S.
«Подъехал к знакомому дому,
к вишнёвому саду немому…»
Тишина… Мне сказали старухи, этот домик весной опустел.
Я простил людям сплетни и слухи – я тебя потерять не хотел.
Тишина... Только плачет криница.
Даже птицы замолкли в саду – в том, вишнёвом, где прежде зарница…
Я ведь больше сюда не приду.
Небо серое, серая льётся из-под неба на крышу вода.
То Судьба надо мною смеётся.
Ну, зачем я оставил тогда...
Пуст очаг, покосилась ограда и вокруг уж по пояс трава.
Что ж, со мною видать так и надо.
Что ж, по-своему ты и права.
Этот город я так ненавидел, а теперь я его так люблю!
Тишина.
А когда-то здесь видел Красоту...
лето,2003
продолжение следует
------------------------------------
Время остановлено…
Временные несоответствия
видятся сквозь пальцы.
Единство двоится.
Двойственность укрупняется до целого.
Взаимозаменяемость частей торжествует,
оставаясь при этом сакральной тайной.
Вера в трансмутацию беспомощна,
но этим и сильна.
Всё тождественно только себе.
Случившееся многажды
случилось один единственный раз.
Зато раз и навсегда.
В.Л.Рабинович.
Надежда Сапега
"СУДЬБОЙ НАПИСАННЫЙ РОМАН"
Вертуально-поэтический роман в трёх ступенях.
I ступень: «И ЧЕРНОЕ, И БЕЛОЕ» (1 и 2 части).
II ступень: «ПЕСНИ ВЕТРОВ»
III ступень: «ИГРА ТЕНЕЙ»
Дата написания стихов: 2002-2004г.
Впервые они издавались на сайте "Каменная баба", потом порознь на некоторых лит-сайтах и в соцсетях.
Стихи были собраны в "Судьбой написанный роман" в 2006г. и изданы на СТИХИ.РУ
Редакция: 2015г.