Арестъ
Когда ему крутили руки
ребята в серых пиджаках,
смотрел в брусчатку и от скуки
бросал брезгливо "эх" и «нах».
Был созерцателем примерным,
когда швыряли в автозак...
В часы войны нельзя быть нервным -
как говорил мадам Бальзак.
И вот везут Свободоградом!
Прохладой стелятся сады!
И лишь поэзия отрадой:
мычи её - на все лады.
Закончим жизнеописание,
судье подписывать года.
Платочек шёлковый в кармане
весьма испачкан, господа.
А за окном весна на убыль,
сверкает солнечная медь...
"Да хрен вам всем" - шептали губы -
"со мной придётся попотеть".
Цивилизация
Вот цивилизация, ей ещё нет сорока,
(подземные воды в огне, над горами небесные мысли).
Заря заживает на теле полоской. Река
течёт в голове, облака между веток провисли.
Итак, это утро. А хочешь ли крепкого чаю?
Его уже делает чайник. О, не обожгись
о кромку стакана - ведь губы целуют по краю.
Смотрю за окно: голубок, а под ним наша жизнь.
Из поезда
Не так уж трудно научиться
приятно в рифму говорить,
рифмуют сойка и синица:
«цвиринь-цвиринь» и «чить-чвирить».
А поезд едет сквозь рассветы,
в низинах стелется туман,
в купе рифмуются запреты
и одноразовый стакан.
Когда нет рифм, разносит эхо
пустые споры о стране.
Но в каждой фразе есть прореха:
цветёт-цветёт, в окне-окне.
За звездой
Накинешь на себя немного мирозданья
и выйдешь за звездой в гудящий рой толпы.
Пусть вслед тебе сверкнут обветренные зданья,
пока ты будешь пить и петь о чьи-то лбы.
Из паранджи окна сверкнут любви запреты.
Качнётся небосклон и ты увидишь, где ты:
склонился у ручья, звезда ещё ничья,
а щебет дней вокруг – рекламные куплеты.
Пьёшь море и грустишь. Допьёшь и выйдешь в храм,
туда где молнии блестят и смотрят вслед святые.
Легко струится смысл среди оконных рам
и падает в тебя, в твои цветные.
Плейбой и весна
Плейбой покупает в ларьке «Плейбой».
Несмотря на погодный сбой
вдалеке уже светит весной,
из щелей уже пахнет весной.
Пусть плейбою весна не впервой:
подснежники из-под полы - лишь весной.
Человек, раз нормальный – больной,
потому что свобода весной.
Что болезни? Покой никакой,
пока грудь третий номер в «Плейбой».
Ветерок то - играет с тобой,
даль щебечет: «плейбой как плейбой».
Космонавтика
Гагарин, куда ты летишь вот уже пятьдесят лет?
Неужели космос один и выхода нет?
В звёздной тиши, ты ведь вечный, скажи:
как оно там, в «больше чем жизнь»?
Глядя на звёздную пыль,
подставляя грудь стрелам комет,
не имея точных ответов,
мы поверим в любой твой ответ.
У края
В Украине, где солнце у края,
хлеб растет между строчек дождей
в птичьих рифмах. Поля аж до рая,
(где тот рай - расспросите вождей).
Рифмы вечные, сроки земные,
разливные огни городов:
уплывают слова кучевые
через край, за блокноты садов.
На футболке, висящей меж хижин,
пятна вишен: расстрел был неслышим.
Прошлогодний узор на груди
дождь стирает. Идёт Eurovision
по второму. Меня не буди.
Хата с краю стоит бастионом,
посреди гомонящих дорог,
мимо едут, звенят дальним звоном,
крутят дули, теряют сапог...
Возле тына игрушка - солдатик
охраняет обрывок земли,
а за тыном безумье галактик,
ляхи с турками, москали.
11.04.2011
Почти апрель
Великий Пост и, на контрасте, "в хлам" подростки.
Пар от земли: раскраска пустоты,
когда выходит снова на подмостки
звезда небесная, с которой ты на ты.
Весна приходит песенкою птичьей,
когда не ждали. Солнце над столбом
напоминает витаминку С. И личность
вдали легка. Далёкий «бом»
холодным ветерком разносит эхо,
пока сатир танцует возле БМВ:
меха его нарядны и прореха
на женской юбке как ответ траве,
ещё не появившейся из зёрен.
Светло, хотя в подвалах город чёрен,
плюс чёрный космос в голове.
Но снег, вдруг снег - тяжёлый и безумный,
вдруг тепловозные гудки в углах и снах.
Пустой вопрос: и кто же здесь разумный?
На перекрёстках - снега белизна…
Ведь только что смеялось тихо лето
из-за угла в зелёный кулачёк -
а вот и нет, внезапная планета
сбивает строчки интернет-поэта
на путаные тайны «ни о чём».
На перекрёстках талая вода,
а в интернетах то же что всегда -
жж знакомства, скрип крамольных песен.
На перекрёстках март и, да-да-да,
почти апрель. И городок чудесен.
Бассейн
Время ехать в бассейн, грести взад-вперёд
проплывая над плиткой страны,
там вода под телами несёт
фонари глубины.
Быть пловцом - задыхаться вне ритма пловца.
Трепыхнётся лицо над волной:
искривлённая створка лица,
взмах стальной.
Никому. Никого. Словно скользкий дельфин.
Земноводная радость в груди.
Плавниками касанье глубин
впереди.
Как ручьём стайка мыльниц, машины плывут
по асфальту. Низки облака.
Так вот – выключишь плеер и думаешь: ждут
вдалеке, а пока
ветерками щебечут и пахнут землёй
после долгой зимы вдалеке.
Все когда то вернёмся домой,
налегке.
Светофоры сияют, текут в серебре
тонировок, под мелким дождём.
Автомыльницы юркие - в виде тире -
подождём.
Вика, что ж не читаешь мою ерунду?
Ты прочти до того как вернусь.
Над спортивной звездою в дождливом саду
не сдаюсь.
Меж землёй и тобою в бассейне цветном
буду плавать, на все голоса.
Там всемирные трубы под дном:
чудеса.
Владимирский централ
Стоишь песчинкой на краю пол-мира,
а в голове какой-нибудь «владимирский централ»
перекрывает волны звёздного пространства -
цинично, унижающе базарно.
Навязчивый припевчик - точкой икс.
И знаешь: надо уходить,
но всё же невозможно оторваться
от дальних рубежей
и пропустить штрихи метеоритов.
Так ощущаешь плен - в котором много места
для суеты, для разочарований,
для снов о счастье: но домой, увы, нельзя.
Про свободу
Потому что свобода по факту побега,
потому что Фому убеждает победа,
вдруг шагнёшь за порог, в январе или мае,
и тревожно уснёшь в предрассветном трамвае.
Остановлено, сдавшись «прекрасным», мгновенье.
В небе древней рок-группы могучее пенье.
Бьёт копытом трамвай и качаются стены -
так как весь этот мир из ошибок и пены.
Как же больно внутри от того что свободно!
Сквозняками в цвету, (как вам будет угодно),
пролетает любовь твоя выше орбиты,
на которой все мы проживаем забыты.
И сверкает монеткой застывшее время,
и играет в богатство голодное племя,
неспособное к бою, ведомое к бойне -
а герой улыбается, просит: «Напой мне
про удачу мою, про меня и победу».
И в кармане рингтон у кого-то, и едут
на работу работники с песней от Цоя
про последнего этого, (здравствуй!), героя.