Гражданская лирика проект книги

Олег Демченко1
Олег Демченко

ЧТО
СЛУЧИЛОСЬ
С РОССИЕЙ?

Гражданская лирика
(проект книги)



«Да, и такой, моя Россия,
Ты всех краёв дороже мне!»

                Александр Блок









2011








 














Содержание



В предгорье Кавказа

Родился я в селе Самашки
Подкумок
Сторожевой курган
Я припомнил детство,
Мы в детстве были чистыми, как боги
Война
Лето с радостным громом
Шли берёзы – ноги босы
Вот и закончилась в мире война.
Сливы
В предгорье Кавказа
Отец
Россия, росса и рассвет с ветерком.
Сквозь глухие дожди
Брат играл мой на гармони,
Русские песни
Спит моя дочурка, по подушке
Потемневшая  баня, сарай – все как в детстве:
Детства радостный родник.

Что случилось с Россией?

Что случилось с Россией?
Забытый храм
Кинозал
Лето продано – мокнут дощатые ящики
После праздника
Журавли улетели...
Митинг на Тверском
Там, где бор шумел, гниют опилки
Нынче водки не меряно
Теперь все видят свет свободы явной,
Страна моя!
Великая Россия!
Промчалась осень, как татары по Руси:
Снегирь
Святыни
Дуб
Где вы, русские базары
Взорвался дом, и пыль осела
Выборы
Я вышел прочь... Ручей журчал в овраге.
Куда глядели вы, доверчивые русы?
Не был бы русским,
Старый дом
Журавли
Радуйтесь великим переменам!
Чем громче трубы победные
Дайте русскому народу
Их темное дело, их шапки горят.
Пожалуй, в любой деревенской избе
Российская осень,
Свобода
Метель
На шумных торгах площадей,
Братоубийство
Умер фронтовик в своей квартире
Урок Беслана
Рубежи               
Страна господ
Поля травой заросшие, а в них - дорога дальняя.
Снег валит - деревни не видать,
Уж сколько искалечено, убито
На троне в законе убийцы и воры,
Над умирающей Россией ржет «Аншлаг»,
Ра$врат
Сдать бы этот мир в починку
Мрак опустился над Россией.
От Москвы до Петербурга.
Нашествие
Железкой хряпнули узбека
Вороные
Московская прописка
Бездомная Россия
Кохана
Медали
Труба
Я смотрю на кремлевские стены
Война корней
Царь и казак
Из письма гастарбайтера
Ещё посёлок не обжит
Не святы им ни флаги, ни иконы
Расстрел с вертолёта
В столице много сникирснутых
Телевизор - замочная скважина
Проститутка
Письмо ветерана
Юбилейные медали
У воров теперь охрана,
Мои родные
Торговцы
На проводы 2010 года
Какая власть - такие песни
Русская яблоня
Князь Олег
Варлам Шаламов
Грозовой фронт
Нувориш
Вурдалаки
Добро народное ушло
В круговороте
Уж эту знаю я породу
Гимн будущей России
Не был бы русским
Умер фронтовик в своей квартире
Уж сколько искалечено, убито
На троне в законе убийцы и воры
Я смотрю на кремлевские стены.
Рассказ орнитолога


Из-под копыта Пегаса

Про жуков, суперменов и мужиков
Про дачу и милитаристскую задачу
Про выборы
Про барабан, трубу и сумасшедшего
Про зарплату
Про беспредел
Про картошку
Про соседа и козу
Про критика Придиркина
Про лошадь, про коня и про меня











































В ПРЕДГОРЬЕ КАВКАЗА





*    *    *

         Светлой памяти моего деда
          Ивана  Борисовича Чернозубова

Родился я в селе Самашки,
Когда была тепла земля.
Шмели шумели сквозь ромашки,
Как будто пули Шамиля.

Вершинами интеллигентно
Белел соседний Дагестан,
И речка Сунжа, как легенда,
текла в таинственный туман.

И тем таинственным туманом
Я душу всю заполонил:
Был дед казачьим атаманом,
Героем гор мой  прадед был.

Я б не склонялся к этим темам,
Но всё ж меня над тем селом,
Наверно, лермонтовский Демон
Коснулся на лету крылом.

Год пятьдесят седьмой... Чечены
Вернулись - началась резня.
“Аллах акбар ! “ - кривые тени
От них бросались на меня.

Жить стало там невыносимо.
Мы уезжали навсегда,
Я только помню, мчались мимо
Поля, селенья, города.

Мне было года три-четыре.
Объятья нам раскрыла Русь.
Но с той поры я, словно Мцыри,
Домой к себе куда-то рвусь.

И все ищу какой-то бури,
Какой-то доли неземной
в краю, где скачет в чёрной бурке
меж гор громадных прадед мой.

2001

Подкумок
                Дочери

Вы видели речку в предгорье - Подкумок?
Когда с гор потоками схлынут  снега,
Пудовые камни он катит, угрюмый,
вгрызается грязной волной в берега.

Бывает,  подмоет обрыв высоченный,
и рухнет огромная глыба, как гром.
- Почти полдвора себе срезал скаженный -
ругался отец, опасаясь за дом.

Шло лето. Подкумок притихшим казался -
входил в свое русло, коряг не тащил;
задумчиво, саблей сверкая казацкой,
о берег песчаный теченье точил.

И к августу он становился прозрачным,
местами не речка, а просто ручей.
Зато из глубин бочагов его  мрачных,
сгибая бамбук, я таскал усачей.

А осенью выйду на берег пустынный,
присяду на камень и думаю всласть
у отмели, пахнущей рыбой и тиной,
что молодость с вешней водой пронеслась,

что небо прохладной повеяло грустью,
что листьям осталось не долго кружить,
что хочешь, не хочешь, а катится к устью
моя непутевая быстрая жизнь.

И вот, что  еще я однажды подумал
под шум журавлино журчащей воды,
что сам я похож на бегущий Подкумок,
в который  вторично уже не войти;

что слишком обманно его мелководье:
весной не удержат поток берега,
и в омуты темных раздумий уводит
осенней порою любой перекат.
               
2004


Сторожевой курган

Курган овеян славою былинной.
Взбежал я на него -  а  вдалеке
о чем-то лес задумался предзимний,
туман поплыл холодный по реке.
Дохнуло мертвым холодом с  болота.
Камыш чуть слышно высохший шуршит.
В глухую пору птичьих перелетов
тоска меня неясная томит.

Как дым седой, плывут воспоминанья
о прошлой жизни в сказочном краю,
и журавли, привыкшие к скитаньям,
оплакивают родину свою.
Я посмотрел на них из-под ладони -
и больно стало сердцу моему.
В Подкумке постепенно солнце тонет.
Отчизна погружается во тьму.

Наверно, все вот также точно было
и много-много долгих лет назад:
такое ж солнце осенью всходило,
такой же стыл над заводью закат,
стояла та же на горе церквушка,
и тот же колокол надменно медный бил.
К набегу подготавливали пушки,
сбор в крепости трубач трубил.

Вот с этого кургана, где я замер,
где местность так таинственно глуха,
смотрел казак вдаль зоркими глазами
и ждал со стороны чужой врага.
А сколько здесь пролито было крови?
А сколько здесь затоптано могил?
Спаси Россию от нашествий новых,
архистратиг небесный, Михаил!

1972




*     *     *

Я припомнил детство,
что давно забылось,
оттого и сердце
радостно забилось.

...Жаворонок в небе,
в поле жеребенок;
в  переспелом хлебе
крики перепелок.

А за полем - речка,
а за речкой - поле.
Дом родной с крылечком.
Как легко на воле!

Как легко на воле
плакать и смеяться,
с диким ветром в поле
счастьем обменяться!

Обменяться счастьем  -
и в простор ковыльный
на  коне умчаться
по дороге пыльной!..

1981



*     *     *

 
Мы в детстве были чистыми, как боги, -
В душе поляны светлые цвели!
Когда мы шли к реке, босые ноги
едва касались утренней земли.

Жужжали пчелы в поле над гречихой
и нежно медом веяла весна,
она была счастливою и тихой, -
совсем недавно кончилась война.

Травой веселой заросли воронки,
ржавела над могилою звезда,
и пели в звонком небе жаворонки
о том, что нам доступна высота!
               
2003   





*   *   *
Война
костей немало
наломала
и разминулась
за семь лет
со мной,
оставив едкий запах аммонала
над черною воронкою лесной.

Подбитый танк…
Не сдвинется он с места -
сквозь гусеницы травы проросли.
Из каски перевернутой немецкой
с жужжаньем выбираются шмели.

И луг цветущий майским пахнет мёдом.
Не пули ночью свищут - соловьи…
Но всё ж не говори о мёртвом -
не трогай раны старые свои.

Одни с войны пришли домой со славой,
другие -  на чужбине полегли.
А нам она досталась
миной ржавой,
которую сапёры не нашли.

…Друзья бежали в рощу за грибами
и вдруг -
рвануло в гулкой тишине!..
Всей школой
мы стояли над гробами
и думали
всей школой
о войне.
2008


*      *      *

Лето с радостным громом
вкатилось в леса,
зашумело листвою,
разбрызгало тучи.
Пели птахи,
срывая в пылу голоса,
и восторженно
день прославляли грядущий.

И жилось мне в ту пору
свободно,  легко:
и арбузы  и дыни -
горою  на рынке!
Предлагали  старухи
купить молоко
или меду для пробы
отведать  из крынки.

Но в грязи у ворот,
где судачат, орут,
где убить могут в драке
за рваную трёшку,
пел безногий матрос –
во весь дых, во всю грудь:
«Эх, раскинулось море», -
хрипел под гармошку.

В бескозырку
швыряли ему медяки...
Он сидел
под ногами у многих,
раздирающий душу свою
на куски,
этот русский балтфлотец
безногий.

Разрывал он гармошку –
рыдало всё в нем!
Так широко в той песне
раскинулось море,
что соленые брызги
я стёр рукавом
со щеки,  помертвевшей
от горя.

Сколько пущено
судеб людских под откос,
сколько брошено лжи
 в наш народ
обозленной!
…А базар гомонил всё,
а лето неслось,
обдавая теплом,
 словно поезд зелённый.

(1974)







 

Шли берёзы – ноги босы
 
В предвесенние  морозы
у дороги фронтовой
забинтованы березы
русской вьюгой горевой.
Отступление, обозы…
Был неравным жаркий бой.
Шли березы - ноги босы,
по земле брели родной.

В том сражении жестоком
горе их не  обошло:
эту ранило осколком,
эту  пулей обожгло.
А вокруг снега летели,
словно шумный эшелон.
Сквозь холодные метели
снова в  роще слышу стон.

Ах, березы, ах, березы,
что вы мечетесь  в бреду?
Верно, смахивая слезы,
вы припомнили беду.
Не войны проклятой грозы,
а раскидистой  весны
прошумят  и вам, березы,
принесут другие сны.

И весной в листве зеленной
будет долго шелестеть
голос ласковый, влюбленный,
победивший жизнью смерть.
И средь вас тот голос милый
затеряется тайком,
и над братскою могилой
встанет радуга венком.

1972


  *   *   *

Вот и закончилась в мире война.
Ласточка, весточка, счастье, весна.

Вот и вернулись с фронта мужчины.
Слезы утрите, - нет плакать причины.

Сына дождалась, измучившись, мама,
а на лице его - страшные шрамы,

а на груди у него - ордена…
Вот и закончилась в мире война.

Сколько работы в селе накопилось!
Только все это -  как Божия милость!

Надо исправить больные последствия
отбушевавшего грозного бедствия.

Сбросил солдат гимнастерку в траву, -
щурясь от солнца, глядит в синеву.

Надо поправить пробитую кровлю,
землю вспахать, обагренную кровью.

Все по плечу ему здесь, все по силам.
Здравствуй, Отчизна! Здравствуй, Россия!

Ласточка, весточка, счастье, весна…
Вот и закончилась в мире война.

Прямо под сердцем засела осколком.
Ну, а работы, работы-то сколько!


2006


 




Сливы

Мать мне нарвала в саду нашем сливы.
Спелые...
Как я их в детстве любил!
Может, и был я  в те годы счастливым.
Может, и был...

Может быть,  жил на земле не напрасно.
Я невозможного вечно хотел!.
Может быть, жизнь эта вправду прекрасна,
может, я в спешке ее проглядел?

Вспомню, бывает, перроны, вокзалы...
Вижу былое - до боли,  до слез!
Может,  «люблю» ты, прощаясь, сказала,
может, признанье то ветер  унес?

Хватит об этом! Ведь все промелькнуло,
все прошумело, как бурный  поток...
Мать поседевшая робко вздохнула:
 - Что ж ты не кушаешь
сливы,
           сынок?

(1980)












*    *    *


В предгорье Кавказа
Давно устоялась
прозрачная  осень.
Отчетливо дальних  вершин
проступают  косые штрихи.
Окликнешь ушедшее лето -
и  гулкое эхо 
твой  голос  разносит
по  выцветшим склонам,
по руслу  умолкшей  реки.

В лесу облетевшем
просторно, прохладно  и  тихо ...
В  раздумчивой грусти
прошел не одну я,
наверно, версту.
Боярышник выспел,
поспела  давно облепиха,
а тёрен морозца заждался -
он  вязнет во рту.

Тепло ускользает,
и листьев рассыпанных горстка,
как ласточек стайка,
взовьется на гаснущий свет,
летит торопливо
до синих вершин Пятигорска
и дальше, и дальше -
за летом растаявшим вслед ...

(1992)




*   *   *

Россия, росса и рассвет с ветерком.
По травам душистым иду босиком.

Крещусь на церквушки сияющий крест.
Роднее и ближе не сыщется мест.

Поднялся в лучах жаворонок в зенит -
Исчез, растворился…  Но песня звенит!

Дилинь-дили-линь - детских лет бубенец:
В скрипучих санях едет степью отец.

Степь  саваном стеллится - нет ей конца,
И грустен, и радостен звон бубенца…

Дилинь-дили-линь. Посмотрю на рассвет -
Не хочется плакать о том, чего нет.

Былое – со ржавыми минами дот…
И страшно подумать о том, что нас ждёт.

А что же вверху жаворонок затих,
Как будто он высшую тайну постиг?

У птиц этих рвутся порою сердца,
Не в силах  восторг передать до конца.

…Ненужное тельце я поднял с земли -
Оно под ногами лежало в пыли.

Россия, Россия, родимая Русь!
Звенят в моём сердце и радость и грусть.

Но долго ль ещё суждено им звенеть?
Сумею ль подняться в зенит и допеть?

2011




Отец


Отец согнулся  - шуршит, строгает,
ворчит устало - судьбу ругает.
А то забудется, поет чуть слышно
у верстака, под белой вишней;
отложит в сторону свои рубанки,
достанет гвозди из ржавой банки,
брусок обструганный
с бруском сбивает
и за работой
все забывает...
Весенний ветер сирень колышет.
смеется батя, мол, всё бывает.
А в волосах его снежок колымский
который год никак не тает..

1984






*     *     *

Сквозь глухие дожди,
сквозь ночные туманы
улетел я надолго
в далекие страны ...

А на родине травы цветут,
от которых
прозревает слепой,
поднимается хворый, -
лишь заклятие надо
одно прошептать.

Там на счастье находят
в купавах подковы,
там встречается луг –
как во сне васильковый,
там меня заждалась
постаревшая мать.

Сквозь преграды пройду,
сотни бед одолею!
Но когда уже выбьюсь из сил,
заболею,
пусть меня отвезут
в отчий дом умирать.

Там на родине травы цветут,
от которых
прозревает слепой,
поднимается хворый, -
может быть, и помогут 
мне нА ноги встать ...

(1980)    
          



*      *      *

Брат играл мой на гармони,
а ее лишь только тронь,
и вперед рванутся кони -
под копытами огонь!

И серебряные звуки
из-под клавиш полетят!
Расторопно рвутся руки
песню-птицу удержать.

А её полет размашист,
а мелодия легка!
Расцвели в мехах ромашки,
как широкие луга.

Даже веет ароматом
из распахнутых лугов,
где у каждой из ромашек
пять счастливых лепестков!..

Я хочу туда обратно!
Заросли травой пути -
ни села я там, ни брата
ни родни не смог найти.

Лишь нашел избу гнилую.
Ни души …
Печальный вид!
Вспомнил песню удалую
и поник -
душа болит…

2002






Русские песни

Люблю я песни русские,
старинные люблю.
То звонкие, то грустные.
Люблю их и пою!

То разольются Волгою, -
ну, как же их не спеть! -
а то уходят долгою
дорогой через степь.

То тройкой с колокольчиком
промчаться -
жизнь светла!
А то пройдут околицей
притихшего села.

То чей-то голос ласковый
зовет за облака,
то стоны в них бурлацкие,
то смертная тоска.

А то взметнутся, бойкие,
смахнут с щеки слезу, -
разгульные, разбойные
откликнутся в лесу!

И радость в них свободная,
и каторжная грусть -
в них вся судьба народная,
в них вся родная Русь!

1984





*    *    *


Спит моя дочурка, по подушке
локоны густые разбросав.
Спят ее пушистые игрушки:
спит котенок, клоуна обняв.

Сладко спит
веселый новый мячик...
А вокруг и тихо и темно.
От настольной лампы свет горячий,
тень откинув, падает в окно.

Спит дочурка, еле слышно дышит,
платьице повесила на стул.
А над нею жуткое затишье-
сжат войны в ракетах адский гул.

Люди, для чего вам смерть слепая?
Осторожней! Не спугните сны!
Видите? - счастливо улыбаясь,
спит дочурка на краю весны.

 1983




*    *    *

Потемневшая  баня, сарай –
все как в детстве:
все тут  помню, люблю все до боли!
Но зачем я об этом?
Продается наследство  -
братья требуют выплатить доли!

Здесь не жили они,
а как плакали, пили,
поминая то мать, то отца!
Но  потом протрезвели,
меня торопили  -
с нетерпением ждали конца!

Говорю я: «Ну, вот ваши деньги.
Забирайте...»
В пустой тишине:
 «Что ж вы сделали,
деточки, детки»? -
голос матери  слышится мне.

(1988)




Детства радостный родник


Постарел я – все мне снится
детства радостный родник.
Я к нему опять приник –
пью и не могу напиться.

И прозрачные стрекозы
к чистым струям так и льнут!..
А проснусь – невольно слезы
на ресницы набегут…

2006.




               

         






























ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С РОССИЕЙ?



*     *     *

Что случилось с Россией?
Куда мы идем?
Состраданье и ненависть
в сердце моем.
Где ж она, президент,
всесоюзная  власть?
Кровь народа на лбу
у тебя запеклась!

Закрутилась рулеткой
лихая пора,
проходимцы повсюду,
воры, шулера,
проститутки, бандиты, рвачи -
каждый рад ,
каждый скажет из них,
что и он  демократ.

А  во тьме переходов
народец  другой -
там старушки
с протянутой скорбной рукой,
там, сутулясь, стоят
в стороне старики,
песней там инвалид
душу рвет на куски!..

Разбрелась по Руси
иностранная речь:
началась распродажа,-
чего, мол, беречь?
Под чужие мотивы
сбирается сброд
и знамена Отчизны своей
продает.
 
1992

 
 

Забытый храм

Ступени замшелые в оспинах.
Торчат из расщелин ромашки...
Зашел я и галки - о Господи! -
вспорхнули, черны как монашки.

И ветер, тревожный и резкий,
внезапно рванулся наружу.
А строгие древние фрески
сквозь вечность глядят прямо в душу.

1978




Кинозал

Где же выход? Он тут был! Где выход?
Не давите, здесь выхода нет.
Это хто захотел себе выгод?
Ногу, ногу! Ох, больно! Включите же свет!
Магазин ведь закроют. Забудь ты про водку.
Что за черт - ни окон, ни дверей.
Говорят, что замкнуло проводку.
Ты! Заткни свою глотку скорей!
Осторожно - ребенка раздавите!
Ой, верните мне гроши! Где мой кошелек?
Там талоны на сахар, хоть их-то оставьте!
Не проводку замкнуло - замкнули замок!
Нас забыли! Нас заперли, суки!
Сколько будут еще тут держать?
Не душите, скоты! Уберите же руки,
здесь и так уже нечем дышать!
Даже стены стенают от этого бунта,
и все давят и давят друг друга гуртом,
и, сплотившись, толпа напирает, как будто
скоро рухнет на головы гром.
Ищет выхода кровь человечья:
душно, тесно - прольётся и станет легко.
И когда понесут получивших увечья,
кто-то скажет, вздохнув: «Наконец, отлегло!»
И начнется:
«А кто был зачинщик? Кто сзывал всех?»
Ну, что за страна?
Эх, да кабы, да если б пришел сюда кинщик
и сказал сразу всем, что не будет кина.


1978



*     *     *

Лето продано – 
мокнут дощатые ящики.
Облетели дубы. 
А куда им деваться?
Под ногами
рубли шелестящие -
у деревьев и то девальвация.

Обнищали... 
А было так весело!
Обещали:
"Мы всех обеспечим!"
Хорошо б на суку
над Рублевкой повеситься
с верой в счастье народов беспечной!

Началось вымиранье предзимнее -
ни стремительных криков,
ни давки...
Тихо, холодно –
как в магазине,
где давно опустели прилавки.

(1984)




После праздника

Рассвет с перерезанным горлом
в луже лежит за городом.
Утро, глаза открывши,
дохнуло похмельной отрыжкой.
Дворник  рвоту скребет, матерясь.
Флагов подмок материал
(от дождя ли, от крови ли?)
Цинком покрытые кровли
блестят, как гробы из Афгана,
гигантских размеров достигшие...
Зубоскалят с плакатов
                двустишия.
И, точно шприц наркомана,
телебашня торчит из тумана.

(1984)




Журавли улетели ...

Окончена в поле работа -
никто до весны не придет.
Лишь пугало  средь огорода.
Кого оно, глупое, ждет?

Зачем оно осенью горькой
стоит на  холме ветровом,
как сторож - в сырой гимнастерке,
и  машет пустым рукавом ...

(1984)
 


Митинг на Тверском

         «Боже, как грустна наша Россия» !
             А.С .Пушкин при чтении “Мертвых душ “
               

Здесь все кричат:
Ноздрев и Плюшкин,
и Собакевич здесь кричит...
Лишь Александр Сергеич Пушкин,
склонивши голову, молчит.

Сплав обомшелой царской меди,
мы все пришли к твоим ногам.
Каких еще трагикомедий
не приходилось ставить нам?

Сквозь сон глухих веков, наверно,
ты  слышишь нас на том краю
свистящей бездны, где навечно
закован в музыку свою.

Ты слышишь ропот одичанья?
Ты слышишь гром
грядущих дней?..
О, командор! Твое молчанье
все тяжелей и тяжелей.
 
 (1985)


*    *     *

Там, где бор шумел, гниют опилки.
Не споткнись – пеньки  торчат вокруг.
Ночь придет – осколок от бутылки
светляком оборотится вдруг.

Не тянись к нему  - поранишь пальцы.
Доброты в проезжих людях нет:
эти проходимцы, постояльцы,
натворят непоправимых бед .

Им-то что? Загнать бы подороже
кубометры, горы сосняка!..
Милостыню просит подорожник -
вся в прожилках скорбная рука.

Что ж вы, братцы, продали Россию!
Там где бор шумел – торчат пеньки,
да ещё остались три осины,
а на них – верёвки из пеньки.

(1991) 
 




*   *   *

Нынче водки не меряно –
хоть залейся рекой
под портретами Ленина,
под простертой рукой.

Пей, Россия, без просыпа,
ничего не жалей, -
посмотри, всюду россыпи
отшумевших рублей.

Черт кричит отрибуненный:
«Распродажа знамен!
Покупай атрибутику
оттрубивших времен!»

Протрезвеешь, Рассеюшка, -
а тебя уже нет,
дым сражений рассеялся.
Все исчезло, как бред.

Смолкли крики протяжные.
Эх, едрит твою мать!
Всюду рожи продажные –
ничего не видать!

1991


*     *     *

Теперь все видят свет свободы явной,
а у меня в квартире лампа в 40 ватт
да на столе солдатик оловянный, -
такой наивный, новенький солдат.

Он молчалив.  Мне перед ним неловко,
как будто все - пустая болтовня!
Стоит он смирно, на плече - винтовка, -
он ждет приказа, жаждет он огня!

Присяге верный, горестный молчальник,
он рад служить ... А я уже устал.
Я взял его и, раскалив паяльник,
расплавил олово - и чайник запаял.

Солдат, солдат, попал ты в переделку ...
Сижу у печки, пью горячий чай.
Трещат дрова, устроив перестрелку,
летит дымок, как чьи-то души в рай.

И мысли все уносятся куда-то  -
к тем разоренным русским рубежам,
к тем новобранцам, мальчикам-солдатам,
которых стыдно убивать врагам... 

1992



*    *    * 

Страна моя!
Великая Россия!
Очнись –
ты в колдовском, тяжелом сне:
захочешь крикнуть –
и не хватит силы,
и задохнешься
в страшной тишине.
Вперед  рванешься –
неподвластны ноги,
рванешься в бой –
и не поднять руки.
И  все пути, и все твои дороги
ведут неотвратимо в тупики!
Опять в яругах волки стали рыскать,
опять вокруг звучит чужая речь.
И голову, шальную, богатырскую,
тебе снесли соломинкою с плеч.
И чужеродцам власть твою раздали,
и города твои разделены,
и женщины здесь больше не рождают,
и гибнут  без войны твои сыны ...

1993



*    *    *

Промчалась осень, как татары по Руси:
обугленные, чёрные деревья,
и колесо тележное в грязи,
и птиц последних долгие кочевья,
и запустенья русских деревень,
и заблудившийся в глухом тумане день,
и безысходный тихий-тихий дождь -
везде тоска, везде одно и то ж…
Уйди! Умри под нищенской рогожей! -
все это вызывает дрожь,
как у коня, идущего под нож,
когда он чует гибель всею кожей.

1993


Снегирь

До свиданья, снегирь. Вот и кончились сроки
снеговой канители, морозной мороки.

Открывает просторы великие солнце.
Прилетел ты проститься ко мне под оконце.

Как мы славно с тобою, снегирь, зимовали!
Были хлебные крошки – всей гурьбой пировали!

Я чуть свет поднимался на твой свист удалой.
Ты скакал по сугробам, как солдат молодой!

И навстречу друзья твои, малые птахи, -
нараспашку летят - в русской красной  рубахе!

А метель как завоет по выстывшим трубам!
Мол, сейчас я озноба поддам жизнелюбам!

Ну и что? Мы от родины не отреклись,
только крепче характером добрым сошлись.

Мы в беде научились беду забывать.
Было весело нам у окна горевать!

1994






Святыни

Когда народ плюет в свои святыни,
прольется горе горькою рекой:
нагрянет мор,
и закрома пустые
откроет смерть костлявою рукой.

И на страну слетятся иноверцы
со всех сторон, как стаи воронья,
и вздрогнет  разум,
оборвется сердце
от наглых криков, подлого вранья.

Чтобы не жить
среди руин в пустыне,
чтобы друг друга нам не убивать,
не отвергайте отчие святыни:
другим, -
поверьте, -
больше не бывать!

(1995)




Дуб

Взгляните вверх:
тяжелый и угрюмый,
железной кроной дуб восходит в облака.
Вы видите? -
объят он гордой думой
на годы долгие, на долгие века.

Что вспомнил он?
Татарские набеги,
хрип табунов,
пожаров горький дым?
Его поили кровью печенеги
и русичи справляли пир под ним.

О чем молчит он?
И луга, и пашни
молчат...
Молчит на взгорке монастырь...
Как будто бой вчера был рукопашный
и вот...
один остался богатырь.

Придет пора -
и новые побеги
дуб вознесет и шире, и  шумней ...
И грянет гром!
И праздновать  победы
вновь племя русских
сядет у корней!

 (1995)



*    *    *
                А.С. Зайцу

Где вы, русские базары -
смех, гармошка, перепляс?
Налетели, как хазары,
люди черные на нас.

По-джигитски за прилавки
уцепились крепко тут:
от России до булавки -
все, что хочешь, продадут!

Эй ты, дэвушка красывый,
покупай мой баклажан!
Вах, вах, какой он сыний!
Приэзжай в Азэрбайджан!

Выпьем мы отравы-водки,
стиснем зубы, сжав кулак,
и глядим на них, как волки:
«Проходимцы, мать их так!»

А столица им ни слова -
у нее свои дела:
блещут лысиной Лужкова
синагогьи купола.

1996
 


*    *     *

А всё-таки Россия,
а все-таки снежок,
а все-таки красиво
живем еще, дружок!

Нас пули миновали,
нас милуют враги:
везут на самосвале
к поминкам пироги.

Устав от муки крестной,
вздыхаем на пути.
Но можно в день воскресный
нам в церковку зайти,

стать со свечой грошовой
и рассказать Христу
о жизни непутевой
все-все начистоту.

1998



*     *     *

                Памяти погибших от терактов
                в Каспийске, Буйнакске, Москве,
                Волгодонске...


Взорвался дом, и пыль осела,
и догадались мы тогда,
что никому до нас нет дела,
что смерть с войны пришла сюда,

что все давно решает рубль,
что только доллару почет,
и что уже не нефть  по трубам,
а наша кровушка течет.

1999


Выборы

По всем необъятным просторам
Россию рвут взрывы на части.
Как шпалы -  гробы, по которым
дорога проложена к власти.

На выборы черные тени
безмолвно идут с похорон,
и галочки из бюллетеней
взвиваются стаей ворон.

И рты в удивленье разинув,
глядим им растерянно вслед...
Смотри, проворонишь Россию -
другой у нас родины нет.

1999






*     *     *

Я вышел прочь... Ручей журчал в овраге.
Ночь с каждым шагом делалась черней.
И начали мерещиться во мраке
кривые рожи суетных чертей.

Я в них узнал политиков знакомых,-
они делили доллары и власть,
чтобы потом на основании законном
спокойно насосаться крови всласть.

- О Господи! Когда же прекратится
весь этот шабаш? - произнес я вслух.
И грянул гром! И я перекрестился.
Разверзлась твердь - и все исчезло вдруг.
       
1999








 *    *    *


Куда глядели вы, доверчивые русы?
Вас обманули, вас ведут на смерть.
За безделушки, за пластмассовые бусы
купили ваши золото и нефть.

Забрав страну, вам ваучер вручили.
Чего еще взамен хотите вы?
Детей разврату ваших научили
и обокрали с ног до головы.

И флаг трехцветный, флаг торговый,
Затрепетав, вознесся над Кремлем.
«Все купим!» - значил он. Теперь в нем новый
смысл  обретен: «Все продаем!».

Все продается: танки, революции,
рабсила, тайны, тени на стене!..
Какие песни пошлые поются,
какой разгул безудержный в стране!

Колокола гремят - зовут молиться,
колокола давно не бьют набат.
И охраняет сытая милиция
тех, кто нас продал, тех, кто стал богат.

1999





*    *    *

Не был бы русским,
не был бы грустным,
не был бы бедным,
тощим и  бледным.

Не убивал никого,
не обвесил,
не обсчитал.
Что ж я нынче не весел?

Что ж  по стране всей
дымятся руины?
Что ж наливаются
кровью рябины?..

Свесясь башкой,
бормочу в чёрный вечер:
“Слишком доверчив я,
слишком доверчив...”

1999




Старый дом

Слегка подрагивает дом,
когда проходит поезд.
Писатель в старом доме том
слагал  о прошлом повесть.

Жужжит оконное стекло,
в шкафу звенит посуда.
А  в доме тихо и тепло –
везде следы уюта.

Но подступает к сердцу мрак
и тишь из переулка,
едва затихнет товарняк
в ночи, сырой и гулкой.

В сознанье плавают стихи,
как рыбы в тесной верше,
и различаются шаги
людей, давно умерших.

Нет в старом доме никого,-
покой стоит в нем ровно…
И слышно, как скрипят его
навечно высохшие бревна.

Здесь явь загадочней, чем сны,
и веет Русью древней,
и звездной россыпью полны
за рамами деревья.

      (1999)




Журавли

Промчалось лето и растаяло вдали
раскатистым, веселым, звонким эхом.
И вот  летят над Русью журавли,
а вслед за ними - все заносит снегом.

От мертвых пастбищ и суровых вьюг,
преодолев последнюю усталость,
умчатся птицы на счастливый юг,
а я один среди полей останусь.

Лишь на прощанье прямо в душу мне
они с небес обронят голос грустный,
и, нарастая в гулкой тишине,
он зазвучит тоскливой песней русской.

Но грусть пройдет и радостно весна
вонзит в снега лучи свои косые!
И вот тогда, воспрянув ото сна,
раздольно рассияется Россия!

И вскрикнешь ты: "Над нами журавли!
Как широко раскинуты их крылья!
Над вольными просторами земли
они летят почти что без усилья!

Они поднялись высоко в зенит,
они летят на родину в сиянье!"
И голос русский, вздрогнув, зазвенит
мелодией любви и ликованья!

2000




*     *     *

Радуйтесь великим переменам! -
спекулянт крутым стал бизнесменом,
пресса приукрасила пороки,
чтобы лишней не было мороки:
извращенцы – это голубые,
проститутки - бабочки ночные,
самые заметные страницы
занимают воры и убийцы.
А рабочий? Он в чести не очень -
настороженно относятся к рабочим.
Что-то они нынче не в почете.
Где, скажите, вы о них прочтете?

 2000


*    *    *

Чем громче трубы победные,
тем ниже гнутся горбатые, -
хлеба просят бедные,
требуют зрелищ богатые.

Все разграничено тонко,
чтоб не было нам обидно:
у одних - на груди картонка,
в руках у других - дубинка.

И все соблюдают  порядок,
все ждут какую-то квоту,
и так, разнесчастные, рады,
если найдут работу.

2000



               *   *   *

Дайте русскому народу
что ему принадлежит:
не наркотики, не водку,
не дурацкую свободу,
не болезнь с названьем СПИД, -
а вот этот лес и воду,
тишину и чистый воздух,
храм, летящий к небосводу
недра, фабрики, заводы…

Олигарх воротит морду.
Президент в ответ молчит.

2000




*    *    *

Их темное дело, их шапки горят.
"Чем хуже, тем лучше, "- они говорят.

Ищи их свищи под землею в аду.
Ан вот они все, как один, на виду!

С экранов глядят и с публичных газет.
Как призраки: тронь - и простынет их след.

Тут шутит, наверное, сам сатана .
Куда подевалась, скажите, страна?

Попробуй припомни, кто родом ты, чей?
Броди, как потерянный, в мраке ночей.

Закроешься дома - стоит у дверей
и просит напиться толпа упырей.

"Имейте же совесть!"- они говорят
и в двери железным прикладом стучат.
               
2000


*     *     *

Пожалуй, в любой деревенской избе,
хоть старенький, есть телеящик,
и смотрит народ, усмехаясь себе,
на импортной жизни образчик.

Он смотрит с усмешкой на эту грызню
господ инородных у власти,
на это бесстыдство, на эту возню,
на ор и продажные страсти.

И благо еще созерцатель не зол
и юмор имеет здоровый:
вон по двору бегает Клинтон - козел,
и Моника бродит - корова.

Чубайс - рыжий кот - заскочил на сарай,
урчит в ожиданье момента;
и машет облезлым хвостищем Шахрай,
как будто узрел президента...

Нет, русские - это не быдло, не скот,
как думают те, кто вещает.
Покамест выходит все наоборот -
народ их в скотов превращает.

2001





*    *    *


Российская осень,
кровавая дата.
Гранату бы бросить
в окно плутократа!

Авось, хоть да это
напомнит о людях,
живущих без света,
от голода лютых.

Черны и носаты,
как все ваххабиты,
враги от досады,
от кровной обиды

кричат в предвкушенье
богатой поживы,
не скрыв огорченья,
что мы еще живы.

Аферы все круче:
теракты... атаки...
Тяжелые тучи
ползут, точно танки.

Последним усильем
срывайтесь с распятий,
спасайте Россию,
славянские братья!

2001







Свобода

«Все можно! - прокаркал злодей,-
Свобода пришла - веселитесь!»
И с криками в души людей
несметные бесы вселились.

Отключены свет и вода-
все можно! - и стыд забываем,
и режем свои провода,
и братьев своих убиваем.

Наркотики, водка и СПИД
идут на страну, как цунами...
Сказал мне сосед-инвалид:
«Мы все скоро станем бомжами».

Сосед матерится и пьет,
грозит костылями кому-то,
зовет обнищалый народ
опять собираться в коммуны.

Опять горемычная голь
за вилы возьмется, возможно.
Какая великая боль
вот в этом веселом «Все можно!»

«Все можно!» - ликуют воры.
«Все можно!» - визжат проститутки...
И смех из трущобы-дыры
порою доносится жуткий.

2001



Метель

Метель - по всей России!..
Эк, намело - по грудь!
Снега летят косые
и некуда свернуть.

Гляди, собьются  кони-
задаром сгинешь вдруг....
Как при Наполеоне,
снега свистят вокруг.

Снега летят, как стрелы,
как сонм стрибожьих стрел!
И ружья поржавели,
и порох отсырел!

Нет прежнего задора,
фанфар померкла медь.
Морозец гренадеров
дерет, как злой медведь.

До Франции едва ли
своей они дойдут -
сугробы их завалят
иль волки загрызут.

Их с честью не схоронят,
не  примут небеса -
голодные вороны
им выклюют глаза!

А вслед за ними фрицы
разрозненной гурьбой
бредут, понурив лица,
дорогой древней той.

По всей Руси останки
разбросаны врагов.
Примерзли насмерть танки
среди больших снегов.

А нынче - хоть покайся-
глухая сторона
рубильником Чубайса
отключена сполна.

Бескрайняя Россия,
метель заносит путь, -
снега летят косые
и некуда свернуть.

 2001





*   *   *

На шумных торгах площадей,
на митингах, в пути
ищу людей среди людей
и не могу найти.

В толпе безликой светлым днем
многомучительно молчу,
хожу с зажженным фонарем
и человека я ищу.

Не видно лиц, а рыл полно,
не слышно слов – повсюду рык.
Мне среди бела дня темно,
к насмешкам подлым я привык.

Все дураки теперь умны –
перстом указывают вслед…
Ищу страну среди страны,
которой больше нет
 
2002


Братоубийство

Белый дом, черный дым - наши танки
бьют по нашим - почти что в упор!
Ночью вывезут тайно останки
на барже  и сожгут, будто сор.

Ну а в прошлом что было? Припомни -
и в глазах твоих станет темно:
обалдело обрушатся кони -
то Буденый, то батько Махно...

Сотни лет кровь славянская льется,
и, взойдя на былинный бугор,
хан поганый и сытый смеется,
поощряя безбожный раздор.

И в разгар наших междоусобиц,
превращая поля в пустыри,
к непонятным делам приспособясь,
богатеют средь нас упыри.

И глазами Бориса и Глеба
в каждый братоубийственный час
с высоченного синего неба
смотрят древние предки на нас.

 2003




*     *     *

Умер фронтовик в своей квартире*
с холоду и голоду... Примерз
к полу... Вот такие вот картины,
вот такой диагноз и прогноз.

Все у нас давно поотбирали,
скоро будут воздух продавать!
Ветерана ломом отдирали,-
это легче, чем отогревать.

А метель мела на всю катушку.
нету сил в телеэкран смотреть:
шепелявит в микрофон старушка,
что надежда только лишь на смерть,

что в войну намного было легче,
что тогда не мерзла так страна...
Как ей объяснить, что нам на плечи
навалилась новая война?

Фронт незрим и мерзкий враг невидим,
мрет народ спокойно, без стрельбы.
Кажется, зимой, куда ни выйдешь, -
не сугробы всюду, а гробы.

Голосуйте, голосуйте, люди,
верьте в лохотроны и успех,
только не забудьте, как в Усть-Куте
умер этот русский человек.

2003

 * Стихотворение написано на основе реального случая.




       

Урок Беслана

   сентябрь 2004 года
    

Хоронят детей в Беслане.
Теракты прошли чередой.
За похороны бесплатные
спасибо стране родной.

Капают прямо на сердце
слезы... Народ молчит.
Лица угрюмые, серые -
каждый горем убит.

Плач  по отрогам горным.
Свеча над гробом горит.
Кто-то по горло в черном
что-то там говорит.

Дескать, мы люди слабые...
Слезы на образах.
А мальчики-то кровавые
в глазах у него, в глазах.

Дети с радостью ждали,
когда прозвенит звонок,   –
изверги преподали
школьникам первый урок.

Маленьких расстреляли...
Словно в лицо удар,-
багровые листья упали
на траурный тротуар!

2004


   


Рубежи

На выход посмертного сборника стихов
А. С. Зайца («Вся жизнь», М.,2004)

Вот поэт -
Анатолий Семенович Заяц.
В этой книге стихов 
слышен плач окарины.
Он в последние дни, 
смертной мукой терзаясь,
дотянуться хотел до родной Украины.

А страна, как и он, -
вся синела рубцами!
Все под нож -
от столицы  до дальней станицы!
От Курил до Карпат
пролегли между нами,
как надрезы по телу, больные границы.

Рубежи, рубежи -
незажившие раны.
Зашумело враждою славянское поле,
и ударило  горе
в перекрестие рамы,
и душа содрогнулась от боли.

Один режет поэта,
другой - государство, -
все ножом по живому, все больно...
Анатолий Семеныч,
Вам небесное царство,
на земле Вы всего натерпелись.
Довольно!

Как живется теперь Вам 
в заоблачной куще?
Что останется нам 
от  былой Украины
в этой жизни  болезненной,
быстротекущей?
Только Ваши стихи,
только плач окарины.


2004



 
Страна господ



Ну, что глядишь ты, как Шойгу на трупы?
Союза нет, кругом сплошной развал.
Вчера прорвало в нашем доме трубы:
"Система сгнила", - слесарь мне сказал.

Ни света, ни воды теперь не будет…
Здесь, что ни день, то новая беда -
подлодки тонут, вымирают люди,
и в преисподнюю уходят поезда.

Здесь всюду слёзы, кровь и стоны,
кругом пожаров, катастроф блиц-криг!
Здесь из-под рухнувшей плиты бетонной
под аквапарком раздаётся крик.

В один конец здесь продают билеты
на обречённый самолет иль теплоход...
Здесь нищетой задавлены поэты,
и в быдло превратить хотят народ.

Могильник ядерный, подобье ада -
страна господ. Всё несуразно в ней.
Здесь дом взорвут твой, здесь из автомата
стреляют в школе маленьких детей!

Здесь оборотни-милиционеры
тебя ограбят или же убьют;
бомжей, бандитов и миллиардеров,
быстрей грибов, количества растут.

Здесь русским головы чеченцы режут
иль, как собак, их держат на цепи,
здесь слышится зубовный, злобный скрежет
и чье-то жутко-тихое «терпи».

Здесь вычеркнули прочь понятье «нация»,
здесь водку пополам с отравой пьют.
А кто у власти, те в глобализацию -
в объятия антихриста, ползут.

На мирных митингах народ орущий
друг с другом спорит - жадно, горячо...
И не дают здесь гражданам оружья,
дабы не вышло что-нибудь еще.

2004







*    *    *
 
                “Все расхищено, предано, продано,
                Черной смерти мелькнуло крыло”
                Анна  Ахматова.

Поля травой заросшие, а в них - дорога дальняя.
Селения заброшены - страна многострадальная.

Все предано, все продано, крылом взмахнула смерть.
Готов ли ты за Родину сегодня  умереть?

Путей нет к отступлению, - куда ни бросишь взгляд,
в нас першинги нацелены...  А может быть, - летят!

А вслед - в ботинках кованных каратели идут
(не  в НАТО ль застрахованы коттеджи всех иуд?)

Не зря мы деньги тратили, -  кричит их вся урла, -
и вправду демократия на землю к нам пришла.

Все  предано, все  продано, крылом взмахнула смерть.
Готов ли ты за Родину, братишка, умереть?

Взлетает пыль с обочины - пыль фронтовых дорог.
Под нами - гробы отчие, над нами - только Бог.

 2004

*    *    *
               


Снег валит - деревни не видать,
не найти тропинок поутру!
Буду здесь, тоскуя, зимовать,
как журавль, прикованный к ведру.

Буду чувства чистые таскать
из глубоких недр души своей.
Отпусти меня, моя тоска,
догонять высоких журавлей!

Все бело. Полей печален вид.
Разгулялась сельская метель.
Кандалами целый день гремит
над   колодцем старый журавель.

Но когда он закурлычет вдруг,
и, расплескивая воду из бадьи,
в небеса рванется из-под рук, -
сердце обрывается в груди!


 (1974, 2004)





 
*     *     *

Уж сколько искалечено, убито
людей по всем российским городам,
и машет целый день теледубина,
молотит бедных граждан  по мозгам.

Не видно танков, а снаряды рвутся...
Да что там танков - нет броневика!
Но всюду производит революции
неведомая, скрытая рука.

И нет борьбы, а только ходят слухи,
что чип всем скоро в голову вошьют,
что к нам пришли антихристовы слуги
и вешаться веревки выдают.
               
 2005










*    *    *

На троне в законе убийцы и воры,
и каждый степенно там что-то  речёт.
Мундир в орденах, позументов узоры –
чем больше угробит, тем выше почет.

Чем больше сворует, тем выше построит
дворец дорогому себе самому.
Куда нам до них! Подражать им не стоит –
убьют, упекут за копейку в тюрьму!

Для нас, для простого народа, - законы,
да  труд поневоле и завтра и днесь,
да водка в бутылке, да в церкви иконы
и царствие наше – на небе… не здесь.

2005






    *   *   *

Над умирающей Россией ржет «Аншлаг»,
ржут мужики, напялив бабьи юбки,
и власовский вознесся флаг
над нами, видно, тоже - ради шутки.

Заткнешь себя руками, чтобы срам
не видеть и не слышать больше,
и  думаешь: «Доколе нам,
доколе нам терпеть все это, Боже?»

Средь нищеты поёт, пирует  тварь –
в том механизме черт завел пружины.
Но ты очнись - и в колокол ударь
и разбуди победные дружины!

И в шлемах - наподобие ракет,               
полки восстанут, и, врагов смятенных
повергнув в ужас, полыхнет рассвет
над Русью грозной от щитов червленых.

Сверкнув штыками, под Бородино
поднимутся убитые солдаты,
и оборвется подлое кино
и смеха идиотского раскаты.

На полуслове смолкнет депутат
проплаченный, прокрученный, проклятый…
И во весь рост поднимется сержант,
как в сорок первом, и пойдет с гранатой.

И грянет неподкупный, грозный суд!
За чемоданы схватятся «семейства»,
но их уже ни банки не спасут,
ни бункеры…
Ну, что ж вы?
          Смейтесь!
         
 2005

Ра$врат

Семья – ячейка государства:
священен церкви в ней обряд ,-
как гниль, разваливались царства,
когда в них приходил разврат.

- Его Величество! - раскрылись
в сиянье створки. Он идет!
-Что за стгана, дгузья?
-Россия –
смешной, доверчивый народ.

На чем настаивали зелье?
Что нам подсыпали в табак?
Лет через десять протрезвели –
друг друга не узнать никак!

Утрат не счесть теперь по пальцам:
в металлолом цеха сдают,
вокруг проворные китайцы,
да горцы хитрые снуют…

Страну свою пропили даром.
Какие, брат, мы дураки!..
А рядом с нами бьют фанфары,
и пляшут в юбках мужики.

2006

*   *   *

Сдать бы этот мир в починку –
все в нем, господи, не так:
небо кажется с овчинку
от больших кровавых драк.

Друг у друга мы воруем
и друг друга предаем.
Жизнь никто не даст вторую.
Что ж мы так себя ведем?

Звон раздался с колоколен,
собирается народ…
Мир давно и страшно болен.
Кто же, кто его спасет?

2006



*   *   *
                «и не служи ему»
              Библия

Мрак опустился над Россией.
Спят мерчандайзеры босые.

Топ-менеджеры - надо ж! - спят;
как в трубы брокеры  храпят.

Спят оптом опытные дилеры,
мейджмекеры, убийцы-киллеры.

Забросив галстук под комод
спит декларант, забыв дрейз-код.

Политиканы, депутаты
уснули… Их будить не надо!

Электорат вповалку спит.
Ему, наверно, снится СПИД.

Во что вы превратились, люди?
Доколь служить вам чуде-юде?

А в небе ангелы летят
и тихо просят: «Пусть поспят».

2006

От Москвы до Петербурга

От Распутина до Путина
ничего-то не распутано,
паутиной перепутаны
на Руси пути-распутия.

Пауки во тьму попрятались,
попадешься в сеть упырью их –
будут медленно подтягивать
и говорить тебе, что принято.

А в дубах сидят разбойнички,
как присвистнут бурей-вьюгою,-
так в снегу лежат покойнички
от Москвы до Петербурга.

Будто бешеные, лошади
сквозь леса несутся в страхе
от одной до другой площади,
от одной до другой плахи.

По Сенатской Петр расхаживает,
а по Красной – Иван Грозный,
и палач топор потачивает, -
скоро суд грядет сурьезный.

Разбазарили империю –
будет вам расправа лютая…
В кабаке Лаврентий Берия
водку с горя пьет с Малютою.

2006



Нашествие

Будто бы нашествие Мамая
прут они – несметная орда:
вековой уклад Руси ломая,
мирно занимают города.

Перепродают, перекупая,
сыто ухмыляются в усы…
Правосудье – статуя слепая –
тянет на их торг свои весы.

Чаша – как настроенная мина…
Взвешивай – нет силы больше ждать!
Кто-то за два грамма героина
полстраны готов уже продать!

2006

*   *   *


Железкой хряпнули узбека -
башка в крови, пробита кость…
Зачем убили человека,
зачем на нем сорвали злость?

У неприступных стен качалась
та злоба, выхода ища,
и не ему предназначалась,
да подвернулся сгоряча.

В столицу «братьев» гонит голод,
углы снимают здесь оглы…
Но тут их ждут не серп и молот -
а двухголовые орлы.

Гостей не встретят с хлебом-солью.
Того гляди, совсем убьют…
А я их спрашиваю с болью:
«А как там  русские живут?»

Пошла страна большая юзом,
съезжает в грязь, в помойный ров…
Как флаг Советского Союза,
из-под узбека льется кровь.

2007.






Вороные

                «Се -  последние кони!»
                Юрий Кузнецов
               

Скоро выборы - всюду плакаты.
Нам листовки суют…
Разозлясь,
их бросает народ -
депутаты,
депутаты
затоптаны в грязь!

А вокруг столько рвущихся к власти -
им и хлеб и халва задарма,
а народу - сплошные напасти,
да в кармане большая дыра.

Всюду подлость, согбенные выи,
вновь предательство стало с руки -
за развал, за разврат не впервые
на княженье дают ярлыки.

Словно клички в тюрьме воровские
имена у московских господ.
«Эх вы кони мои вороные», -
ветеран в переходе поёт.

На груди у него две медали -
за отвагу, за город Берлин…
Вороные давно ускакали -
не морочь ты меня, гражданин.

Вороные давно уже сдохли,
Мерседесы не вытащат Русь,
ну а я к демократам в оглобли
запрягаться уже не берусь.

Не терзай меня аккордеоном!
Смолк старик…
А  вокруг всё равно
вороные летят эскадроном,
словно в кадрах немого кино!

2007







Московская прописка

И я когда-то не без риска
в столицу прибыл как поэт,
и за московскую прописку
потом горбатился пять лет!

Не состоял я в комсомоле, -
как вол, волок свою судьбу.
Ругался сварщик дядя Коля:
«А ну давай, тащи трубу!»

Как добросовестный рабочий
на этих улицах кривых
я был прописан каждой строчкой
тяжёлых будней трудовых.

И вот я выбрался из штольни -
из беспросветно трудных лет.
Не потому ль сегодня больно
смотреть  на этот яркий свет?

Все выше здесь возводят башни,
и всё тесней торговый ряд….
Столпотворение!..
Мне страшно -
на всех наречьях говорят!

Китайцы, турки и грузины…
Как будто чёрт мешал в котле!
В Москве средь этой мешанины
всё меньше места на земле.

Азербайджанцы и узбеки…
Не то чтоб нам угля дают -
они выписывают чеки
и чебуреки продают.

И от столицы до окраин -
до самых северных морей,
проходит каждый, как хозяин, -
таджик, чеченец и еврей…

Был в церкви -
слёзы на иконе!..
Молил спасти нас Божью мать…
Но, видно, в новом Вавилоне
друг друга людям не понять.

2008



Бездомная Россия

Заглядывая  в баки,
что ищут здесь, скажи,
бездомные собаки,
бездомные бомжи.

Избитые, обросшие,
двадцатый год подряд
копаются в отбросах.
Ты видишь, демократ?

Они нашли друг друга:
повязаны бедой,
спят вместе, если вьюга,
и делятся едой.

Смирны собачьи взоры,
но бомж шепнет им «Фас!»  -
и бешеною сворой
набросятся на вас.

И случаи бывали:
пуская в ход клыки,
прохожих разрывали
всей стаей на куски.

Здесь не собаки - волки,
страшней волков - народ:
глаза, точно двустволки,
и перекошен рот.

Они властям не верят,
они дичают тут -
все скоро озвереют,
и в клочья вас порвут!

Конечно, Бог не в силе,
но гляньте вот сюда:
во что вы превратили
народ свой, господа!

2008







Кохана

Стало слышно в потёмках далёкий ручей.
Всё весеннею силой наволгло…
От столичного шума, от подлых речей
отдохнуть я приехал сюда ненадолго.

Твоя хата тут с краю, и ты молода, -
как вот эта весна, засветилась невестой.
То ли вишня цветёт, то ли это фата,
то ль качнулась в окошке твоем занавеска.

Выходи в переулок, кохана моя, -
я тебе подарю черевички!..
Украина!..
До боли родные края!
Позабытые Богом кулички.

То, что было нам близко, теперь далеко.
Но пока делят Крым, делят Раду,
сад сбежал, как на кухне твоей молоко,
белой пеной в овраг сквозь ограду.

Соловейко запел где-то возле ручья.
Как свежа гроздь сирени тугая!
Выходи за калитку, кохана моя!
Что делить нам с тобой, дорогая?

2008

Медали

 «За мужество» медали на помойку
свалили возле киевской горы, -
отдал приказ бандеровец какой-то,
в чиновниках засевший до поры.

Героев многих не нашли награды.
Но час пробьёт - поднимется народ:
история, как ржавая граната,
ещё в руках предателей рванёт.

2008






Труба

Великое дело в стране -
затихло, затухло на свалке,
лишь слышно в глухой тишине,
как  чавкают нефтекачалки.

Качают и ночью и днём
последнюю кровь из народа…
Хоронят дельцы нас живьём.
Всё меньше вокруг кислорода.

Давно наше дело - труба
диаметром более метра,
и всё утекает туда -
пространства, финансы и недра.

Ни фабрик вокруг, ни мостов -
окрестность уже стала нищей,
и только всё больше крестов
на местном безмолвном кладбище.

Хватаем мы воздух рукой,
а им - триллионы на блюдце, -
им прямо в карманы рекой,
шурша, нефтедоллары льются.

Мы  вылетим скоро в трубу.
За что ж мы тогда воевали?
Плакат старый: «Слава труду!»
в насмешку торчит средь развалин.


2008







Война корней

Ни криков раненых,
ни топота коней,
ни выстрелов,
ни грома артиллерии, -
там,
под землей,
идет война корней
и передавливает
втихаря
артерии.

В подвалах Вия
ведьмина трава,
культурным злакам
жизни укорачивая,
вращает тяжко
корни-жернова,
на дыбу тянет,
руки выворачивая.

Не ссорятся
меньшинства-сорняки -
вот образец
глобальной толерантности!
Но под землею
и они враги -
друг друга давят
с чувством
зверской радости.

Вверху - цветочки,
а внизу - борьба
за жизненную территорию…
Там
не стучат
призывно в барабан
и не кричат
на всю аудиторию…

2009





 Царь и казак

                Посвящается разоруженцам

Царь дверью спертый полумрак
откинул и вошел в кабак,
там пьяные шумели казаки.
Сарынь на кичку! Набекрень мозги!
И лишь один не двигался никак
верхом на бочке. Был он наг,
но с саблей на боку…

И Петр обратился к казаку:
- Что ж голым здесь торчишь ты на виду?
- Все заложил проклятому жиду:
жупан, коня, рубаху и штаны -
сильны соблазны сатаны!
Прости, царь-батюшка, я пьяным был.
- А что ж тогда ты саблю не пропил?
Каменьями сияет рукоять.
Ты отхватил бы за нее червонцев пять!
- Э, государь, я саблю не отдам
на поругание жидам -
добуду саблей и одежду и коня.
Не искушай, пожалуйста, меня!

За эту преданность, веселье и печаль
царь Петр утвердил печать
Донского войска. С тех времен
на ней казак  тот самый - он
на бочке голый с саблей на боку
сидит угрюмый.
Честь и слава казаку!

2009








Из письма гастарбайтера

Мне трудно живётся в столице, дружок.
Едва встанет серое утро,
навстречу летит уже мелкий снежок,
как с щёк проституткиных пудра.

Иду на работу.
Протиснусь в метро
и, если не вывернут ногу,
вагон не взорвут, не сломают ребро,
доеду, дойду, слава богу.

А там догнивает гигантский завод -
в пустынных цехах воет ветер,
и ждёт третий месяц зарплату народ -
кричит и начальству не верит.

Но выйдет директор:
«Опять денег йок», -
и скроется снова в берлогу…
Мне трудно живётся в столице, дружок, -
пришли тысяч пять на дорогу.


2009



*   *   *

Ещё посёлок не обжит,
ещё чисты в округе реки,
а уж пила весь день визжит,
и роют, роют грунт узбеки.

Ещё деревню не снесли,
и старики в ней вроде живы,
но под ногами нет земли
у этих бедных жертв наживы.

Пришли сюда навеселе
со стряпчей свитою нацмены
и даже кладбище в селе
скупили оптом -  бизнесмены.

Но разве в этом их вина?
И что не брать, если даётся?
И для чего нужна война,
когда и так всё продаётся?

2009



*   *   *

Не святы им ни флаги, ни иконы.
Когда такое было на Руси?
В стране царят тюремные законы -
не верь, не бойся, не проси.

Они твердят: «Иначе нам не выжить.
Бандиты с каждым годом всё лютей,
а власти - те стремятся тоже выжать
последние копейки из людей.

Ты автогеном эту гниль не сваришь.
Свою припомнишь и чужую мать…
Припомнишь слово доброе «товарищ»,
да вроде его…
                некому сказать…


2009



Расстрел с вертолёта

Кипит в крови адреналин,
вертушка скачет над горами.
- Опять ты промахнулся, блин!
Пали очередями!

Архаров с вертолета бьют!
А кто-то спрыгнул, горло режет -
они их кровь из кружки пьют,
покуда свежая.

Силен неутомимый бег
архаров рыжих,
но выстрел грянул - кровь на снег
струею брызжет!

Двадцатый гибнет на снегу,
глазами гаснет плавно.
Хочу кричать - и не могу,
как под гипнозом фавна.

Архаров бьют, и кровь течет,
и сочтены их миги….
А все они  наперечет -
из Красной книги!

Архаров безнаказно бьют,
очередями с автомата!
С вертушки бьют, а в ней поют
и кроют бога матом.

Вот он,
чиновников разгул!
Для них и мы - бараны.
Все ближе вертолета гул.
…и  кровоточат раны.

Гульба взвилась под облака,
и пляшет сверху дуло.
Вдруг от внезапного рывка
барыгу ветром сдуло

и понесло в винтоворот -
на лопасть мясорубки!
И рухнул пьяный вертолет!
Где голова, где руки?..

По материалам СМИ:
«Вертолет Ми-171 разбился 9 января 2009 года в горах Республики Алтай. В результате крушения, по официальным данным, семь человек погибли, в том числе и полпред президента в Госдуме РФ Александр Косопкин. Четверым удалось выжить. Расследование дела о крушении вертолета было засекречено. По данным представителей алтайских общественных организаций, чиновники убили на охоте  28 горных баранов, что составляет около 15 процентов  мировой популяции краснокнижных животных.
К месту катастрофы никого не пускали. Тело Каймина, главного природоохранника Республики Алтай, выпавшего при стрельбе с вертолета, было страшно изрублено и разбросано, часть головы так и не нашли. Только после того как трупы и туши архаров погрузили в первый вертолет, неизвестные люди в штатском на джипах дали команду омоновцам подняться на склон и зачистить кровь на снегу. По их рассказам, снег был забрызган  животной кровью вперемешку с людской. Смотреть на нее без содрогания было невозможно!»

Вот ненасытности итог.
Такой вот случай вышел.
Так все же есть, наверно, Бог,
и Суд Его -  всех выше.

2009




*    *   *

В столице много сникирснутых:
отец их -
Даллес, может быть.
А скольких орденом Иуды
сегодня надо наградить!

Журнал откроешь ли, газету -
за них правительство горой!
Что ни политик, то Мазепа,
что ни предатель, то герой.

2009


*   *   *


Телевизор - замочная скважина:
ну, такой, ну, такой там интим!
Неудобно смотреть стало дАже нам.
Но привыкли - что делать? - глядим.

Там семейные кланы -
родители,
дети, внуки и бабушки их…
Там такие сидят развратители,
что съезжают мозги у иных.

В новостях - лишь гробы, да аварии, -
мол, пора уж и вам помереть.
Сколько можно, скажите, товарищи,
нам на всю эту пакость смотреть?

Где свершенья, дела настоящие?
Там такое плохое кино,
что мне хочется взять телеящик
да и выбросить на хрен в окно!

2009


Продажные поэты

Стали поэты почётными:
званий - не перечесть,
премий у них до чёрта,
любят сытно поесть.
Должности - трехэтажные.
Отдали дьяволу честь.
Это и  есть продажные,
это они и есть.

В книжки их залежалые
гляну брезгливо порой,
но вижу,
как Полежаева
тащат солдаты сквозь строй,
и по спине шпицрутенами, -
братцы за что же? -
бьют!
Истина - дело трудное,
невыносимый труд!

Истиной не разжалобить
паразитический класс:
сразу в солдаты разжалуют-
и под ружьё на Кавказ!
Гнали поэтов в ссылки -
к пропасти, к смерти в пасть!..
Нынче ими не сильно
интересуется  власть.

С личностными печалями -
вот уж мартышкин труд! -
сами себя напечатают,
сами себя прочтут.
Что ни стихотворение -
прёт на передний план
самоудовлетворение
или самообман.

Стали поэты слабыми -
сплетников целый рой.
Им бы возиться с бабами,
им бы играть с детворой.
Звания удостоены…
Задом глядят наперёд.
Трусы, Аники-воины,
предавшие народ.

 2009.



Проститутка

В порту стамбульском плачет проститутка,
ссутулив плечи - два поломанных крыла:
сегодня ей невыносимо жутко,
вчерашней девочке из русского села.

Хозяин-турок строг и беспощаден:
чуть что не так - наотмашь молча бьёт.
Ну, а гостей  он - чаем угощает,
кальян с поклоном медный подаёт.

Ударит в бубен - выходи на дело,
забудь, кто ты, забудь, что есть душа, -
в восточном танце вздрагивает тело,
дымясь, дурманит разум анаша.

В родном селе качаются рябины,
а здесь, где все ругаются и пьют,
её, продав обманом в секс-рабыни,
по целым дням насилуют и бьют.

Как ты могла, великая Россия,
пустить к святыням чуть ли не чертей?
Ты видишь, продают твоих красивых
и самых лучших  дочерей?

Ты видишь, девочка рыдает возле рамы?
Пусть ангелы слезу её смахнут,
и вознесутся, как ракеты, храмы,
и эту нечисть чёрную сметут!

2010




Письмо ветерана

«Товарищ Сталин, если бы вы видели,
что сделали с великою страной
враги народа и вредители!
Такое даже не сравнить с войной!

Отторгнута треть лучшей территории,
в Манхэттен превращается Москва,
про нас во все учебники истории
змеиным ядом вписаны слова.

Как после атомной бомбардировки,
промышленности сектор опустел,
и человек в промасленной спецовке
остался нынче как бы не у дел.

Сейчас в чести воры и спекулянты,
предатели теперь на высоте:
они все - расфуфыренные франты,
а мы живем в грязи и нищете.

Товарищ Сталин, нас осталось мало,
но прикажите - и нам хватит сил!
Отряхивая землю, генералы
на бой последний встанут из могил!»

Так ветеран писал…
Куда же это
письмо отправить? Некому служить.
И приказал он, не вскрывать конверта
и в гроб его с ним вместе положить

2010




Юбилейные медали

Нынче вроде легко достаются медали -
их дают старикам в юбилейные даты…
Но глядят ветераны в те суровые дали,
где им всем - восемнадцать, где они все - солдаты,
где на битву поднялась народа громада,
где «Катюшу» бойцы запевают в вагонах,
где на вражеский танк выходить им с гранатой,
где от взрыва снаряда - земля на погонах.

Там за  пядь территории  насмерть стояли,
там полки по команде вздымались с окопов,
шли в атаку сквозь визг разорвавшейся стали,
и катилось «Ура!» аж до самой Европы!..
А теперь полстраны
так… без боя, отдали -
в той земле спят убитые наши солдаты!
Пусть и вам эти были напомнят медали,
что дают старикам  в юбилейные даты.

2010




Мои родные

Судили вас,
родимые мои,
за дело или не за дело?..
Нет, не найти в стране семьи,
которую бы
пуля не задела.

Кто лёг в сырую землю на войне,
кто был прострелен,
но добрался,
выжил;
кто брал Берлин,
горел в огне
и невредимым  вышел.

А дома их,
по правде говоря,
тех, кто хотел,
чтоб люди жили лучше,
сорвав медали,
гнали в лагеря -
сердца им рвали
проволокой колючей.

Скажите мне,
мои родные,
как вы
сквозь это адище
прошли,
дворы какие проходные
к надеждам светлым вас  вели?

Молчит,
лицо склоняя,
мама,
кропит слезами
ветхое шитьё,
а у отца -
косые шрамы
перечеркнули 
всё житьё!

Одним свои
в тюрьме
стреляли в спину,
другим враги
в  бою
стреляли в грудь…
Что я скажу
сегодня сыну?
Люби Отчизну,
добрым будь?

Те в сапогах - по снегу,
те - босые…
Так снова будет, может быть?
Молчит
бескрайняя Россия -
ей страшно
правду говорить.

2010










Торговцы

Ни враги, ни вожди -
они просто торговцы.
Хоть Россию, смеясь, продадут,
хоть Христа.
Что  им люди простые? -
покорные овцы -
состригают купоны с рабочих,
как будто с куста!

Стариков и старушек
ограбят до нитки
и на яхтах своих белогрудых
в те  страны плывут,
где народная боль
в золотые спрессована слитки,
где их ждёт, улыбаясь,
довольный Абрам иль Махмуд.

Деньги - власть
и согнутые спины,
тех, кто голоден, нищ или бос.
Сомневаетесь вы?
Поглядите,
какие  на праздник дубины
приготовил для вас
уважаемый босс…

Нефть, алмазы  отсюда везут,
древесину,
а сюда - наркоту…
Вот такой оборот.
Как они ненавидят
православную нашу Россию!
Им бы вытравить напрочь
великий славянский народ!

Проходимцы, дельцы, бизнесмены, -
паразиты, шуршащие
мерзкой валютой во мгле…
Как не рухнут на них
обветшалые русские стены,
как их  терпит Господь
на облитой слезами  земле!

2010





На проводы 2010 года


Что было припомните в этом году.
Мы жили всё лето в каком-то аду:
горели торфяники, сёла, леса,
и дым выедал горожанам глаза -
мы все задыхались в проклятом дыму
на улицах, в парках, в метро и в дому!
Хотелось кричать нам, но не было сил -
и жизни людские тот дым уносил.
И засуха всюду сжигала поля,
смятенье и смуту, и голод суля.
Все ждали спасенья, все ждали дождей,
молились Христу и ругали вождей,
но засуха длилась… 
                Зато торгаши
нажились на горе людском от души.

Что было, припомните,  в этом году.
Играли в московских верхах в чехарду,
разбился с поляками вдрызг самолёт,
лупили дубинами бедный народ
менты возле стен  знаменитых кремля,
чтоб знали порядок, чтоб помнили, бля…

Но чем же закончился всё-таки год?
Москву и окрестность сковал гололёд!
Обрушилась с неба дождями вода,
ударил мороз, и от  тяжкого льда
сломались опоры подгнившие ЛЭП -
и мир Подмосковья внезапно ослеп.
Зря ёлке  кричали детишки  «Зажгись!».
Такая теперь у нас новая жизнь:
с водой, без воды - всё  одно нам беда.
Спасибо, что терпите нас, господа!


2010


Какая власть - такие песни

Сказал ведь кто-то:
«Если пушки
В пылу войны заговорят,
То Музы -
будь ты, брат, хоть Пушкин, -
Как на допросе,
замолчат».

А я скажу:
«Не правда это!»
Была  Великая война.
Духовной силою поэта
Страна в те годы
спасена.

С лихвой
всё было у фашистов -
Снаряды, крылья и броня, -
Но не было
лишь песни чистой
С порывом
честного огня.

Мы шли -
Вставай, страна огромная! -
одна винтовка на троих -
С немецкой силой биться тёмною
И побеждали всё же их!

За скромный
синенький платочек,
За раскудрявый
звонкий клён
Строчил
советский пулемётчик -
Был беспощаден
к фрицам он!

«Землянку»
пели на ночлеге,
и шли под утро
в бой опять!..
Рейхстага строгие стратеги
В чём дело,
не могли понять.

Кумекал туго
фюрер мудрый:
«Дойчланд найн
 шлягер ни одной!»
Мычали фрицы
«Вольга мутер», -
Да где с гармошкой им
губной!..

Какой размах,
какая удаль! -
Поёт Русланова бойцам!
Ах, эти песни  -
что за чудо! -
И нынче б
пригодились нам.

Но нет! -
Старательно забыли:
Певцы такие -
«не формат»,
Их заживо
похоронили,
А в песнях пошло
пляшет блат.

Теперь поют все
в новом вкусе,
Поют у древних
стен Кремля
На три прихлопа -
«Туси-пуси»,
На два притопа -
«Ты моя!»

Какая власть -
такие песни!
Танцуй бесплатно,
молодёжь!
Они бы
были интересней,
Да где за баксы
их возьмёшь?

Привозят к нам
из-за границы
И рок  и реп…
Гремят они -
И содрогаются гробницы
Царей
средь вечной тишины.


2011











Русская яблоня

Степь повсюду голая
И на сотни вёрст
Лишь один бурьянище
В человечий рост.

Ни села, ни хутора
Не видать окрест,
Ну откуда яблоня
Среди этих мест?

Старая, горбатая,
Чёрные сучки, -
Одичало дерево
И плоды горьки.

Следопыты шустрые
Объяснили мне:
«Кто-то похоронен здесь
в спешке на войне».

Засверкали заступы,
Кирки, топоры.
Кто прикопан наспех
Был тут до поры?

Оказалось –  немец…
Шёл он без дорог
С надписью на медной
Бляхе: «С нами Бог!»

Шёл в рогатой каске
С верою в блицкриг.
Не услышал сам он
Свой предсмертный крик.

Вот держу я череп
С пулевой дырой.
Что же ты оскалился,
Доблестный герой?

Для отваги шнапса
С фляжки пригубил
И попутно яблоком
Русским закусил.

Знать, со зрелым семечком
Проглотил куски,
Из него и выросло
Дерево тоски.

Посреди Европы
Надо, может быть,
Яблоню на память
Эту посадить.

Чтоб потомки рыцарей,
Родовых господ
Сморщились, отведав
Пораженья плод.

Чтоб сказали, вспомнив
Скорбные деньки:
«Яблоки раздора
до смерти горьки!»

2011


Князь Олег
               

                «Как ныне сбирается вещий Олег
                Отмстить неразумным хазарам»
                А.С. Пушкин

Где меч харалужный твой, тёзка Олег?
Не мстят нынче власти хазарам,
а те за набегом свершают набег
по волчьим дорогам по старым.

Что в поле звенит в предрассветную рань?
В отряды сбирается гнусь.
И в рабство нас гонят, и  требуют дань,
и слово забыто великое «Русь».

Над нами давно каганатит жульё.
Нас держат в обмане, твердят, что так надо…
Но имя во мраке сверкает твоё,
как щит на вратах Цареграда.

2011










Варлам Шаламов

В шестидесятых в шламе
печатных шумных слов
блеснул Варлам Шаламов
подборками стихов.

Он истины посланник -
полжизни жил во мгле,
прижавшись, словно стланик,
к простуженной земле,

и  верил, что расправит
живые ветви стих,
и что рассказов правда
подымится из книг.

Под каждою страницей
он поджигал запал,
слов золотых крупицы,
согнувшись, промывал.

Он не солгал ни разу,
но смёрзся правды грунт -
«Колымские рассказы»
посмертно издадут.

И лишь  тогда  Шаламов
стал обретать черты,
вытаивать, как мамонт,
из вечной мерзлоты.

2011







Грозовой фронт

Приближается фронт грозовой -
треск в приёмнике,  движутся тучи.
И опять  вспоминается Тютчев -
этот стих его  вечно живой.

Сам любил бы, наверно, грозу
в расторопности радостной мая,
если б молнии, копья ломая,
не грозили бы тем, кто внизу.

Нет, сегодня другая гроза:
и не высунешь носа из дома,
содрогаются судороги грома,
и слепит  автогеном  глаза.

За разрядом разряд - жуткий гул!
Летом  грозы такими бывают,
что людей наповал убивают,
словно в США электрический стул.

Снова  вспышка - разряд грозовой!
Гром над ухом пальнул, как из пушки, -
пошатнувшись, присели избушки…
И опять - смерч прошёл огневой!

И взрывается вновь динамит!
В небе снова решаются споры,
там сдвигаются с горами горы -
там сраженье скрежещет, гремит.

В тесной горенке стало темно.
Бабка шепчет чуть слышно молитву…
Вспоминая про Курскую битву,
дед глядит молчаливо в окно.

Разверзаются бездны в грозу,
продолжается чёрная месса,
и горит изреченье Гермеса
среди туч: «Что вверху - то внизу!»

«Что греметь? Разве это война?» -
дед, очнувшись, устало вздыхает
и махорку в чубук набивает
и на ливень плюет из окна.

2011






Нувориш

Лысина кепкой прикрыта, наглый живот.
Тучегонитель,  хитрец, пчеловод,
брат всем евреям, узбекам… Паша барыша
кинул Москву - на ушах ещё сохнет лапша,
сохнет у всех простаков на ушах Дорширак:
каждый - обманутый вкладчик и  лох и дурак.

Он себе выбрал жену ого-го-го -
больше не скажешь о ней ничего, -
с ней утащил из  казны ни один миллиард,
строил к приходу антихриста град,
где повторялись Гоморра, Содом,  Вавилон -
всё переплёл, перепутал старательно он.

Сколько бюджетов вкатал под асфальты дорог,
сколько построил в Москве  синагог -
был он  для многих прохвостов -  что Бог,
Только видали таких мы в гробу -
вылетел с выхлопом газа в трубу,
вслед ему слышались бесов смешки - 
в банке от вкладов остались пустые мешки.

Деньги казённые перекачал за кордон,
нам же достался Армагеддон,
грохот и гарь - ни проехать в Москве, ни пройти:
он за границей гуляет, а мы - взаперти.
В купленном замке прикрылся парчою портьер.
Вот образец нувориша, вот казнокрадства пример!


2011




Вурдалаки

Ночью позднею во мраке
На кладбище из могил
Вылезают вурдалаки,
Чтоб набраться свежих сил.
Кровь живых даёт им силы.
И смекай, коль не дурак,
Если девка шепчет «милый»,
То она - твой вурдалак.
Весь покусанный, помятый
Доберёшься кое-как
До жены…
- Где был, проклятый?
- Не поверишь! Вурдалак
Затащил в кустарник ночью.
Еле вырвался чуть свет.
Посмотрел – рубаха в клочья,
И в карманах денег нет.

Впрочем, есть средь вурдалаков
И другие – мужики.
Ходят в смокингах, во фраках,
Носят важно пиджаки.
Вот коньяк для них на блюде.
Глянут рюмочку на свет,
Выпьют, чмокнут…
Вроде люди
Лишь души в них что-то нет.

Эти кровь пьют из народа –
Из всего, из всей страны!
Такова уж их порода –
Всё же слуги сатаны.
И, свои раскинув чресла,
В учрежденье вурдалак
Так порой врастает в кресло,
Что не вытащишь никак.
Присосался, в должность впился
И не чувствует вину…
Не имперской, а вампирской
Надо б эту звать страну…

Ах, о чём я? Вурдалаки.
Да, конечно это бред,
Да, конечно, эти враки
Просто выдумал поэт.
Вообщем, верьте, да не очень.
Ну, а, может, это так.
Кто там в дверь стучится ночью?
Неужели вурдалак?

2011




*  *  *

Добро народное ушло -
И разожравшиеся рожи
Через игольное ушко
Хотят проникнуть в Царство Божие.

Шантаж, угрозы, подкуп, лесть,
Вилянье задом пред начальством -
Они смогли везде пролезть,
А здесь …  никак не получается

2011


В круговороте

Грохочет мусоропровод -
московский метрополитен.
Вот поезд снова полетел
во тьму кромешную  -  вперед!

Вновь сатана по кольцевой
нас вокруг пальца обведёт, -
и с воспалённой головой
мы видим, крУгом всё идёт!

Круговращаемся мы все!
Устроил представленье чёрт,
и, словно белка в колесе,
безумный носится народ.

«Вперёд, - кричит плакат труда, -
вперёд - к победному концу!»
Но никуда и никогда
мы не приедем по кольцу!

Мы, как в аду!... А  где-то там
летит с мигалкой шевроле -
навстречу Кремль и новый храм!..
А мы во тьме, а мы... в земле.

Но и вверху лицом к лицу
(держись за поручни, а то…)
нас кто-то кружит по кольцу…
в битком наполненных авто.

Из круга вырваться нет сил!
Попробуй их останови!
Один рванулся - и застыл
средь хлама мёртвого в крови.

2011







*    *    *

Уж эту знаю я породу -
Среди предвыборных кампаний
Их обещания народу
Приманкой кажутся  в капкане.

Уж эту знаю я натуру –
К ним только в руки попадись,
Сдерут налоговую шкуру -
Мол, то да сё, такая жизнь.

А те, кто выю гнёт покорно,
Тот тощ – едва висят штаны.
Зато погонщиков так кормят,
Что те жирней, чем кабаны.

Для них Россия неделима,
Для них делёж – как  страшный ад:
Моря и реки, и долины,
И недра  - им принадлежат.

Немало слуг у них послушных.
Кричат: «Процесс необратим!».
И не они народу служат –
Народ прислуживает им.

2011






Рассказ орнитолога*

             «Вороне где-то бог послал кусочек сыру»
             Иван Крылов


Вороны не жили в Москве так  свободно -
селились по паре одной на слободку,
старались в начале минувшего века
глухой стороной облетать человека.
Но время прошло и вороны-мутанты
в диаспоры сбились. Сердиты, лохматы,
с утра под окном дискутируют, серые,
а тем, кто их гонит,  - на головы серут.
 - Кыш, кыш! - машут люди.  Да разве разгонишь,
да разве  злодеев теперь урезонишь!
Уж поздно - вы слишком вражин расхвалили,
и выпавший сыр их напрасно  схватили.
- Украли, украли! - кричали вороны.
Собрались, мол, в стаи мы для обороны.
О, подлые твари! На самом же деле
на детские ясли они налетели.
Пикируя с криком,  детишек клевали,
и взрослым прохода весь день не давали,
пока не примчались пожарные в касках
и, будто драконов дерущихся в сказках,
они не прогнали струёй из брандспойта
орду черномазую тварей разбойных.

…Рассказ поучителен твой, орнитолог, -
процесс адаптации, видно, не долог…
Я шёл по Москве, было пасмурно, сыро,
и пахла столица похищенным сыром,
светил полумесяц  вверху мусульманский,
как призрак империи новоосманской.

2011


* Стихотворение написано на основе реального происшествия


    


 *    *    *

Я смотрю на кремлевские стены.
Эх, наш батюшка царь Иоанн,
от врагов, от боярской измены
крепко ты огораживал стан!

Только враг затаился средь близких,
и минуя осиновый кол,
приспособился ирод-Бориска
на златой государев престол.

Только вор вероломный и хитрый
то челом бьёт порой, то  копьём.
 Следом с пришлыми  подлый Лжедмитрий
примостился на троне твоём.

А другой тать - с трубою подзорной -
зрел отсель на пожары и дым
и вдруг понял: ему до позора
шаг теперь остаётся один…

............................
............................
............................
............................

Пораженья, победы, как тени,
пронеслись - и пропали вдали…
Не под эти ль высокие стены
стяги  гордого рейха  легли?

Нынче, слушая звоны курантов,
духу предков  молюсь и клянусь:
не потерпит страна оккупантов,
не иссякнет великая Русь!

2008, 2011


Гимн

Воспрянь в торжестве, рассияйся, Россия!
Пусть славы славянской светило взойдет!
Да здравствует русская доблесть и сила!
Да здравствует русский великий народ!

Славься, отечество непобедимое,
славься народов российских семья,
славься прекрасная, славься любимая,
славься бескрайняя наша земля!

От Черного моря до Белого моря,
от Балтики грозной до гордых Курил
Россия простерлась на вольном просторе
под сенью орлиных раскинутых крыл.

Знамена овеяны дымом сражений,
великою славой, великих побед,
мы с ними взойдем к небывалым свершеньям,
и новый взойдет над Россией рассвет!

Славься, отечество непобедимое,
славься народов российских семья,
славься прекрасная, славься любимая,
славься бескрайняя наша земля!

2000 г.

.



ИЗ-ПОД КОПЫТА ПЕГАСА


ПРО ЖУКОВ, СУПЕРМЕНОВ И МУЖИКОВ

Флаг у США - ух ты! - что надо!
Сразу что к чему поймёшь -
жук из штата Колорадо
на него  похож.
Вот ползет он по картошке.
Ах, жучара, сучий сын!
Оторвал ему я ножки,
бросил в  керосин.
Впрочем, что ж я? Суперменов
демократия велит
звать скорее, непременно, -
мол, везите, братцы, СПИД,
и не бойтесь - обезврежен,
закодирован народ
и обезоружен: режем
оборонку круглый год.
Мол, везите грипп куриный
и свининой - мы всё съедим!
А взамен мы вам Курилы
и Камчатку отдадим.
Меморандум пишут в МИДе, -
мол, везите к нам жуков,
приезжайте - поучите
непокорных  мужиков.
Демократы будут рады,
с хебом-солью поспешат,
даже, может, гей-парады
в честь приезда разрешат.
На уйкенд вас ждет  Россия -
вся Сибирь, Урал, Кавказ!
Приезжайте - керосина
много оченно у нас!



ПРО ДАЧУ И МИЛИТАРИСТСКУЮ ЗАДАЧУ


Вчера я поехал  на  дачу  -
На солнце
Погреть свою старую спину. Но вот
Прислали мне ноту протеста японцы, -
Мол, парень, не суйся ты в наш огород.

Мол, всё Подмосковье - леса и овраги,
Давно бы Японии нужно отдать…
И подпись стоит и печать на бумаге.
Ну, это же надо, япона их мать!

Как будто домой к себе едут китайцы -
Прут  к нам косяками - упрямый  народ!
Мы скоро у них будем бегать, как зайцы:
- Эгей, рашен-рикши, везите господ!

С Кавказа наехали к нам мусульмане:
Решили построить здесь свой халифат -
Тот пояс шахида, тот ножик в кармане
Припрятал для русских на всякий джихад.

Они нас продуктами травят и водкой,
Взрывают дома и вагоны  метро.
Эх, мать - толерантная шлюха свобода,
Как ты перед ними елозишь хитро!

Других вспоминать уже лучше не надо -
Ползут саранчой на  Российскую ширь.
Ракеты под бок нам подсунуло НАТО,
Летит над границами стелс-нетопырь. 

А я посадил этим летом картошку.
Не знаю, успею ль собрать урожай.
На сердце тревожно  и боязно трошки -
Все чтой-то нам стали теперь угрожать.



ПРО ВЫБОРЫ

Когда я стану президентом, -
ну, век мне воли не видать! -
пенсионерам и студентам
пособья буду выдавать!

Из своего из пистолета,
чтоб вам спокойствие всучить,
начну бандитов в туалетах
и оборотней всех мочить!

Всех олигархов, мафиози,
чтоб людям честным отдыхать,
заставлю - мать их так! - в колхозе
землицу русскую пахать!

Впрягу их в плуг - не дам им трактор!
Наели холку, фраера!
Я покажу им, как теракты
в метре устраивать с утра!

Когда ж ништяк везде настанет,
мы с вами будем пиво пить
или в Индийском океане
от не хрен делать ноги мыть.

В натуре все свершим культурно.
Эх, мать Россия, голосуй!
Иди, братан, скорее к урне
и бюллетень свой в дырку суй!

   

ПРО БАРАБАН, ТРУБУ И СУМАСШЕДШЕГО

Если сумасшедшему дать барабан,
будет стучать  в него, как баран, -
поднимет народ
за собой поведет.

Если сумасшедшему дать трубу,
не даст лежать даже мертвым в гробу -
будет в трубу днем и ночью трубить
(лучше б ему башку отрубить!)
и протрубит военный поход
и за собой народ поведет.

Если сумасшедшему дать власть,
будет говорить в микрофоны всласть,
и вы, сумасшедших наслушавшись слов,
станете стадом послушных ослов
и, пытаясь сказать про свои права,
 лишь крик издадите: «Иа! Иа!»


ПРО  ЗАРПЛАТУ

Моя зарплата, как заплата
на две дыры - налог, квартплата.
Когда б я был миллионером
или хотя б милиционером*
с волшебной палкой полосатой,
прожил и с этой бы зарплатой.
Но вспомнил я, что  из народа
не вышел - вот и нет дохода!
И долго думал сидя я,
когда ж придет субсидия?


* Примечание: После публикации этого стихотворения президент милицию переименовал в полицию.



ПРО БЕСПРЕДЕЛ

У воров теперь охрана,  офисы и банки, -
коли нужно, на подмогу  власть пригонит танки
или деньги из стабфонда, чтоб не чрез оффшоры,
а хоть раз раздали честно - ведь на то и воры.
Воры многие при власти - в чинодральей шкуре,
потому и по закону всё у них, в натуре.
А в кичман теперь всё больше попадает быдло:
кто спёр булку с голодухи иль кусочек мыла,
или кто пошёл на митинг против этой власти.
По башке его дубиной! *
Во какие страсти!
Паханы собрали сходку: «Что творится, братцы!
Беспредел повсюду полный! Надо б разобраться!»

*Примечание: с 2011 года вышло послабление - бить будут по другим местам.




ПРО КАРТОШКУ

Я работаю все лето,
я копаю огород,
стал похожим на атлета.
Удивляется народ:
- Загорел он, как котлета!
- Ну, ботаник! Ну, урод!

Я орудую лопатой -
бык сломал бы тут рога!
Урожай будет богатый -
запахал четыре га!

Эх, работа - не потеха!
Отдохнуть поехал я,
а когда с мешком приехал -
нет картошки ни  …!

Все, как трактором, разрыто,
на кустах висит ботва!
Вообщем, дело шито-крыто -
поработала братва.

На селе поет гармошка,
а вокруг ужасный вид!..
Хороша была картошка -
до сих пор спина болит!



ПРО СОСЕДА И КОЗУ

Пьёт не так, как люди пьют,
мой сосед по даче -
пьёт, скотина, как верблюд!
Вот опять он плачет:
"Я вчера ходил босой.
До того напился,
что в любви перед козой
с чувством объяснился.
Прочитавши мадригал,
встал я на колени,
плакал, руку предлагал
и букет сирени.
Равнодушная коза
молча мне внимала,
молча пялила глаза
и букет жевала.
Протрезвел я. Ё-мое!
Вымя, как сосиски!
Каждым вечером ее
дергают за сиськи.
Я протер свои глаза:
Вот кого звал милой!
С бородою-то коза!
Господи, помилуй!
Ох, какой же я дурак!
Мне не пить бы, братцы!-
До сих пор не знаю, как
в этом разобраться.
Не пойму я, хоть убей,
чьи вокруг тут лица.
Вы хотя бы сто рублей
дайте - похмелиться!"

Рассказал, пустил слезу -
нет ни слова фальши.
Дали денег.
Но козу
отвели подальше.


ПРО КРИТИКА ПРИДИРКИНА

Господин Придиркин
хочет меня съесть.
Вот такой знакомый -
что поделать? - есть.

Въедливо читает
он мои стихи,
через лупу смотрит -
ищет в них грехи.

Как найдёт промашку,
прибежит домой,
шум такой поднимет!
Ох, ты, боже мой!

Позвонит в полицию
и напишет в суд -
это не редакция,
там-то уж прочтут!

Господин Придиркин,
тусклые зрачки.
Дать с плеча по морде -
улетят очки!

Упадет, бедняга,
и испустит дух, -
и погибнут сразу
миллиарды мух!

Видно, в заблужденье
был я до сих пор,
ведь приносит пользу
даже мухомор!




ПРО ЛОШАДЬ, ПРО КОНЯ И ПРО МЕНЯ

Я по Красной площади -
была, ни была! -
проскачу на лошади,
вздернув удила!

К мавзолею Ленина
отлетит народ
и от удивления
приоткроет рот.

Свистнет вслед милиция -
а меня уж нет!
«Это что за птица?!» -
вскрикнет президент.

И тогда газеты
скажут про меня
и про лошадь эту,
а, может быть, - коня.

Дескать, в звонких латах,
с шашкой наголо
на коне крылатом
проскакал, мурло.

Конь, мол, вскинув крылья,
так рванул в полёт,
что аж от усилья
выронил помёт!

Создадут легенду:
«Перся напролом:
был интеллигентом -
стал почти орлом».

И над небесами
вознесут мой труд -
всё, что написал я,
оптом издадут!