Приехал грязный, неумытый,
Весь скособоченный, забитый.
Приехал прямо под весну.
Чего и как? Я не пойму.
Приехал на беду. Со свету
Сжить захотел – мене, поэту,-
Лихой, вниз падающий рубль,
Клоня судьбу ко цифре «нуль».
Но это, люди, пусточина.
Эка беда? Чему причина?
Рублишко тёртый – эка новь?
Его под зад воткнуть готовь!
Ведь нам, российцам, недосужно
Жить тяготно вот так, натужно,
И млеть в заложьи вражьих игр
От барских, ляжечесистых икр!
О да! От скупостей мертвячьих
Спасенья нет. Не бей лежачих.
От них ко Небу тянет стон –
То предсказал епископ Дрон.
«Покайтесь, нелюди и люди!» –
Он говорил. А сам в посуде
Рукою шарил стылый суп,
Со дна вздымая бурю круп.
Я вспомнил те слова святые
Затем, чтоб хромые, рябые
Любови не лишились вдрызг, -
Я в них надеждой брызжу прыск!
В Москву явясь ко Нову году,
Одел я рубище-обнову,
Обувки старые отца
И поясок от ряс скопца.
И вышел в этом одеяньи
Я на люди, вполне в сознаньи,
И стёр слезу я с детских щёк,
И сироту одел во шёлк.
Москва. Притопленный в трясине,
Придворных гад я чую ход.
Макают в чаны паладины
Неверный, призрачный народ.
С рожденья вижу я в виденьях
Загибы чёрных запятых, -
Казнить нельзя, нельзя творенье,
Творенье Божие казнить!
21 дек. 2011 г.