Рыжей краской забрызгала осень одежду и волосы.
Понеслась отмываться к воде. Торопись, замарашка!
А пшеница колени стегает игольчатым колосом,
Ставя крест в каждой клетке широкой осенней рубашки.
Пропитается ржавою кровью рукав заболоченный,
Босоногая осочкой прыткой с размаху - в осоку.
Моментально вспоровший до колышков рёбер обочины,
Узкий лист перезревшее сердце проткнёт ненароком.
И расплачется осень от боли краснеющим лакмусом,
Припечатает дождь на деревья куски телеграммы.
Помогите мне вырваться - шёпотом празднично ласковым.
Или выдайте на руки тучно-свинцовые граммы.
Доктора не идут. Вот, почуяв сырое и свежее
Меланхолии волк светлоглазый бежит через вереск.
Тут лениво куснёт, там подцепит клыком, перережет им
И трепещут уже на ветру ленты кожи. Но верезг
Бедной осени встал поперёк - не сглотнуть и не вынести.
Подавился и сдох. Голова на застынувших лапах
Тяжела вопреки узколобой эмоции сытости.
Этот волк близорук, но виновен - он чувствовал запах.
Что осталось - состарилось, выцвело патинной копотью
Истонченных страниц и асфальтовых серых пластинок.
От наплыва воюющих смыслов рубашке не лопнуть бы.
В клетке лестничной рёбер оттенки следами ботинок.
Всплески крыльев, летящих на юг, равнозначны овации
От кастрации содержания к прострации формы.
Крест кленовый на запятнанной осенью репутации
Был поставлен. Не хочешь дышать - задохнись хлороформом.
Из ребра не случилась Ева. Скособочившись, вышла я.
Прислонилась в слабости к наблюдателю-за-конторкой.
Человеческие особи управляются дышлами
Неконформных через мягкое место учит конфорка.
Отложите немного сусального вашего счастьица
Напоследок листочка два да пряничной тёплой снеди.
В знак того, что я гостья, вам более не соучастница,
Нафталином осыплю осень, придавлю пяткой меди.