Крошили шишки клесты на ветках,
А хлебный мякиш – кресты на пальцах.
Тряхнуло крепко, когда подъехал
Твой скорый поезд к одной из станций.
Заныли бухты: «Держите вора!»
И с третьей полки тебе на скулу
Свалился сидор – убиться впору –
За ним пакеты и два баула.
Удар отменный – отпали коры,
Фингал налился на зависть лампам.
Соседка сверху пристала с мокрым,
Сосед напротив микстуры капнул.
Непруха, братцы, одна не ходит:
Семь лет по зонам. Обидно. Больно.
Не крал, не дрался, ну, выпил, вроде, –
В двенадцать завтра сходить в Раздольном.
Там встретит Катя, а я побитый.
– Такое, – спросит, – твоё «с начала»?
Забился в угол несчастный мытарь.
Земля на рельсах состав качала,
Метель с трудом затирала риски
Следов звериных в открытом поле.
Три года знались по переписке.
Колёса – хором: «Три дня на воле».
Крошили шишки клесты на ветках.
Рюкзак сжимая в дрожащих пальцах,
Ты в тамбур вышел, когда подъехал
Твой скорый к лучшей из прочих станций.
В сугробы рухнула проводница.
Стряхнув с подножки ошмётки снега,
Ты исподлобья ощупал лица –
У Кати щёки красны от бега,
Сейчас заметит позорный штемпель –
Фингал проклятый – пошлёт подальше.
Вороны лают про быль и небыль,
И в этом лае так много фальши.
Но встали рядом сосед с соседкой
И проводница, и полвагона.
Сказали, мол, чемоданы метко
Влетают в скулы – без лжи и гона,
Что ты в дороге не пил, не дрался...
И взгляд смягчился, стал тёплым, прежним.
С плаката рядом вам улыбался,
Нахохлив брови, геройский Брежнев.