Мне вспомнилось, как в юности моей
Я пил вино с Эль Греко и Пикассо.
В саду Моне мне щёлкал соловей,
Мане знакомил с барменшей прекрасной.
Что зря скрывать, водил меня Ван Гог
В ночной притон в горячем южном Арле,
И Писсаро мне дружески помог
Узнать Париж сквозь дождевую марлю.
Меня не шибко жаловал Сезанн,
Отшельник, жизнь проживший нелюдимо.
Сидел, молчал, покуривал кальян -
За что его жена моя любила?!
С Тулуз-Лотреком не был я знаком
Но кажется, что были мы знакомы –
Мой друг-приятель Сашка Ермаков,
Как и Лотрек, скончался от саркомы.
Не пил я с Модильяни – очень жаль,
Ушёл он в наркотическом удушьи,
Ахматова, его любовь-печаль,
Ему дарила тело, но не душу.
С Малевичем срезались мы стократ,
Когда сидели в Сандуновских банях,
Он говорил, что жизнь - сплошной квадрат,
А я считал, что он меня болванил.
Я в "Мир искусства" забредал тогда,
Я Сомова любил, а после - Бакста.
Кандинсий мне качал свои права,
Кричал, что лучше нет его абстракства.
Но повзрослев и телом, и душой,
Я по-иному стал искусство мерить,
Мне престарелый стал Моне смешон,
Друзьями стали Рембрант и Вермеер!