Ю. Курилы. О. Кунашир.
По срезам бешеных стихий
Бреду и думаю стихи.
Из белой пены преисподней
Гроздь самоцветов под ногой,
А ветер выгнулся дугой,
Венчая первозданной сводней
Метели снежной пелену
И океанскую волну.
У скал прибрежных не легко им
Унять волнение своё,
Где над бамбуковым покоем
Смеётся дико вороньё.
Лешачий лес горелой гривой,
Овитый гадами лиан,
Стекает в Тихий океан
По руслу Тятинки игривой.
Как в чаще вересковый прутик
Стремится ввысь сквозь бурелом,
Лесник прокладывает путик.
Через бамбуки, напролом.
Заломы, мшистые кусты
Переплелись неразделимо;
Над ними тени как кресты
Текут в неведомое мимо.
Случись – хозяин босоногий -
Владыка леса островной
Зимой поднялся из берлоги
С печатью лапы костяной.
Смердит утробной гнилью брюха,
Подмял и дышит горячо,
И разговаривая глухо
Терзает спину и плечо.
Распались видимые звенья...
У края бездны задержись
Неуловимое мгновенье,
Где вся оставшаяся жизнь.
Дрожа от яростного лая,
Летят вдвоём на одного
Две лайки деда Николая-
Витим и Ветка – мать его.
С овчинку небо...
но движенье
Парализованной руки
Переместило напряженье
К стволам где горбятся курки.
Стволы отчаянным манером,
Через разодранный жилет
Направил в пасть,
И каждым нервом
Скомандовал: огонь! Дуплет!
Витим и Ветка не у дела.
Лесник забылся как во сне
У обезглавленного тела
На изувеченной спине.
Мы повторили тропы эти
Под Тятей в пепле бамбукА,
Где руки падали как плети
И выворачивала плечи
Крутая тяжесть рюкзака.
Всё было: снежные заряды,
И солнце вопреки всему,
И неприветливые взгляды,
И радость сердцу и уму.
Была сердечная тревога
И ссоры из-за пустяка,
И бесконечная дорога
По Кунаширу на Ю. Ка.