Врата

пролог

Пути людей не провидимы.
И как не жаль,
Не праведны они.
Нельзя сказать, когда с картины
Сойдут последней вехи дни.
Нельзя сказать, что сотвориться
В мозгу столетнего старца.
Нельзя сказать, когда простица,
Твой дух в туманы навсегда.

1
Тот монастырь стоит веками
Над пропастью, где нет конца.
Но ближе к небу не бывает
Монастыря и в нем старца.
И на скале он возвышаясь,
Промеж двух крайностей стоит.
Не знает места мир мрачнее,
Но и святей не знает мир.
И в темной келье
Лучик солнца
Течет из узкого окна.
Под ним старик сидит унылый
И книга лишь пред ним одна.
И все чело свели морщины
От права сознавать всю суть -
Для человека непомерно.
Поймет ли это кто-нибудь?
А река времени нещадно
Течет к зарубке той, когда
Промеж мирами безвозвратно
На век откроются врата.
И ничего уж не поделать
И не изменишь никогда.
Когда промеж тремя мирами
На век откроются врата.
Ну а пока старик во кельи
Сидит на каменном полу
И очи темные он вперил
В пергамент древний и золу,
Коей чертил он расшифровку
На старом каменном полу.
И лик подернут паутиной
Страшных страдальческих морщин -
Он видел лик страшной картины -
Исход миров слиянье в миг.
О право - нет страшнее правды,
Чем знать судьбы своей конец.
И нет судьбы страшней посланья,
Чем смерти рок преодолеть.

2
Уж звезды в небе засияли
И в высь поднялся серп луны.
А две фигуры все стояли
Промеж полночной темноты.
Их спор был долог и упорен -
Никто сдаваться не хотел.
И каждый пожалел давно уж,
Что спор тот развязать посмел.
Один твердил, что сила в правде
И миру мир бы он хотел,
Чтобы в согласье были власти
Войны не прешагнув предел,
Что люди - благие созданья,
Что миром движет лишь любовь.
Стоял на этом он нещадно -
Свое твердил он вновь и вновь.
Второй же тихо усмехался
И заявлял: "Наивен ты!
Что как младенец ты поверил в тот мир "Вселенской красоты".
Иль может капюшон напялил, так сильно, на свои глаза,
Что уж людей не видишь больше?
Взгляни в их лик, а в нем слеза.
Иль злоба, алчность или похоть...
Смирись, ведь в этом наша суть!
Что до любви? Так это сказки!
Поймешь и сам когда-нибудь."
И спор был долог и упорен -
Никто сдаваться не хотел.
И каждый пожалел давно уж,
Что спор тот развязать посмел.

3
Рассвет забрезжил за горами
Привнеся свет во тьму ночи.
И отогрел холодный камень,
Как снег в растопленной печи,
Открыл глаза заснувшим людям
Подняв из грез последний день,
Когда казалось в крепком мире
Предательски родилась щель.
И трещина пошла по камню,
Чуть отогретому огнем,
Что осветил шаги впервые
Двух спорящих во век сторон.
А люд весь удивленным взглядом
Смотрел на знаки вдоль стены.
И инквизитор твердым шагом
Двора все мерил стороны.
И вот один из толпы молвил,
Что страшна утренняя весть,
Что человечьей кровью писан
Знак на стене, и это - месть...
Второй ответил, что не видит
Ни сколь ужасных действий здесь,
Что человек в деяниях волен
И в этом своя прелесть есть.
Так потихоньку, помаленьку,
Толпа включилась в разговор.
И лишь спустя мгновенье ока
Затеплился ужасный спор:
Чего там только не кричали?
Убийца! Некромант! и Черт!
А инквизитор все угрюмый
Стоял поодаль от тех черт.

4
- Я вам твержу который раз,
И пусть не долог мой рассказ,
Но грех от этого не меньше,
Что на душе лежит сейчас:
Я старый воин и защитник,
Нашей обители людской.
Немало душ я, несмиренных,
Мечом отправил на покой.
И вот сейчас в годах почтенных
Мне спать спокойно не дает,
Страх за грехов своих прощенье
И совесть душу мне грызет.
О Падре, исповедь примите,
(Я злато вам кладу на стол)
И грех с моей души сотрите -
Я верю, в этом знаете толк.
А в молодости, в года лихие,
В венах моих бурлила кровь
И пел клинок во время битвы,
И в битву рвался вновь и вновь.
И кровь с моей души, пожалуй,
Не в силах даже вы стереть...
Но жизнь тогда казалась вечной,
Я не боялся умереть.
И рвался в бой в горячке страстной,
Рубил врага я с горяча,
И на толпу крича ужасно,
Один я рвался без меча.
"Великий воин!" - скажет кто-то,
- "Герой, что властен чудесам!".
Я же скажу: "Везучий просто,
С детства судьбой хранимый сам".
Со мной ведь были и другие,
И опытнее и храбрей,
Но их судьба не пощадила,
Ко мне она была добрей.
Но годы жизни беспокойной,
Миру отдали свой черед.
Седой старик я нынче, вольный,
Меча, что в руки не берет.
И вот еще, меня тревожит,
Что нынче в сердце моем лед,
Хотя в глазах все еще пламя
(Его то старость не берет).
- Не бойся, сын мой, грех не страшен.
Во имя правды убивал,
Во имя веры нашей славной
Ты головы с людей снимал.
Однако, грех твой, я не смею
Отмаливать - молись ты сам.
Лишь с Церковью, я - преподобный,
К таким способен чудесам.
Вздохнул старик, мешочек вынул
И высыпал, что было там
На хлеб насущный, в жертву Церкви
Он отдал - верил в чудеса.

5
Из кельи он смятеньем полный
Сиянью двинулся во след.
И кровь свою на камень пролил
Хоть и казалось муке нет
Конца...
Теперь сидит он снова,
В одежде белой но во тьме,
Что шепчет на ухо сурово:
"Сознайся и примкни ко мне!".
В темницу двери отворились
И человек шагнул к нему.
В одеждах серых путник белый
И капюшон рождает тьму.
- Сознайся старец, Грех твой страшен!
Ты чернокнижник, темный дух!
И чьей же кровью знак тот писан,
Что на стенах в нашем саду?
Неужто ты проклясть задумал
И Церковь и простой народ?
В аду за это гореть будешь
И ты, и твой проклятый род!
- Да, грешен я! Я и не спорю.
И книгу темную читал...
Но не из злобы я все это -
Коль знал бы ты - не проклинал...
- Заткнись колдун, мне мерзко слушать весь оправданья лепет твой.
Ты изучал страницы книги, что управлять может судьбой.
И ноша эта слишком тяжка для человека одного.
Эти страницы фолианта... Ты церкови отдай его.
В нас сила Бога, сила Веры.
Мы с нею совладать должны
Со злом, что кроется в тех текстах.
Со светом мы и им полны.
- Ты ли со светом, инквизитор?
Что проложил дорогу в высь,
Каплею крови, мукой, пыткой...
О, слов своих ты постыдись!
Я же читал предупрежденье -
То человеческий удел,
Но врат раскрытие не стоит,
Той доли наших земных дел.
Есть двери, что открыть не просто,
Ну а за ними пустота.
Ответ на вечные вопросы, узнаешь,
Но поймешь ль когда?
А что до крови в вашем саде,
То кровь свою я проливал.
И не жалею о том больше,
Коль надо бы и жизнь отдал.
- О, хватит трепа мракобесник!
Пергамент ведь теперь у нас,
А исповедаться успеешь -
На плаху путь тебе сейчас.
И старца взгляд тут изменился,
Но не из страха за себя. Он молвил:
"Вы открыть решили, Врата,
Мирами меж тремя?!
Они сольются воедино
И растворятся в тишине.
И Хаос будет та картина,
Словно в кошмарном, диком сне.
Не будет света, тьмы не будет.
Ни Бога и ни Черта там.
И пустоты лишь сын извечный,
Лишь Хаос воцарится там".
Услышал это инквизитор
И сердце сжалось у него.
Но молвил все же он сурово:
"На плаху! Увести его!"

6
Ужель прошло мгновенье солнца
И ночь укрыла небосвод
Парчою черной? Звезд мерцанье
Я вижу уж который год.
И новобранцем с караваном
Топчу дороги дальний путь.
Вскоре привал. Там, за горою
Мы на ночь встанем отдохнуть.
Усталость мне уж сводит ноги,
Шагали так мы целый день.
Все на восток держим дорогу
Где битвы пламя, смерти тень.
Иные спросят: "Почему же,
Ты на восток направил путь?
Неужто жизнь тебе не мила
И к смерти жаждешь ты прильнуть?"
Отчасти да, мне жизнь не мила,
Где нет души движенья в высь,
Где колебанье чувств остыло.
Из пепла дух мой возродись!..
...Я в битву рвался скалясь жадно.
Клинок весь в крови смертью полн.
И верхом крови будет жатва, -
Все стоны душ сольются в сонм.
Желанье крови мне же страшно.
Но я лишь грешный человек.
Сражаться буду я отважно,
Ведь молодость - мой кровавый век.

7
В пустынной зале полутемной
В свете камина и свечей,
Под потолком резным безмолвным,
Мерцали четверо очей.
Епископ хладным гордым взглядом
Взирал на рукопись, увы,
Что пала там, где бы не надо,
К безумным баловням судьбы.
- Епископ мой, пред казнью старец
Так яро нас предупреждал.
Возможно он и не безумец,
И статься может правду знал?
- Очнись, глупец! Ты - инквизитор,
Но веришь бредням старика,
Что из ума давно уж выжил.
Неужто Господа рука
Будет вести не нас с тобою -
Его покорных, верных слуг,
А старого монаха в кельи,
Чей дух давно заждался Суд?
А к ритуалу все готово
И я с собой зову тебя
Мы вместе в Небо путь откроем -
Врата мирами меж тремя.
Пусть суетен наш мир и грешен
Но слившись с небом навсегда
Подобны Богу станут люди
И в рай, на вечные года
Отправимся и мы с тобою
И граф, воитель, простолюд -
К Истоку все сойдут мгновенно
Весь род людской, земной весь люд.
- Подобны Богу, говорите?
Но есть ли в этом наш удел?
И по плечу ли нам с тобою
Тяжесть божественных тех дел?
Нет, мой епископ,
Я не скрою,
Что Вас покинуть я готов.
Мне врат открытия не нужно,
"Я грешен!" - я признать готов.
И молвив это инквизитор
К сиянью двинулся из тьмы.
И притворил дверь за собою
Избрав пути своей судьбы.

8
"И свет и тьма,
И зной и холод
Сойдитесь вместе навсегда.
Я именем своим молю вас,
И заклинаю вас, года.
И Вечность и мгновенье ока
В одну сойдитесь ипостась,
Врата откройте меж мирами -
Я словом вам дарую власть!" -
И лишь слова промолвив эти,
Епископ словно камень встал -
Пред ним открылся желто-красный,
Как пламя огненный портал.
И во тьме комнаты безмолвной
К нему шагнул, как яркий свет,
В одеждах белых низпосланник
Подобно ангелу одет.
И лик отмечен тем сияньем,
Той чистоты, что нет в миру
Не тронут временем, иль колебаньем.
Не описать сего перу.
- Ты ль, кто ответил на призыв мой,
Гонец небес сошел ко мне?
Ответь же, я молю смиренно.
Я чист, доверь же правду мне.
- О, поднимись с колен, епископ,
Ибо достаточно стоял.
И трижды отмолил ты грех свой,
Вокруг, что многих обуял.
И дважды тем ты приумножил,
Что благо ты творить хотел.
И что когда один остался,
Ты врат открытие посмел.
- Что же теперь, Посланник неба.
Куда теперь уж мне идти?
- Вон в те Врата, что за тобою.
Иного, уже нет пути.
И после этих слов епископ
Твердою поступью своей
Шагнул в портал, как пламя красный
И жаркий словно сто свечей.
За ним последовал и ангел,
Через плечо он бросил взгляд.
И ярок был он словно пламя,
И жарче пламени в сто крат.

9
А на закате,
В полумраке
Под светом факелов и свеч
Епископа искали, знаки
И что могло его обречь.
Среди толпы был инквизитор.
Как все искал ответа он.
Хотя в душе его обретши,
Он потерял покой и сон.
Толпа ходила круг за кругом
Смотря все, каждый уголок
Но ни епископа, ни книги
Все ж не найдя. И был в том прок?
А наверху в высокой башне
Сонмом горели сто свечей.
И тень от них лежала рядом.
Две пары было там очей.
И в зале той
Пустынной, темной,
Лицом к лицу стояли там,
Фигуры две и спор меж ними
Столь древний, что не счесть годам.

Эпилог
И менестрель закончил песню
Задев струну последний раз.
И было в дар ему молчанье.
Как был печален тот рассказ...
-И что же дальше стало с книгой?
А инквизитор? Что же с ним? -
Сказал воитель боем битый.
-Судьбой как прежде он храним.
В монастыре под его сенью
Иной возрос монахов род.
И о великих их свершеньях,
Доселе слава все идет.
А что до книги - есть приданье,
Что та лежит под стражей стен,
И рва, пещерных темных сводов,
Века не обращаясь в тлен.
Там где бессильны оказаться
Ни человек, ни даже дух.
Она созданье сил извечных,
Их детище, творенье рук.
Ее бессильны уничтожить
И свет и тьма.
И потому,
Она веками там хранится
Не свет являя и не тьму.