На свете бывают, как известно, минуты счастливые и роковые, счастливые и неудачные дни, счастливые и неблагоприятные годы и даже, в исторической перспективе, счастливые и злополучные века. Никто не мог бы сказать, что определяет эту смену вселенских капризов: законы ли вероятности или только ироническая селекция судьбы, пристрастившейся играть в астральную рулетку и норовящей поставить на кон то, что не принадлежит ей так уж безраздельно,- но очевидно, что выпадают дни, когда, к чему ни притронешься, все поет, когда, за что ни возьмешься, все удается и все, на что ни кинешь взгляд, расцветает. Точно так же как в иные дни удивляешься, что остался в живых, потому что каждый твой жест провоцирует катастрофу, каждый шаг тянет за собой несчастный случай и каждое слово - недоразумение. По тем же прихотливым и лишенным логики законам выстраиваются годы, и, оглядываясь, видишь, как неровно распределены по ним беды и радости, словно бы испытывая тебя на прочность - то водой, то пламенем, словно бы вовлекая в сомнительный конкурс, где тебе надо сначала не потерять головы от неизменного, до оскомины, счастья, а потом - не coгнуться под градом нескончаемых ударов. То же в истории: с удивлением обнаруживаешь, как за какое-нибудь одно десятилетие родились все гении, которых тот или иной народ ждал веками; видишь со страхом, как в полвека умещаются тирании, войны, преступления, восстания, эпидемии, которые не удосужились разразиться за сотни и сотни лет; открываешь некое редкостное пятилетие, когда все таланты отличаются плодовитостью и их труд находит благодарный отклик, когда слово и его смысл перестают расходиться и осмысленность появляется во всем; вдруг натыкаешься на год, когда выверты и бред оттесняются логикой и здравым смыслом с тем, чтобы в год, непосредственно за ним следующий,- по бог знает какой неприметной ошибке в расчетах, - все снова стало с ног на голову.
После таких обобщающих выкладок оставалось бы лишь пожелать человечеству сплошь безоблачных часов, дней, десятилетий и веков, если бы за всеми нашими надеждами и истинами не стояла вера, несравненно более глубокая,- что только через боль можно родить.
1986
Перевод с румынского Анастасии Старостиной